Опубликовано 02 Сен 2013 в 17:15. В рубриках: Без рубрики, для взрослых. Вы можете следить за ответами к этой записи через RSS 2.0. Отзывы и пинг пока закрыты.
В ИНТЕРЕСАХ РОССИЙСКОЙ ПЕХОТЫ
комедия в двух действиях по произведениям Саши Черного
Действующие лица первого действия
КУЧЕРЯВЫЙ, солдат
КАБЛУКОВ, солдат
ЛУКАШКА, солдат
ИПАТИЧ, фельдфебель
ОФИЦЕРЫ
МЕДПЕРСОНАЛ госпиталя
СЛУГИ
БАРЫНЯ
ТЕЩА ротмистра
ТОЛПА на улице
СОЛДАТЫ
ТАРАКАНЫ
Действие первое
Картина первая
Войсковая часть русской армии начала двадцатого века. Действие происходит в одной из казарм, в которой распо-ложена мастерская по пошиву и ремонту солдатского об-мундирования. Главный мастер — ЛУКАШКА, сидит в груде тряпья и, напевая, шьет фуражку. В дальнем углу мастерской лежат сваленные в кучу шинели, оттуда доно-сится храп. Это спят пьяные Каблуков и Кучерявый.
ЛУКАШКА (поет).
Дело было за Дунаем,
В семьдесят шестом году…
(Посмотрел в окно и подскочил в ужасе). Ребята! (Подбегает к шинелям и пинает их ногой. Храп прекращается). Ипатич идет! Тихо!
ГОЛОСА ИЗ-ПОД ШИНЕЛИ. Ты че, Лукаш? Че дерешься?
ЛУКАШКА. Тихо, я сказал! Ипатич на подходе! (Стрелой летит на свое место и продолжает работу).
ЛУКАШКА (напевает). Дело было за Дунаем, в семьдесят шестом году…
Шумно вваливается фельдфебель ИПАТИЧ. Это огромный толстый дядька с двумя «Георгиями».
ЛУКАШКА (вскакивает). Здравия желаю, ваше благородие!
ИПАТИЧ. Где Каблуков и Кучерявый?! Не ври!
ЛУКАШКА (смело врет Ипатичу в глаза). Не могу знать, ваше бла-городие!
ИПАТИЧ. Стоп, Лукаш, я знаю, ты мужик хороший, своих не про-дашь, но тут дело серьезное. В части сейчас их высокопревосходительст-во генерал Колбасин. Вдруг они кушать захочут и пойдут в офицерское собрание, а там кукушка из часов не выскакивает. Я уж ее и так и сяк — а она не кукует и все. Понял?
ЛУКАШКА. Никак нет.
ИПАТИЧ. В прошлый раз их превосходительство похвалить ее из-волили: сказали, что птичка мелодичности необычайной. А теперь спро-сит про нее: где мол? Что я ему отвечу?
ЛУКАШКА. Не могу знать.
ИПАТИЧ. Лукашка, не играй с огнем, не то время выбрал! Говори, где эти паразиты?
ЛУКАШКА. Ваше благородие, простите, в толк не возьму, зачем они вам? Кучерявый по столярной части, а Каблуков… Ну пушку может починить или сенокосилку, а часы — механизм тонкий, это для него не-досягаемо…
ИПАТИЧ. У меня, Лукаш, часовщика нет, а эти двое самые толко-вые в части, может вместе что и сообразят. Ну ладно, давай их сюда.
ЛУКАШКА. Ваше благородие, разрешите мне посмотреть. Может я справлюсь?
ИПАТИЧ. Лукаш, ну ты конечно мастер, но ты пойми: часы чинить — не кальсоны шить… Третьим в дело тебя возьму, но сначала мне этих гадов сюда подай.
ЛУКАШКА. Ваше благородие, у них сегодня выходной. Они сейчас черт знает где могут быть… Не угадаешь…
ИПАТИЧ. Я проверял, они из части не уходили, значит сейчас где-нибудь пьяные валяются… Скорее всего у тебя. Не ври!
ЛУКАШКА (горячо). Да как я могу, ваше благородие, видел от вас одну доброту… Как же я могу в такой ответственный момент вас…
ИПАТИЧ (почуял что-то). Можешь, можешь… (Нюхает воздух). Ты ведь не пьешь вроде?
ЛУКАШКА (все понял). Никак нет, ваше благородие.
ИПАТИЧ. Тогда объясни, почему у тебя здесь пахнет «Рябино-вой»? Или может я забыл, как солдатские портянки пахнут?
Принюхиваясь, идет к шинелям, как собака по следу. Раз-бросал шинели, увидел Кучерявого и Каблукова. Кучеря-вый и Каблуков медленно, неуклюже поднимаются и без-успешно пытаются вытянуться во фрунт.
КАБЛУКОВ, КУЧЕРЯВЫЙ. Здравия желаем, ваше благородие!
ИПАТИЧ (отчаянно). Гады ползучие! Черти окаянные! Вы были моей последней надеждой! Кто теперь кукушку вытащит? Как я теперь их высокоблагородию в глаза смотреть буду? А?!
КУЧЕРЯВЫЙ. Ваше благородие, мы сейчас себя либеритируем, без труда. Сейчас пойдем и все сделаем: пушку, кукушку… Что хотите…
ИПАТИЧ. Куда же я вас в таком виде поведу?! Осрамите, шельмы, на весь полк!
В мастерскую вбегает СОЛДАТ.
СОЛДАТ. Ваше благородие, их высокопревосходительство, генерал Колбасин, изволили из части отбыть. В офицерском собрании быть не из-волили. Водку им прямо в автомобиль подали… Они с аппетитом выкуша-ли и укатили… Только удивляться изволили, что вы проститься не при-шли.
ИПАТИЧ. Господи! Со мной знаменитейший генерал попрощаться хотел! А я тут с этими подлецами рассусоливаю! Все на гаупвахту на де-сять суток, шагом марш! (ЛУКАШКЕ). И ты с ними тоже. (Идет к двери. Останавливается). Черт с вами, отсидите трое суток. А потом я вам при-думаю другие воспитательные меры. С пользой для части.
Уходит. Вслед за ним уходит СОЛДАТ.
КАБЛУКОВ. Прости, Лукаш, подвели мы тебя. (Запнулся о шине-ли, падает. Говорит лежа). Лукаш, я у тебя за тумбочкой полбутылки «Ря-биновой» припрятал, дай мы с Кучерявым выпьем, а то не дойдем.
ЛУКАШКА (подает ему водку). Да вы в любом случае не дойдете.
КУЧЕРЯВЫЙ. Не дойдем, так доползем… Русского солдата какой-то «Рябиновой» не сломать. (Выпивает несколько глотков водки и падает лицом в пол).
ЛУКАШКА (выкатывает тележку для белья, укладывает на нее Каблукова и Кучерявого). Ну как, удобно?
КУЧЕРЯВЫЙ и КАБЛУКОВ мычат и пытаются петь рус-скую народную песню «Пойду ль я, выйду ль я да…»
Поехали!
Уходит с тележкой.
Картина вторая.
Гаупвахта. Утро следующего дня. Перед нами три малень-кие камеры. В них спят и ужасно храпят КАБЛУКОВ и КУЧЕРЯВЫЙ. ЛУКАШКА, прильнув лицом к решетке, пе-ресвистывается с какой-то птичкой. Появляется часовой караульной службы ВОРОНОВ.
ВОРОНОВ (грубо). Хватит свистеть! Не на гулянке… До подъема еще две минуты — живо спать!
ЛУКАШКА (смеется). Ты особо-то не лютуй, Воронов. Тебя сменят через двадцать минут, отоспишься и гуляй, а нам тут три дня перловку хлебать.
ВОРОНОВ (хмуро). Кто сменит-то? Градусов… Он всегда минуты на три-четыре опоздает. Ненавижу его, такой необязательный… Так бы и дал ему прикладом промеж глаз!
ЛУКАШКА. Совсем ты спятил, Воронов, сходи в санчасть, может тебя в канцелярскую переведут, а то ты с недосыпу и правда беду натво-ришь.
ВОРОНОВ (злобно ухмыляясь и закуривая). А что, я мо-гу…(Смотрит на часы. Орет страшным голосом). Подъем! (Курит).
КАБЛУКОВ и КУЧЕРЯВЫЙ с трудом поднимаются.
ВОРОНОВ. Живей, живей, арестанты… (Смеется).
КУЧЕРЯВЫЙ. Воронов, я знаю, что ты гад последний, но будь другом, дай затянуться.
ВОРОНОВ. Другом я тебе, Кучерявый, буду, а вот затянуться не дам. Избалуешься!
КУЧЕРЯВЫЙ. Ну и гад же ты!
ВОРОНОВ (КАБЛУКОВУ). Хочешь затянуться, Каблуков?
КАБЛУКОВ. Обойдусь. У тебя, Воронов, табачок горчит.
ВОРОНОВ. Ошибаешься, табачок мой хорош, ростовский.
Появляется ПЛЯСКИН. Это худой, сутулый блондин, се-роглазый, невзрачный. Форма сидит на нем мешком. Это вновь прибывший солдат караульной службы.
ВОРОНОВ (ПЛЯСКИНУ). Ты че, новенький?
ПЛЯСКИН. Новенький… Рядовой Пляскин.
ВОРОНОВ. Смотри Пляскин-Матраскин, когда я дежурю, опазды-вать нельзя! А то получишь… фейсом об тейбл… (Уходит).
ПЛЯСКИН (презрительно). Моветон…
КАБЛУКОВ. Родной, иди сюда.
ПЛЯСКИН подходит.
Достань нам где-нибудь по глотку, а то сгорим… Я тебе за этот подвиг на воле ведро поставлю.
ПЛЯСКИН. А зачем мне ведро? Я не лошадь… употребляю благо-разумно. (Достает из кармана блестящую фляжку, отвинчивает крышку и делает глоток). Вот мне и довольно. (Прячет фляжку в карман).
КУЧЕРЯВЫЙ (осипшим голосом, ошалело). Пляскин, что у тебя там?
ПЛЯСКИН. «Рябиновая».
ЛУКАШКА (посмеиваясь). Какое совпадение…
КАБЛУКОВ. Пляскин, поди сюда!
ПЛЯСКИН. А чего это ради мне к вам подходить? У нас с вами сейчас разное социальное положение. Вы лишены всех прав, а я человек полноценный.
КУЧЕРЯВЫЙ. Ты чего плетешь, дурак… дай водки!
ПЛЯСКИН. Ну, относительно «дурака», я без внимания… А если выпить хотите, то заработайте…
ЛУКАШКА. Ну и фрукт.
КАБЛУКОВ. А чего мы тут можем-то?
КУЧЕРЯВЫЙ (визгливо). Ты, вообще, чего хочешь-то от нас?! Солдатской крови хочешь?! Пей, гад! (Протягивает к нему руку).
ПЛЯСКИН. Кровь ваша, господа, мне и даром не нужна. У меня к вам предложение интеллектуального плана…
Пауза.
КАБЛУКОВ. Тебя как зовут, Пляскин?
ПЛЯСКИН. Сергей.
КАБЛУКОВ. Так вот, Сережа, когда я отсюда выйду, я тебе уши оторву и в разные стороны разбросаю… Ты говори толком. (Заорал). Что тебе надо?
ПЛЯСКИН (садится на стул). Успокойтесь, господа, я не так сло-жен, как кажусь… Родился я в городе Обояни, в тысяча восемьсот вось-мидесятом году, в семье служащего. Матушка моя была женщиной обра-зованной…
КАБЛУКОВ (дико ревет). Зверь! Убийца!!! Ты что не понимаешь в каком мы состоянии?! Доконать нас хочешь?!
ПЛЯСКИН. Что вы, господа, и в мыслях не было! Я же — христиа-нин. (Достает из-за пазухи толстую потрепанную тетрадь).
КУЧЕРЯВЫЙ. Вы видали христианина?! Видали? Даже Воронов — уж какая сволочь, а и то больше христианин, чем ты!
ПЛЯСКИН (открывает тетрадь). Вот здесь, господа, собрано пять-сот шестьдесят пять рассказов из солдатской жизни. По совершеннейше-му невежеству солдаты называют их сказками. А вы сами знаете — сказки вещь несерьезная…
КАБЛУКОВ. Водки дай!
ПЛЯСКИН (спокойно). Минуту! (Торжественно встает). Но не для пустяков живет Сергей Александрович Пляскин! (Поднимает тетрадку над головой). Вот этой книжечкой, я всему миру докажу, что русский пехоти-нец не какой-то там дурак маринованный, а самый что ни есть Орел! Пусть себе морячки клеши да ленточки распускают, кавалеристы чубами трясут, летчики загадочностью своей дамское воображение распаляют… пусть! А мы — пехота — умом да сметкой свое возьмем! Вот издам эту книжечку, и все поймут, какой у нас род войск самый интеллектуаль-ный… И вы, господа, мне в этом поможете…
Пауза. Арестанты потрясены.
Каждый из вас расскажет мне историю, чтобы всем стало ясно: русскому пехотинцу фитилек без масла не вставишь!
КАБЛУКОВ (тяжело). Поясни…
ПЛЯСКИН. Вы мне рассказ, я вам — водки. Чем интересней рас-сказ — тем больше налью, а если будете мне чушь всякую молоть, не дам ни капли.
КАБЛУКОВ. Сережа, неужели ты на это способен?
ПЛЯСКИН. Конечно! А как иначе? Кто из вас способен понять всю колоссальную важность дела, которое я поднимаю? Водка — единствен-ный стимул для творческого содружества. (Достает фляжку, отпивает глоток и прячет ее обратно). До подлости иногда докатываться приходит-ся… Не поверите, господа, печень величиной с утюг от чрезмерного употребления, а оно мне надо? Я без вашей родимой проживу, как без прошлогоднего снега… Но я всего себя положил на алтарь искусства! Без колебаний.
КУЧЕРЯВЫЙ. Пока ты нас положил на алтарь своего искусства!
ПЛЯСКИН. Ну так в чем дело? Условия, я надеюсь, ясны — начи-найте, я весь внимание…
КУЧЕРЯВЫЙ, КАБЛУКОВ (орут, перебивая друг друга). Мы со-гласны на твои условия, злодей! Но ты пойми, что в таком состоянии ни-чего путного в голову прийти не может, потому что она болит! Дай хоть по глотку, в себя прийти, а потом этих историй мы тебе на ведро водки расскажем… Только успевай записывай…
ПЛЯСКИН. Ну, если только авансом. (Достает фляжку и в крохот-ную крышку наливает немного водки). Прошу вас.
КАБЛУКОВ и КУЧЕРЯВЫЙ выпивают по глотку.
ЛУКАШКА (ПЛЯСКИНУ). Мне не наливай, я молоканин, нам нель-зя. Но ради такого дела рассказик у меня найдется.
ПЛЯСКИН. В первый раз встречаю человека бескорыстного и с по-нятием.
КАБЛУКОВ. Хорошая водка.
КУЧЕРЯВЫЙ. Да, проникает…
КАБЛУКОВ. Еще есть?
ПЛЯСКИН. Естественно. (Вытаскивает из-за голенища огромную фляжку золотистого цвета).
КАБЛУКОВ (КУЧЕРЯВОМУ). Начинай…
КУЧЕРЯВЫЙ. Было это прошлым летом. Посылает меня фельдфе-бель к полковому адъютанту, чтобы на карточный столик дорогого дерева глянец навести. Поскольку столик этот на именинах водкой залили. А мне что-ж: с лагеря от занятий почему не освободиться; работа легкая — своя, задушевная, да и адъютант не такой жмот, чтоб солдатским потом пользоваться. Полтинничек всегда отстегнет.
Ну вот, сижу я у него в гостиной на полу лаком-сандараком столик нати-раю, упарился весь, разогрелся, гимнастерку на пол бросил, рукава у нижней рубашки засучил. Только дух перевел, ладонью пот со лба вытер, поднял глаза — барыня в дверях стоит — молодая вдова, у которой адъю-тант по сходной цене фатеру сымал. Из себя аккуратненькая, личико тоже — не отвернешься. Ужели адъютант у корявой жить станет.
Гостиная в доме. КУЧЕРЯВЫЙ сидит на полу, за ним на-блюдает БАРЫНЯ.
БАРЫНЯ. Упрели, солдатик?
Увидев барыню, КУЧЕРЯВЫЙ вскакивает и пытается на-деть гимнастерку.
БАРЫНЯ. Нет, нет, гимнастерку не трожьте! (Осматривает Кучеря-вого). Как сложен чудесно! Ну просто Антиной! Этот мне подходит. (Уходит).
КУЧЕРЯВЫЙ. Ишь ты, с жиру перила грызет… Мало ей адъютан-та…
Входит АДЪЮТАНТ.
АДЪЮТАНТ (посмеивается). Ну что, Кучерявый, справился?
КУЧЕРЯВЫЙ. Так точно.
АДЪЮТАНТ (осматривает работу). Ловко насандалил, молодец! Блестит, как новенький.
КУЧЕРЯВЫЙ. Рад стараться, ваше скородие. Только извольте при-казать, чтобы до завтрева окон не отпирать, пока лак не окреп. А то май-ская пыль налетит, столик затомится… Работа деликатная. Разрешите ит-тить?
АДЪЮТАНТ. Нет, братец, постой. Одну работу справил, другая прилипла. Барыне ты очень понравился, барыня лепить тебя хочет, понял?
КУЧЕРЯВЫЙ (вздрогнул). Никак нет.
АДЪЮТАНТ. Ну ладно. Не понял, так барыня тебе разъяснение даст. (Дает Кучерявому рубль).Спасибо тебе за работу. Хороший ты мас-тер. (Уходит).
КУЧЕРЯВЫЙ берется за гимнастерку. В этот момент появляется БАРЫНЯ.
БАРЫНЯ. Как тебя зовут, солдатик?
КУЧЕРЯВЫЙ. Иван Кучерявый.
БАРЫНЯ отодвигает портьеру и открывает внутренние покои дома. Это большая полукруглая комната, заставленная статуями греческих и римских богов. Кое где на полу лежат фрагменты работ: руки, ноги, голо-вы.
БАРЫНЯ. Вот, посмотрите. Все кругом — мои работы. Вот вы, Ку-черявый, по красному дереву мастер, а я из глины леплю. Только и раз-ница. Ваша, например, политура, а моя — скульптура… В городе мону-менты, скажем, понаставлены, те же самые идолы, только в окончатель-ном виде.
КУЧЕРЯВЫЙ. Как, сударыня, возможно? На монументах герои в полной парадной форме на конях шашками машут, а энти, без роду без племени, ни к чему. Разве таких чертей в город выкатишь?
БАРЫНЯ (улыбаясь). А вот и ошиблись. В Питере не бывали? То-то и оно. А там в Летнем саду беспорточных энтих сколько угодно. Кото-рый бог по морской части, которая богиня бесплодородием заведует. Вы, солдат, грамотный, следует вам знать.
КУЧЕРЯВЫЙ. Как же возможно, погань такую, меж деревьев ста-вить? Столичный сад — там же начальство ходит!
БАРЫНЯ (смеется). Скажите, как вы за начальство беспокоитесь… (Достает из сундучка белую мохнатую простынь, по краю обшитую кума-човой лентой. Подает солдату). Вот вам заместо крымской епанчи. Рубаху нательную сымайте, мне она без надобности.
Ошалел КУЧЕРЯВЫЙ, стоит столбом, рука к вороту не поднимается.
Ну что же вы, солдатик? Мне ж только до пояса — одуванчик какой мона-стырский… Простынку на правое плечо накиньте, левое у Антиноя завсе-гда в натуральном виде.
Не успел КУЧЕРЯВЫЙ опомниться, БАРЫНЯ простынь у него на плече огромной бляхой скрепила. Посадила его на высокий табурет. КУЧЕРЯВЫЙ сидит ни жив, ни мертв, злой и красный. БАРЫНЯ рассматривает его со всех сто-рон.
БАРЫНЯ. В самый раз! Вот только стригут вас, солдат, низко — мышь зубом не схватит. Антиною беспримерно кудельки полагаются… Мне для полной фантазии завсегда с первого удара модель по всей форме видеть надо. Ну, этой беде пособить не трудно. (Вынимает из сундучка парик с белыми длинными локонами и надевает его на Кучерявого. А сверху закрепляет парик золотым обручем. Оглядывает его). Ох, до чего натурален! Известкой бы вас побелить, да в замороженном виде на поста-мент поставить — и лепить не надо… (Замешивает глину. Работает).
КУЧЕРЯВЫЙ. А из каких он, Антиной энтот будет? В богах басур-манских значился, либо на какой штатской должности?
БАРЫНЯ. При крымском императоре Андрияне в домашних кра-савцах состоял.
КУЧЕРЯВЫЙ. Скажите, тоже, барыня… При императоре либо фли-гель-адъютанты, либо обер-камердинеры полагаются. На кой ляд ему при себе хахаля такого в локонах содержать…
БАРЫНЯ (смеясь). В те времена так для престижа полагалось… (Морщится). Что такое? Что за запах? (Кричит). Ну-ка, идите сюда!
Из-за портьеры появляется Федор, денщик адъютанта и Варвара, кухарка. Их буквально трясет от смеха.
Прекратите смеяться!
Федор и Варвара пытаются остановиться, но у них плохо получается.
Сколько раз я вам говорила, не ешьте дома чеснок! Я не выношу этот за-пах, я от него погибаю! Вот вам полтинник, купите себе мешок жареных семечек, и чтобы два часа вас в доме не было!
Федор и Варвара уходят.
Вот наказание, солдатик, не выношу запаха чеснока, лука и редьки, а прислуга моя без этого жить не может… Ну ладно, будем работать даль-ше, только я подышу немного… (Высовывается в окошко).
КУЧЕРЯВЫЙ (косится в зеркало). Ишь, срамота… Мамка не мамка, банщик не банщик — так расфасонила, что хочь в балаганах показывай.
БАРЫНЯ. Нет, не могу больше здесь находиться… Душит меня чеснок…
В окнах появляются головы прислуги и мальчишек, кото-рые давятся от смеха и передразнивают Кучерявого.
Ну-ка, вон отсюда! Пошли, пошли…
Головы исчезают.
Вот вам, солдатик, денежка, завтра вас жду с утра, с десяти… Павел Про-копич с вашим начальством договорится. Ну, всего вам доброго, а я пой-ду в сад погуляю.
Затемнение.
Лагерь. Палатки. Рядом с палаткой прогуливается ИПА-ТИЧ. Появляется КУЧЕРЯВЫЙ.
ИПАТИЧ. С легким паром. Отпалировался?
КУЧЕРЯВЫЙ. Так точно. Столик в полную форму произвел.
ИПАТИЧ. Ты мне столиком не козыряй… Барыня-то до коих пор тебя вылепила-то? Антигноем заделался. Смотри, в Питер на выставку идола твоего пошлет, заказов не оберешься.
Солдаты вокруг, подошедшие к разговору, смеются.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ. Ишь ты, доброхот! Такие-то тихие, можно ска-зать и достигают.
ВТОРОЙ СОЛДАТ. В корсет его засупонила. Лепись!
ТРЕТИЙ СОЛДАТ. Ен и сам вылепит… Ай да Кучерявый, первую роту не посрамил.
Мимо идут ротный с батальонным. Все вытягиваются во фронт.
БАТАЛЬОННЫЙ. Антигной?
РОТНЫЙ. Он самый. Ну что же, Кучерявый, угодил?
КУЧЕРЯВЫЙ. Не могу знать, ваше скородие.
Все смеются.
БАТАЛЬОННЫЙ. Ну, ступай, отдохни. Замаялся, поди… Ишь, орел какой… Можно сказать — выбрала!
Все смеются. КУЧЕРЯВЫЙ заскакивает в палатку, хватает винтовку и начинает ее с остервенением чистить.
Затемнение.
Утро. Рота выстраивается перед палаткой. ИПАТИЧ под-ходит к КУЧЕРЯВОМУ.
ИПАТИЧ. Собирайся, гоголь. Адъютант вестового присылал, чтобы беспременно тебе кажное утро у барыни лепиться… Портянки-то свежие надень — либо носки тебе фильдебросовые из штаба округа прислать? (Смеется).
КУЧЕРЯВЫЙ (чуть не плача). Ослобоните, господин фельдфебель, заставьте за себя Бога молить. За что же я в голой простыне на весь полк позор принимать буду? Уж я вашей супружнице в городе опосля маневров так кровать отполирую, что и у игуменьи такой не найти.
ИПАТИЧ. Не подсыпайся, братец, не могу. Ты солдат старатель-ный, сам знаю. Да как быть-то? Ротный из-за тебя с полковым адъютан-том в раздор не пойдет… Потерпи, Кучерявый… Однако ты там смотри — в адъютантский котел с солдатской ложкой не суйся. Адъютант у нас серьезный. Ступай. (Уходит).
КУЧЕРЯВЫЙ (один). Вот и позавтракал: селезень и тот упирается, когда его резать волокут, а солдат и серьгой тряхнуть не смеет.
Затемнение.
Улица. КУЧЕРЯВЫЙ идет к барыне. Из окна белошвейной мастерской выглядывают четыре барышни.
ПЕРВАЯ БАРЫШНЯ. Эй, кавалер! Что ж паричок-то не надели? Мы для вас бантик розовый заготовили.
ВТОРАЯ БАРЫШНЯ. Антигной Иванович! Зашли бы к нам, что брезгаете? Чай мы не хуже барыни, красоту бы свою нам показали…
ТРЕТЬЯ БАРЫШНЯ. Плечики у вас, сказывают, пуховые… Может голь-кремом смазать прикажете? Что-ж так барыне в сыром виде показы-ваться?
ЧЕТВЕРТАЯ БАРЫШНЯ. Цип-цип-цип! Солдатик! В случае, глины у вас не хватит, у нас на дворе свиньи свежей нарыли!
КУЧЕРЯВЫЙ пробегает мимо мастерской, за ним увязываются мальчишки. Они свистят и гогочут.
ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИШКА. Эвона! Монумент глиняный на занятия вышел…
ВТОРОЙ МАЛЬЧИШКА. На соборной площади тебя, сказывали, поставят — смотри, не свались!
Третий мальчишка сел на ящик, мешок через плечо пере-кинул, ноги раскорячил, показывает как солдат позирует. В этот момент вся улица взрывается хохотом. Несчастный КУЧЕРЯВЫЙ, не зная куда деться, перепрыгивает через забор и оказывается в огороде. Прячется среди зарослей смородины. Наконец хохот и свист стихают и КУЧЕРЯ-ВЫЙ выползает из зарослей и оглядывается. Прямо перед ним чесночная грядка. Секунду КУЧЕРЯВЫЙ смотрит на нее, потом вдруг начинает жадно есть чеснок и натирать им тело.
КУЧЕРЯВЫЙ. Хорош чеснок! Извини, барыня, не твоим каблучкам присягал, чтоб такое срамотище терпеть! (Встал, отряхнулся). Кота тебе на крыше лепить, а не Ивана Кучерявого!
Затемнение.
Дом барыни. Входит КУЧЕРЯВЫЙ, БАРЫНЯ встречает его веселая и ласковая.
БАРЫНЯ. Здравствуйте, солдатик, а уж я вас заждалась!
КУЧЕРЯВЫЙ (подходит близко и гаркает). Здравия желаю!
БАРЫНЯ. Злодей. Возвращайся в часть, и чтоб я тебя больше не видела! (Выбегает из комнаты).
КУЧЕРЯВЫЙ (усмехается). Что ж, сама виновата, хочь бы, скажем, Ермака с меня лепила, либо генерала Колбасина, а то такую низменную вещь…
Затемнение.
Гаупвахта. Все смеются.
ПЛЯСКИН (КУЧЕРЯВОМУ). Родной, ты меня осчастливил! Какой сюжет, какая фабула! (Открывает дверь камеры). Выходи! Такому таланту не место за решеткой.
КУЧЕРЯВЫЙ выходит.
КАБЛУКОВ. А мы?
ПЛЯСКИН. А вы, ребята, погодите, в вас я еще не разобрался.
КАБЛУКОВ. Ну ты живей разбирайся. У меня рассказ не хуже, чем у Кучерявого припасен.
ПЛЯСКИН (КУЧЕРЯВОМУ). Родной, вот твои законные двести граммов, отдал бы тебе все, но впереди, смотри какие лица. (Указывает на злую физиономию Каблукова).
КУЧЕРЯВЫЙ (выпивает свою порцию и довольный садится рядом с Пляскиным). Ну вот, теперь можно и Каблукова послушать, давай, Каб-лук, не подкачай.
КАБЛУКОВ. Было это во время войны… Лежал я тогда в госпита-ле, раненый. И лежал в палате со мной мордвин Бураков — интересная личность… Загадочная…
Госпиталь. В палате для выздоравливающих лежат КАБ-ЛУКОВ и мордвин БУРАКОВ.
КАБЛУКОВ. Господи, как домой хочется! Семья-то моя — вот она… двадцать верст отсюдова, рукой подать… Да ведь не отпустят же, паразиты, им порядок дороже человека.
БУРАКОВ. Ранение у тебя не геройское — за что тебя выделять?
КАБЛУКОВ. Что я виноват что ли, что я в жопу раненый? Тоже ведь не компот, а кровь свою проливал…
Входит СМОТРИТЕЛЬ.
СМОТРИТЕЛЬ. Здорово, орлы! Как дела? (Оглядывает палату). Почему у вас крошки на тумбочках? С какой радости туфли под койкой носками врозь стоят?
БУРАКОВ. А чего это, ваше скородие, такие строгости с самого утра?
СМОТРИТЕЛЬ. Гроза, Бураков! Сам генерал Колбасин к нам с ин-спекцией едет. А у нас госпиталь образцовый, марку держать надо!
БУРАКОВ. А когда он будет?
СМОТРИТЕЛЬ. Этого, Бураков, мы не знаем. Генерал не поезд, — ездит без расписания… Так что уж вы, орлы, постарайтесь, каждый день чтоб чистота была и порядок. (Хочет уйти).
КАБЛУКОВ. Ваше скородие, господин смотритель, явите божескую милость, похлопочите за меня перед начальством, чтоб дозволили семей-ство свое повидать… Тут ехать-то двадцать верст всего. Ужели русскому, псковскому солдату на три дня снисхождение не сделает?
СМОТРИТЕЛЬ (протирает очки). Я, голубь, тебя бы хочь до самого Рождества отпустил, сиди дома, пополняй население. Однако вопрос твой только главный врач решить может, а он — кремень. Хлопочи не хлопочи — все одно не отпустит. Так что сиди, Каблуков, и не рыпайся. (Хлопнув Каблукова по плечу, уходит).
КАБЛУКОВ. Добрая душа, известно, — на хромой лошадке да в кустики… Нет, все-таки я схожу к главному, может, Бог даст, смилуется.
БУРАКОВ (посмеиваясь). Иди, он тебе смилуется…
Кабинет главного врача. ГЛАВВРАЧ. что-то пишет за столом. Входит КАБЛУКОВ.
КАБЛУКОВ. Ваше благородие, разрешите войти.
ГЛАВВРАЧ. Заходи. С чем пожаловал?
КАБЛУКОВ. Ваше благородие, тыл у меня теперь в полной ис-правности, в другой раз враг умнее будет, авось с другого конца в самую голову цокнет… а пока жив, явите божескую милость, дозвольте семейст-во свое повидать, по хозяйству гайки подвинтить. Ранение мое, сам знаю, не геройское, да я ж тому не причинен. Дозвольте, ваше благородие, ведь двадцать верст всего!
ГЛАВВРАЧ. Это ты, голубь, неладно удумал. У меня тут вас, пско-вичей, пол-лазарета. Если всех на бабий фронт отпускать, кто же воевать до победного конца будет? Я что ли, со старшей сестрой в резерве? У ме-ня, золотой мой, у самого в Питере жена-дети, тоже свое семейство, не купленное… Однако-ж терплю, с должности своей не сигаю, а и я ведь не на мякине замешан. Крошки с халата бы лучше сдул, как обсыпался, как цыган махоркой.
Палата Каблукова. КАБЛУКОВ сидит злой на кровати. БУРАКОВ грызет сухарик.
КАБЛУКОВ. Сравнил тоже, тетерев шалфейный! Жена к ему из Питера туда-сюда, в мягком вагоне мотается, сестрами милосердными по самое горло обложился, жалованье золотыми столбиками гребет, харч офицерский. Будто и не война, а ангелы на перине по кисейному озеру волокут.
БУРАКОВ. Не переживай, Каблуков, вернешься с войны, — свое возьмешь.
КАБЛУКОВ (взрывается). Хорошо тебе рассуждать… У тебя внут-ренность какая-то блуждающая обнаружилась — печень вокруг сердца бродит. Дали тебе отставку — радуйся, мухоморную настойку на печи по-сасывай, а мне через три дня на передовую… Сам должен понимать…
БУРАКОВ (почесывает грудь, рубашка раскрывается и на груди виден странный корешок). Так-то оно так, да надеяться надо на лучшее…
КАБЛУКОВ. Что это у тебя за корешок на шее висит? От шрапнели что ли помогает?
БУРАКОВ. Сумбур-трава! На память взял, пензенским болотом пахнет. По домашности первая вещь. Сосед какой тебе не по скусу, хо-чешь ты ему настоящий вред сделать, чичас корешок водой зальешь и во-дой этой самой избу в потаенный час и взбрызнешь. В тую же минуту по всем лавкам-подлавкам черные тараканы зашуршат. Аккуратный корешок!
КАБЛУКОВ (подскочил на кровати). А выводной-то корешок у те-бя есть?
БУРАКОВ. Какой выводной? Из воды его ж и вынешь — просуши, да на черной свечке подпали — все и сгинет. Таракан не натуральный.
КАБЛУКОВ. Слушай, Бураков, отдай мне это снадобье. Ты домой вернешься — у себя на болоте сколько хочешь найдешь, а мне на войне, мало ли для чего пригодится.
БУРАКОВ. Не отдам. Я без болотного запаха не могу.
КАБЛУКОВ. Да тебя же завтра выписывают, скоро дома будешь, так нанюхаешься до усрачки… Ну хочешь, я тебе за него рубль дам, се-ребряный, чижолый…
БУРАКОВ. Ладно, Каблук, однако подарить не могу, давай менять-ся. Самосветящиеся часы на ремешке из собачьей кожи отдашь — коре-шок твой.
КАБЛУКОВ. Ишь чего захотел, редька сопливая, часы трофейные, ночью блоха тебя взбудит, ан тебе в потемках сразу известно, который час.
БУРАКОВ. Ну как знаешь…
КАБЛУКОВ. Да зачем тебе, лесовику безграмотному, часы? По пе-тухам встаешь, по солнцу ложишься, сосновой шишкой причесываешься! Лучше рубль возьми — подавись. (Бросает Буракову рубль. БУРАКОВ бросает рубль назад). На часы! Лопай! Матери своей на хвост нацепи, чтобы на метле ей летать способней было. Давай корешок!
Меняются
Утро. КАБЛУКОВ в палате один. Буракова выписали. КАБЛУКОВ лежит на кровати, сложив руки, как дитя. Ждет. Вдруг откуда-то из самых недр больницы раздаются вопли, визг, топот, ругань, звон посуды.
КАБЛУКОВ (блаженно улыбаясь). Завертелась мельница!
Вбегает МЕДСЕСТРА.
МЕДСЕСТРА. Ужасти какие! В подвальной аптеке черные тарака-ны всю вазелиновую мазь съели. По всем статьям чисто как чернослив блестят. У нас госпиталь образцовый, откуль такая нечисть завелась, бес их знает. Господи помилуй. За смотрителем побежали. (Убегает).
По коридору бежит дежурный ординатор.
ОРДИНАТОР. Смотритель где? Весь ночной диван в крупных тара-канах, в чернильной банке кишмя кипит, хоть дежурную комнату закры-вай. (Уходит).
ДНЕВАЛЬНЫЙ САНИТАР (вслед ординатору). Ваше скородие! Дозвольте доложить, господа офицеры перо-бумагу требуют, рапорт пи-сать хочут… В полковничьем молоке черный таракан захлебнувшись. Ру-гаются они до того густо, нет возможности вытерпеть… (Убегает за орди-натором).
В палату к КАБЛУКОВУ заскакивает МЕДСЕСТРА.
МЕДСЕСТРА. В канцелярии шум-грохот. Стенные часы стали, сво-лочи, а почему — неизвестно. Полез письмоводитель на стол, в нутро им глянул, так со стола и шваркнулся, весь механизм в густых тараканах, будто раки в сачке — вокруг колес цапаются. Вот так! (Убегает).
Из ревматической палаты выкатывается, выбегает толстая МЕДСЕСТРА.
МЕДСЕСТРА. Да это что же? С какой такой стати в лекарственных шкапчиках тараканы? Да эдак они и за пазуху заползут… Я девушка де-ликатная, у меня дядя — акцизный генерал, часу я здесь не останусь.
Лежит КАБЛУКОВ на коечке своей словно светлое дите, пальчиками шевелит. В луче света появляется ГЛАВ-ВРАЧ.
ГЛАВВРАЧ (кричит). Генерал Колбасин, с инспекцией к нам едет! Завтра к обеду будет… Сыпьте буру, мажьте углы денатуральным спир-том, делайте что хотите, но чтобы к ночи ни одного таракана не было! (Уходит).
Появляются сестры с огромными пакетами буры и с буты-лями денатурата. Едва они начинают обработку, как появ-ляются тараканы (артисты, одетые тараканами), выхваты-вают у них буру и спирт и шумно, с упоением начинают все это жрать. Медсестры с визгом убегают. На крик при-бегает ГЛАВВРАЧ, ОРДИНАТОР и СМОТРИТЕЛЬ. ГЛАВВРАЧ падает в обморок. ОРДИНАТОР медленно во-лочит его за кулисы. В это время СМОТРИТЕЛЬ с совер-шенно безумным лицом пытается объяснить бесчувствен-ному ГЛАВВРАЧУ ситуацию.
СМОТРИТЕЛЬ. Ваше благородие, ваше благородие! Откуда они взялись — неясно… Яичек-то их нигде нет, откуда они такие годовалые взялись? Яичек-то их нету… Нету яичек-то… Я сам лично в госпитале все углы осмотрел, нету яичек… А они все сжирают на своем пути… Лук со-жрали вместе с мешками, касторку выпили, теперь буру жрут, как домаш-ний творог… А яичек их нету… Это, ваше благородие, дела потусторон-ние… (Поднимает палец к небу).
Все трое скрываются за кулисами.
ТАРАКАНЫ, сожрав буру и спирт, забегают в палату к Каблукову, мгновенно сжирают его обед и убегают.
КАБЛУКОВ. Ай-да корешок! Мордвин-то, мужик серьезный ока-зался, не обманул.
Весь госпиталь сотрясается от воплей, криков и топота.
Ну что же, пришел мой час. (Выходит в коридор и видит там бьющегося о стену СМОТРИТЕЛЯ).
СМОТРИТЕЛЬ. Нет яичек… яичек нет… нет яичек… яичек нет…
КАБЛУКОВ (кашлянув в кулак). Ваше благородие, ни извольте грустить. Бог дал, Бог и взял.
СМОТРИТЕЛЬ. Да что ты говоришь, мне теперь перед ревизией, в самую пору, буры энтой тараканьей, самому поесть, а там пусть уж без меня разбираются.
КАБЛУКОВ. Куда ж спешить. Бура от вашего благородия никуда не уйдет. А то преж того я вам всех тараканов в одночасье выведу, за полверсты от госпиталя ни одного не найдете.
СМОТРИТЕЛЬ. Что за это хочешь?
КАБЛУКОВ. Отпустите домой на три дня.
СМОТРИТЕЛЬ. Согласен!
КАБЛУКОВ. Один момент, ваше благородие. (Отворачивается от СМОТРИТЕЛЯ и на черной свечке подпаливает корешок).
Крики, вопли мгновенно стихают. Появляются медсестры, говорят, перебивая друг друга.
ПЕРВАЯ МЕДСЕСТРА. Ты видала? Как корова языком слизала…
ВТОРАЯ МЕДСЕСТРА. Видала… Нечистая сила по госпиталю мо-талась — вот что это было! (Уходит).
Появляется ГЛАВВРАЧ, за ним ОРДИНАТОР с бумагой и пером.
ГЛАВВРАЧ. Пишите, голубчик: благодаря решительным действиям медперсонала… (Уходит).
СМОТРИТЕЛЬ. Ах ты, орел! На свой страх тебя увольняю. Глаза у тебя ясные, русские, не подведешь, вернешься. Только вот что, есть одна заковыка. Ты, братец, обмозгуй уж, как бы отлучки твоей никто не при-метил… А то в случае чего жилы из меня главный врач вымотает, да на них же и удавит.
КАБЛУКОВ. Зачем же этакое злодейство, жилы каждому человеку нужны. Есть у меня брат, близнецы мы с ним, как два полтинника одного года. Он заместо меня в лучшем виде рыбкой пролежит и не хухнет, чис-тая работа. Только он, ваше благородие, глухарь полный, общаться с ним надо жестами.
СМОТРИТЕЛЬ. Ну ты дока. (Смеется радостно).
Затемнение.
Утро следующего дня. СМОТРИТЕЛЬ вводит в палату брата Каблукова, его зовут ТИМОФЕЙ. ТИМОФЕЙ одет в больничный халат, в руках держит узелок с пирожками.
СМОТРИТЕЛЬ (ласково). Вот, Тимоша, твоя кровать. (Поглажива-ет кровать). Здесь ты отдежуришь три дня… Пирожки положи на тумбоч-ку. Теперь самое главное: тебе брат все объяснил?
ТИМОФЕЙ. Я, ваше благородие, по хлебной части.
СМОТРИТЕЛЬ. Погоди, я знаю по какой ты части… Ты хорошо за-помнил, куда ты ранен? Не перепутаешь? (Тычет пальцем себя в ягодицу).
ТИМОФЕЙ (подпрыгивает на кровати). Мягко, удобно, ваше бла-городие.
СМОТРИТЕЛЬ. Черт бы тебя побрал! Ты понимаешь, что ты в жопу раненый? (Тычет себя уже яростно).
ТИМОФЕЙ. Не извольте беспокоиться, мылся я, чистенький весь. В нашем деле не мыться никак нельзя.
СМОТРИТЕЛЬ. Господи, что же мне с тобой делать-то?
Вбегает МЕДСЕСТРА.
МЕДСЕСТРА. Обход! Главный идет! (Быстро приводит палату в порядок).
Входит ГЛАВНЫЙ.
ГЛАВНЫЙ (очень доброжелательно). Так, тут, кажется, тоже все хорошо. (Подходит к ТИМОФЕЮ). Ты, сокол, в какое место ранен? Запа-мятовал я…
ТИМОФЕЙ. По хлебной части…
ГЛАВНЫЙ. Что такое? Откудова дурак такой мухобойный объя-вился?
СМОТРИТЕЛЬ. Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Он с раннего утра все невпопад отвечает, заговаривается. Надо полагать, по семейству своему скучает.
ГЛАВНЫЙ. А, энто тот, что на три дня на побывку просился… За-говаривайся, друг, да не очень… Все вы мастера ваньку валять… (Протя-гивает руку). Историю болезни. (Читает). А, вспомнил… Ну-ка, оберни его дном кверху.
СМОТРИТЕЛЬ перевертывает ТИМОФЕЯ и обнажает ему ягодицы.
Что такое? Где шов? Прямо как яичко облупленное! Ловко у меня в гос-питале работают! Надо бы тебя красавца, сию же минуту на выписку, да уж оставлю до ревизии. Пусть их превосходительство, генерал Колбасин, сам поглядит, как чисто у нас в образцовом ранения зашивают. (МЕДСЕ-СТРЕ). Ты, Маша, за ним лучше приглядывай, он теперь у нас — выста-вочный экземпляр!
Потрепав МЕДСЕСТРУ по щечке, ГЛАВНЫЙ уходит. За ним вся свита.
ТИМОФЕЙ. Вроде проскочило. Никто и не понял, что я глухой. (Очень довольный собой, откидывается на подушку).
Затемнение.
В луче света появляется СМОТРИТЕЛЬ.
СМОТРИТЕЛЬ. Третий день все вылизывали да выскабливали, а генерала все нет. Оно и понятно: генерал не извозчик, к любому часу не закажешь. Измаялись все: одну чистоту наведут, готовь вторую. Свежих больных-раненых подсыпят, опять скобли да вылизывай. Пустой котел блестит — полный коптится… (Заходит в комнату к Каблукову). Ну что, Тима, три дня прошло, где твой братец? Обманул меня, кишка тараканья?
КАБЛУКОВ. Никак нет, ваше благородие, слово свое сдержал, уж третий час вас дожидаюсь.
СМОТРИТЕЛЬ. Ах ты, Каблуков, ах ты родной! Не подвел!
В этот момент слышен дикий крик: «Приехал!»
СМОТРИТЕЛЬ. Генерал прибыл. (Крестится). Господи, помилуй! Ну, я побежал! (Убегает).
Издалека слышен гул приближающейся делегации. Это генерал Колбасин со свитой идет по госпиталю. Двери в палате Каблукова широко распахиваются и первыми вхо-дят ГЕНЕРАЛ и ГЛАВВРАЧ, за ними остальные. ГЕНЕ-РАЛ, маленький старичек, с красным носом и тонкими кривыми ножками. Крошечное, сердитое личико его, ук-рашено белоснежными, пушистыми бакенбардами.
ГЛАВВРАЧ. Случай, ваше превосходительство, необыкновенный… Солдат Каблуков, в сидячее место ранение имел, до того здорово его у нас залечили, что и швов не видать. Будто кумпол гладкий, до того кра-сиво вышло. Муха и та не усидит. Извольте взглянуть. Ну-ка, Каблуков, показывай Нижний Новгород.
КАБЛУКОВ переворачивается, и все видят большой пун-цовый рубец.
ГЛАВВРАЧ. Господи помилуй, что это?! Ваше превосходительст-во, третьего дня ничего этого не было!.. Сам лично смотрел! Ты что такое сделал, сукин сын?! Признавайся! (Шлепает Каблукова по заднице).
ГЕНЕРАЛ, хмыкнув, уходит. За ним все. ГЛАВВРАЧ, уходя, показывает Каблукову из-за спины кулак. КАБЛУ-КОВ, оставшись один, смеется. Вбегает МЕДСЕСТРА.
МЕДСЕСТРА. Собирайся, милый человек, на выписку. Главный врач распорядился, перышко тебе немедленно вставить — нечего лодырей держать, которые начальство почем зря морочат.
КАБЛУКОВ (вскакивает с кровати). Ну что ж, сестрица… Рыбам — море, птицам — воздух, а солдату отчизна — своя часть. Не в родильный дом приехал, чтобы на койке живот прохлаждать. Спасибо тебе за хлеб за соль, за суп, за фасоль. Авось, Бог не приведет второй раз белое тело жи-вопырным швом у вас зашивать.
МЕДСЕСТРА. Слушай, Каблуков, как это у тебя получилось, то есть шов, то его нет… Это же фантастично. Я чувствую тут есть секрет…
КАБЛУКОВ. А чего мне скрывать, я не католик какой-нибудь Ни-чего динатурального, сестрица, в том нет. Третьего дня, как меня ваш главный обернул, я по деликатности, воздух в себя весь вобрал, вся кровь в меня и втянулась, ни швов, ни рубцов. А сегодня запамятовал, вот оши-бочка и вышла. Уж не взыщи, сестрица, всякое на свете бывает… (Смеет-ся).
МЕДСЕСТРА, махнув рукой, убегает. КАБЛУКОВ одева-ется в военную форму.
Затемнение.
Гаупвахта. Все смеются. ПЛЯСКИН от счастья плачет, от-крывает камеру.
ПЛЯСКИН. Выходи. (Обнимает и целует КАБЛУКОВА). Нет ниче-го талантливее русской пехоты! (Дает КАБЛУКОВУ фляжку). На, сам се-бе налей, только этому (в сторону Лукашки) оставь.
КАБЛУКОВ. А он не пьет. (С удовольствием выпивает стакан). Он молоканин, ему не положено.
ПЛЯСКИН. Как уже все? Третьего рассказа не будет? Да ведь это драма, трагедия!
ЛУКАШКА. Не убивайся так, я тоже расскажу. Все равно время коротать. Я тоже хочу что-то сделать для славы русской пехоты.
ПЛЯСКИН (открывает дверь, выпускает ЛУКАШКУ). Валяй!
ЛУКАШКА. Было это четыре года назад. Я тогда у ротмистра в денщиках состоял. Укатила его жена на живолечебные воды, на Кавказ, внутренность свою полоскать. Балыку в ей лишнего пуда полтора болта-лось. Остался муж ейный, эскадронный командир, в дому один. Только расположился на полной свободе развернуться, глядь-поглядь — на двор барынина мамаша на параконном извозчике вкатывает. Барыня ей секрет-ный наказ послала: «Приезжай, погляди за моим сахарным. А то без меня дисциплину забудет — либо обопьется, либо с цыганками загуляет. В дом наведет, из приданных моих чашек лакать будут.» Отдохнул, значит.
Дом ротмистра. В гостиную входит БАРЫНЯ с собачкой и РОТМИСТР, за ними ЛУКАШКА тащит огромные чемода-ны.
РОТМИСТР (сквозь зубы). Прошу покорно, заждались! Эй, Лукаш-ка, накрывай на стол, дорогая мамаша приехамши. (Тихо). Крыса ей за пазуху. (БАРЫНЕ). Прошу, мамаша, располагайтесь, я для вас с псом са-молучший покой выделил. (Уходит со старухой в ее комнату и тут же возвращается). И хошь бы одна заявилась, а то еще пса с собой притащи-ла, голландской работы мопс, с диким именем Кушка. Личность, как у ей самой, только помельче.
ЛУКАШКА прыскает в кулак. Барин делает «строгие гла-за», но тут же смеется.
РОТМИСТР. Я продышаться пойду… Какие мамашины приказания будут по буфетной части, сполняй. А ежели она начнет под меня подкоп домашний рыть, выспрашивать, — смотри у меня, Лукашка! (Улыбается).
ЛУКАШКА (улыбается). Слушаюсь, ваше высокородие. Промеж дверей пальцев не положу.
РОТМИСТР уходит. ЛУКАШКА накрывает стол для чае-пития, раздувает самовар. Слышны лай собаки, шум при-ближающейся БАРЫНИ.
О, барыня катит… Коленкор ейный гремит, будто кровельщик по крыше ходит.
Входит БАРЫНЯ с собачкой на руках.
Извольте откушать, барыня, стол накрыт.
БАРЫНЯ. Кушке моему топленых сливок дай. Собачка изысканная, голландской работы, простого молока не пьет.
ЛУКАШКА. У меня, барыня, сливок-то самая малость осталось, только для Александра Петровича, в кофий добавить.
БАРЫНЯ. Александр Петрович потерпит, а Кушке моему диету на-до соблюдать.
ЛУКАШКА. Как прикажете, барыня.
Приносит сливки и ставит на стол. БАРЫНЯ сама налива-ет сливки в блюдце и ставит на пол. Кушка лакает сливки, барыня пьет чай.
БАРЫНЯ. Что ж, друг ананасный, барином своим доволен?
ЛУКАШКА. Так точно. Командир натуральный. Дай Бог каждому!
БАРЫНЯ. Гости у вас часто бывают?
ЛУКАШКА. Батюшка полковой заворачивает. Странники кое-когда, проходящие… Хозяин дома вчерась водопровод проверять прихо-дил. Крантик у нас ослабемши…
БАРЫНЯ. Так. Выпивает командир с ними, что ли?
ЛУКАШКА. Не без того, выпивают-с. Клюквенный квас у нас от-менный после барыни остался.
БАРЫНЯ. Квас, говоришь?.. Ну, а сам он куда отлучается, не при-мечал ли?
ЛУКАШКА. Примечал, как же-с. В манеж ездят на занятия. В бане третьего дня парились. В парикмахерскую завсегда ходят. Волос у них жесткий — дома не бреются.
БАРЫНЯ. Так-так. На словах твоих хоть выспись… Ну, а где же он обедает без барыни? В собрание ходит?
ЛУКАШКА. Никак нет. Я им кое-что стряпаю. По средам-пятницам — рыбка. А так — либо каклеты, либо телятина под бесшинелью.
БАРЫНЯ. Из блохи шубу кроишь, да мне не по мерке. Вечерами что твой барин делает?
ЛУКАШКА. Псалтырь читает. Другие господа на биллиардах, а они все псалтырь… Либо по тюлю крестиками вышивают.
БАРЫНЯ (грозно бьет кулаком по столу). Ишь, охальник, — руки по швам, язык штопором. Кушку моего на променад поведешь. Что сливы-то выпучил? Он уличное гулянье обожает… Через улицу, смотри, на ру-ках переноси — извозчики у вас — аспиды. Ты мне за него головой отве-чаешь.
ЛУКАШКА. Слушаюсь, сударыня. Собачка первоклассная, отчего ж не ответить… Только для вас спокойнее, чтобы я со двора не отлучался.
БАРЫНЯ. Портрет я с тебя писать буду, что ли?
ЛУКАШКА. Никак нет. Не извольте беспокоиться… А только на прошлой неделе жулики тут у соседей шарили. Ваших примерно лет, не-винной старушке, в русской печи пятки прижгли и ограбили. Вам , в слу-чае чего помирать — раз плюнуть, а мне и за вас, и за Кушку отвечать… Больно много наваливаете.
БАРЫНЯ. Ах, страсти какие, сиди уж лучше на кухне. Кушку я из окна на веревочке по двору вывожу… Матушки-батюшки — город-то у вас какой окаянный. ( Подходит к окну, опускает Кушку во двор, и, сидя в кресле, прогуливает его). Гуляй, мой сладенький, гуляй, моя ягодка…
ЛУКАШКА (тихо). Кто не слукавит, того баба задавит. Ишь ты, мымра, чего придумала! Чтоб все встречные драгуны да городничные за-дразнили… «С повышеньицем вас, Лука Афанасьич! В собачьи мамки из-волили заделаться…»
Затемнение.
Затем в луче света один ЛУКАШКА.
ЛУКАШКА. Заварила барыня-мамаша кашу – ложка колом встанет. Куды командир, туды и она, самотеком. Новоселье ли у кого, орденок ли вспрыскивают, все ей неймется. Не с тем, мол, приехала, чтобы пальцы на ногах пересчитывать… Мантильку свою черного стекляруса вскинет, да так летучей мышью рядом и перепархивает с мостков на мостки. Резвость двужильную обнаружила, — злость кость движет, подол помелом развева-ет. Сдаст ее командир в гостях хозяевам на руки, сам в дальнюю комнат-ку продерется — по графинам пройтись, в банчок перекинуться, либо да-мочку встречную легким словом зарумянить — ан, старушка контрольная — тут, как тут. Карты из рук валятся, водка мимо рта льется. Шершавость у ей в глазах такая была непереносимая. Прямо, как скаженный он стал. А не брать нельзя, в чулан мамашу не спрячешь. Жалованье командирское известное: на табак, да на щи. Способия она ему из пензенского имения высылала — то мундир обновить, то должок заплатить, то копченого-соленого с полвагона. Оттянешь ее за хвост — банку мухоморов пришлет, прощай, зятек, постучи о пенек… И мне тошно. Известно, барину туго — слуга в затылке скребет. Принесещь — криво, унесешь — косо. Хоть на корачках ходи. Ладно, думаю, попадется быстрая вошка на гребешок. Дай срок. Поводил-покрутил командир мамашу, как кобылу на корде, невмо-готу ему стало. Стал дома рейтузы просиживать. Прийдет с манежа, чай пьет, а она супротив. Как ячмень на глазу. Лопочет разливается.
Гостиная а доме ротмистра. РОТМИСТР и БАРЫНЯ пьют чай. В это время ЛУКАШКА целуется с соседской кухар-кой ДАРЬЕЙ.
БАРЫНЯ. Никак в толк не возьму, отчего попадья перестала в ба-ню ходить… Вы не слыхали, Александр Петрович?
РОТМИСТР. Никак нет-с. Не слыхал.
БАРЫНЯ. А я вот слыхала, что ваш ветеринар семь литров лоша-диного спирта незаконно вылакал. Как вы думаете, нет ли тут преумень-шения?
РОТМИСТР. Не знаю.
БАРЫНЯ. Странный у вас город, порядку здесь мало. Карнет Паф-нутьев к третьей горничной подряд в окно лезет и никто его не остановит. Пристыдил бы ты его, Александр Петрович, твоего полка человек.
РОТМИСТР. Непременно. Как увижу, что в окно полез, тут же и пристыжу.
БАРЫНЯ. Тяжелый ты человек, Александр Петрович…
С кухни доносится хихиканье.
(Встрепенулась вся). Это что такое? Никак соседская кухарка опять к нам повадилась? (Входит на кухню. Кричит). Дарья, ступай домой! Ишь, шлендра! Подол в зубки, кругом марш! Нечего чужие кухни боками заса-ливать!
ДАРЬЯ убегает.
А ты, Лукашка, иди Кушку моего по улицам поводи. Что ж ты его все по двору таскаешь. Эдак ты его до водяного ожирения доведешь.
ЛУКАШКА (зло). Как угодно-с… (Уходит).
БАРЫНЯ (возвращается за стол. Потрясает кулаком). Вот так их всех держать надо! Погощу тут подольше — всех на свое место поставлю!
Из прихожей доносится визг Кушки. Входит ЛУКАШКА с поводком.
ЛУКАШКА. Не хотят на улицу. Прямо морду ему чуть не оторвал. Изволят упираться…
БАРЫНЯ. Да ты ему, черт, нарочно ожерелок потуже затянул.
ЛУКАШКА. Никак нет, как положено.
БАРЫНЯ. А ну пойдем, посмотрим.
Уходят в прихожую, оттуда слышны их голоса.
ГОЛОС БАРЫНИ. Ну что, ожерелок в порядке, все как следует, и идет за мной спокойно. Ты что ж, злодей, наговариваешь…
ГОЛОС ЛУКАШКИ. Дозвольте мне-с. Прошу вас, господин Кушка, на променад-с.
Визг и рычанье Кушки.
Ну вот видите-с, со мной не идут, изволят упираться.
БАРЫНЯ (возвращается за стол). Действительно… А ты, Лукашка, без дела не сиди, двери у нас скрепят нынче. К дождю это беспременно. Смажь маслом — мне завтра в гостиные ряды идти, ужель мокнуть.
ЛУКАШКА. Слушаюсь. (Смазывает двери).
БАРЫНЯ. Кстати, Лука, ты вчерась опять коклетки оставшиеся с буфета не убрал.
ЛУКАШКА. Виноват…
БАРЫНЯ. А знаешь ты, что это означает? Ежели мышь неубранное после ужина поест, у хозяина зубы разболятся.
РОТМИСТР. Чепуха это, мамаша.
БАРЫНЯ. Конечно, есть приметы грубые: нос чешется — в рюмку глядеть. Другие ротмистры и без этого выпивают… Наши пензенские приметы тонкие, со всех сторон обточены. Не соврут… Скажем, конь ржет, всякий дурак знает — к добру. А вот, ежели, вороной жеребец в полночь на конюшне заржет — беда! Пожара в этом доме в ту же ночь жди. Хоть в шубе-калошах спать ложись. (С удовольствием отхлебывает чай).
ЛУКАШКА и РОТМИСТР с трудом сдерживают смех.
Либо поп дорогу перейдет — отплеваться завсегда можно. А, ежели, он, мимо перешедши, остановится, да табачку из табакерки хватит, да не приведи Бог, чертыхнется, уж тому черной оспы не миновать. Я, батюшек знакомых, которые нюхающие, за полверсты завсегда обхожу… Опять же собака воет. В какую сторону воет, вот в чем аллигория. На север — не-благополучные роды, на юг — потолок на тебя завалится, на восток — от грыжи помрешь, а коли на запад — молоко тебе в голову беспременно бросится. Приметы без промаху.
РОТМИСТР. Вы бы, мамаша, Кушку своего, отравили что ли. Больно много от него, стервы, опасностев. Это ж все равно, что на руч-ных гранатах польку плясать. Спокойной ночи. Пока молоко в голову не бросилось, пойду пасьянс Наполеонову могилу перед окном разложу. (Уходит).
ЛУКАШКА. Оно точно-с. Которые благородные сумлеваются. А я верю-с. У нас тоже свои приметы имеются орловские, выдающие…
БАРЫНЯ. Расскажи, дружок, расскажи. Пирожок, который остав-ши, можешь себе взять…
ЛУКАШКА. Покорнейше благодарим, закусимши уже. Ежели, к примеру, пробка в графин не тем концом воткнута, значит, гость в дому загостился, пора ему, значит, на легком катере к себе собираться.
БАРЫНЯ (посмотрев на графин). Пошел вон, глуздырь! (Вставляет пробку в графин как нужно). Скажу вот завтра командиру, чтоб тебя на хлеб, на воду посадить за приметы твои дурацкие…
БАРЫНЯ демонстративно пересчитывает куски сахара в сахарнице, запирает ее в буфет и уходит спать.
ЛУКАШКА. Н-да, дожили, сахар от меня запирает! Подсыпала перцу к солдатскому сердцу… Ну, погоди у меня. (Уходит).
Ночь. Все спят. Гостиная. Часы бьют полночь. Вдруг на конюшне мощно, надрывно заржал вороной жеребец. В гостиную вбегает БАРЫНЯ, зажигает свет и бьет кулака-ми в дверь зятя. Появляется ЛУКАШКА со свечкой.
БАРЫНЯ. Саша! Александр Петрович, вставай, пожар!
РОТМИСТР (входит в гостиную). Дед бабу рожал… В чем дело, мамаша?
БАРЫНЯ. Жеребец твой ржет, вороной. Слышишь?
РОТМИСТР. Слышу, и что? Перекрасить его из-за вас? Я во сне с городским головой пунш пил, а теперь он без меня все высосет. Беспо-койная вы старушка.
БАРЫНЯ. Дом-то у тебя застрахован?
РОТМИСТР (тяжело вздыхает). Пойду… Авось, городской голова не все выпил… (Уходит).
БАРЫНЯ (садится на сундук). А я до зари тут посижу. Либо в эту ночь, либо в следующую, дому непременно гореть. Я подремлю, а ты, Лу-кашка, смотри, чтоб не спал. Я тебя в караул назначаю. (Ложится на сун-дук и засыпает).
ЛУКАШКА сидит на стуле. Рядом с ним горит свеча.
Утро.
БАРЫНЯ ведет Кушку на прогулку. ЛУКАШКА убирает со стола после утреннего чая. Слышно, как в своей ком-нате что-то невнятно напевает РОТМИСТР.
БАРЫНЯ. Я поведу Кушку на променад, а ты смотри, Лукашка, ка-ждую минуту дом обходи, как бы где чего не полыхнуло. (Уходит).
Входит РОТМИСТР.
РОТМИСТР. Прямо не знаю, что и делать… Может быть, действи-тельно, дом поджечь, чтобы мамашу спровадить.
ЛУКАШКА. Не спешите, ваше скородие, Бог милостив, обойдет-ся…
Улица. БАРЫНЯ идет с Кушкой. Дорогу ей переходит СВЯЩЕННИК. Остановился, достал табачку из табакерки, понюхал, да как чертыхнется.
СВЯЩЕННИК. Экий дьявольский ветер, половину табакерки вы-дул, бес его забодай! (Уходит).
БАРЫНЯ на секунду оцепенела, перекрестилась и на ват-ных ногах побрела к дому.
Дом Ротмистра. РОТМИСТР в форме, собирается на служ-бу. В гостиную, шатаясь, входит БАРЫНЯ.
РОТМИСТР. Мамаша, что с вами, вам нездоровится? (Пытается ее поддержать).
БАРЫНЯ. Не подходи ко мне, Саша, не подходи… (Плюхается в кресло).
РОТМИСТР. Что еще такое?
БАРЫНЯ. Ох, беда… Накликала я на свою голову. Поперечный поп, табак нюхавши, чертыхнулся… Кушку моего тебе завещаю. Имение — дочке.
ЛУКАШКА подает ей стакан воды.
Не подходите ко мне вовсе, я теперь вроде как в карантине. Черной воспы не миновать. (Уходит с Кушкой в свою комнату).
РОТМИСТР. Одурела что ли, мамаша? Да и впрямь чудно, как по расписанию все выходит…
В комнате Барыни взвыл Кушка. БАРЫНЯ выскакивает в гостиную в ночной рубашке.
БАРЫНЯ. Куда окно-то мое выходит?!
РОТМИСТР. На север, мамаша.
БАРЫНЯ. Да что же это за напасть такая. Неблагополучные роды? Это у меня-то? У вдовой старухи?!
РОТМИСТР. А это вы, мамаша, с Кушки вашего и спрашивайте.
ЛУКАШКА чешет в затылке и незаметно уходит. Кушка взвыл еще пуще. БАРЫНЯ забегает к себе в комнату и тут же выскакивает.
БАРЫНЯ. Теперь на юг воет!
РОТМИСТР. Это что ж, мамаша, по вашему прескуранту выходит?
БАРЫНЯ. Потолок завалится! Матушки! Выноси, Лукашка, вещи, у меня уже с утра уложены. Часу здесь не останусь.
РОТМИСТР. Да что же вы, мамаша, в своем ли уме? Потолок дубо-вый, хоть слонам по нему ходить.
БАРЫНЯ. Нет, зятек, я-то в своем уме, а вот ты попрыгай. Жере-бец вороной ржал, поп чертыхался, да еще Кушка подбавил. Давай-ка, к дневному поезду коляску подавай. Помирать, так уж на своих пухови-ках…
РОТМИСТР. Я, мамаша, вашему конфорту не препятствую, а толь-ко, может, приметы ваши пензенские, в нашей губернии не действуют?
БАРЫНЯ. Шутить вздумал? Молебен дома отслужу, авось рассо-сется. Эво, сколько на одну женщину наворочено.
РОТМИСТР. Действительно, странно, что-то одно к другому при-торочено. Давай-ка, Лукашка, закладывай.
ЛУКАШКА (выскакивает на улицу, в дверях). Катись горошком!
Затемнение.
Гостиная в доме РОТМИСТРА. За столом сидят: РОТ-МИСТР, ДВА ОФИЦЕРА и КОРНЕТ. ПАФНУТЬЕВ, он играет на гитаре. На столе стоит огромная чаша с пун-шем. Дым коромыслом. ЛУКАШКА, очень довольный и радостный, прислуживает. Все поют гусарскую песню. Например, на стихи Дениса Давыдова. Допели.
КОРНЕТ. Господа, я предлагаю тост за вороного жеребца!
РОТМИСТР (вскакивает). Прекрасный тост, господа! Прошу под-держать. Да здравствует жеребец!
Все пьют.
РОТМИСТР. А ведь как все ладно вышло: сама себя мамаша лег-ким одуванчиком вышибла. Нет моему счастью предела.
ПЕРВЫЙ ОФИЦЕР. У меня, господа, в имении тоже не без чудес: наш главный петух головой все тряс, тряс, пока воры кладовую не взло-мали. Тогда и прекратил.
Все смеются.
КОРНЕТ. А у свояченицы городского головы родинка на таком месте, что самой не видно — к добру это… Вот она и выиграла недавно пятьдесят тысяч как одну копеечку, поди ж ты…
РОТМИСТР. Кому, как не вам, корнет, про родинки знать. Мне ма-маша о ваших подвигах докладывала, просила пристыдить, я обещался.
Все смеются.
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Предлагаю тост за ветер, который у попа табак из табакерки выдул.
РОТМИСТР. И за самого попа, за то, что чертыхнулся.
Все встают и поднимают бокалы — ВИВАТ!
Все пьют.
КОРНЕТ. Мне одна цыганка рассказывала: мышь ей попала за па-зуху — так недели не прошло, струна на гитаре лопнула, да ее по глазу.
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Господа, обнаружилась несправедливость, за-были собачку Кушку, голландской работы, прошу исправить. (Поднимает бокал).
ВСЕ (хором). Да здравствует собачка Кушка!
Пьют.
РОТМИСТР. Господа, шутки шутками, а ведь все-таки было что-то странное во всем этом. Так плавно все шло одно за другим.
ЛУКАШКА прыснул.
А ну-ка, Лукашка. поди сюда. А то стоишь там, как лиса в драгунской форме, в тряпочку пофыркиваешь. Уж не ты ли, хлюст, тут волшебствами этими занимался? Говори, черт, не бойся, я сегодня добрый. Почему Кушка гулять с тобой на улицу не шел?
ЛУКАШКА. Обидно уж больно, ваше высокоблагородие. Командир полка встренется, во фронт встать надо… А тут мопса у тебя на шпоре сидит. Опять же — кухарки задразнят.
РОТМИСТР. Ты тут не таранти. Гни так, чтоб гнулось, а не так, чтобы лопнуло…
ЛУКАШКА. Так точно. Каблуки я нашатырным спиртом натер. Чуть энтову Кушку к каблуку на ремешке притянешь, так она на задок и садится, голосом голосит. Ни одна собачка не вытерпит.
Все смеются.
РОТМИСТР. А жеребец почему ржал? Соли ты ему на хвост насы-пал?
ЛУКАШКА. Потому, ваше скородие, забрало меня дюже. Командир в доме один, а тут она на нас верхом семши, сахарницу стали запирать.
РОТМИСТР. Ты про сахарницу брось! Говори, да откусывай!
ЛУКАШКА. Да как же ему не ржать, ежели в полночь вестовой Ковригин, по уговору, кобылу к нашей конюшне, к самой отдушине под-вел.
РОТМИСТР. Ловко… А батюшку ты как ей подсунул?
ЛУКАШКА. Никак нет. Дарья-кухарка, отца дьякона подрясник сняла — проветривался он. Шляпу ихнюю нахлобучила, бороду мы, изви-ните, из вашей заячьей рукавицы приладили. И того… Чертыхнулась Да-рья… Действительно. Голос у нее толстый. А с собачкой чего проще. Я округ барыниной спальни, над плинтусом внизу по стенкам балалаечную струнку приспособил, коробок от ваксы к ей подвесил. За веревку дерне-шья — коробок тихим манером и звенит, с которой стороны требуется. Цельный день Кушку на конюшне репертил, пока он выть не стал под эн-тую музыку. Собачка музыкальная. Только, ваше скородие, прошу проще-ния — промашку я дал с первоначалу: на север, это точно бы, выть не следовало… Не удобн-с вышло…
Все смеются.
РОТМИСТР (наливает полную стопку рома, подает ЛУКАШКЕ). Пей, бес! На этот раз прощаю. Вот только мамашу огорчил уж очень, сна ее надолго теперь лишил. Шутко ли сказать, приметы какие к ней прикру-чены…
ЛУКАШКА. Никак нет! Не извольте беспокоиться: потолок и по-жар при нас и останутся. А насчет черной воспы я им средствие на вокзал дал: ежели они мозоль с Кушкиной пятки вырежут и в полночь его, в хлебный шарик закатамши, натощак съедят, никакая их воспа не возьмет.
РОТМИСТР. И что ж — поверила?
ЛУКАШКА. Так точно! Полтинничек на чай дали-с. Уж ли нашему орловскому способу ихней пензенской приметы не перешибешь?
Все смеются.
Затемнение.
Гаупвахта. Все покатываются со смеху.
ПЛЯСКИН. Яхонт! Алмаз! Изумруд! Дай я тебя расцелую! Какой ум, какая сметка! Хочешь, я для тебя в деревню за молоком сбегаю?
Входит ИПАТИЧ.
ИПАТИЧ. Давай, давай, беги, а я покудова твою книжечку почи-таю. Я ведь тут давно стою, ваши побасенки слушаю. Заба-ава-авно-о-о…
Все стоят по стойке смирно.
ПЛЯСКИН (заплетающимся языком). Руководствуясь исключи-тельно интересами русской пехоты и отечества…
ИПАТИЧ. Ясно, ясно, я все понял. (КУЧЕРЯВОМУ, КАБЛУКОВУ и ЛУКАШКЕ). Вот что, орлы, с гаупвахты я вас отпускаю. В роту, шагом марш!
Все трое уходят.
А ты, Пляскин, погоди. Я тоже хочу внести свой вклад в дело русской пе-хоты. Я тебе расскажу, что было с этими молодцами на прошлых учениях. Место здесь удобное, тихое, располагайся, да в книжечку, знай, записы-вай.
ПЛЯСКИН. Ваше скородие, господин фельдфебель, вы меня трону-ли до глубины души!
ИПАТИЧ. Ладно, ладно… Садись, записывай… Было это прошлой осенью, шли дожди… И вдруг, в самую непогодь, из штаба округа приказ: провести учение. И вот на этих треклятых учениях все и случилось…
Затемнение.
Действующие лица второго действия:
КУЧЕРЯВЫЙ — солдат
КАБЛУКОВ — солдат
ЛУКАШКА — солдат
ЧЕРТ
БАРИН
БАРЫНЯ
НАТАША — их дочь
ИЛЬЯ — слуга
КУХАРКА
ПОЛКОВНИК
ЖЕНА ПОЛКОВНИКА
РОТНЫЙ
АДЪЮТАНТ
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ
ПЕРВАЯ СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
ВТОРАЯ СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
ВОЕННЫЙ ЧИНОВНИК
КУРЬЕР
СТАРЫЙ КОРОЛЬ
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ
СТРАЖА
МУЖИКИ и БАБЫ
Сцена затемнена. Слышен звук горна. Тревога! И тут же сцена наполняется звуками, которые сопровождали любое войсковое учение начала века: визг снарядов, взрывы, крики: «Ура!», лошадиное ржание и топот. Видны вспыш-ки разрывающихся снарядов, мечутся тени, дым застилает сцену. Звуки трубы. Отбой! Дым рассеивается, и мы ви-дим посреди сцены трех солдат, сидящих у костерка. Это КУЧЕРЯВЫЙ, КАБЛУКОВ и ЛУКАШКА. Они чинят и су-шат свою амуницию, и неторопливо обсуждают учение.
КУЧЕРЯВЫЙ. И чего это они нынче учение провести задумали? Ночью дождь хлестал как из ведра, грязи по колено, не токмо пехота, ка-валерия еле проползла.
КАБЛУКОВ. А им что, до нас дело есть? Они у себя в штабе шам-панского накушаются, огурцом закусят и давай куролесить. А солдат ис-полняй.
ЛУКАШКА. Терпите, братцы… Тяжело в ученьи, легко в бою.
КУЧЕРЯВЫЙ. Такую жизнь сам черт не вытерпит… Не к ночи будь помянут…
Из-за спин солдат неожиданно появляется ЧЕРТ. Мгно-венно осмотрел все и исчез.
Черт, жрать охота! (Встает и оглядывает окрест¬ность).
КАБЛУКОВ. Полевую кухню выглядываешь? Зря… Ее у деревни «Завидово» повар Ванька Фортунатов в реке утопил.
ЛУКАШКА. Как так?
КАБЛУКОВ. А так… С перепою решил, что война началась и уто-пил, чтобы врагу не досталась… Его сейчас на гауптвахте фельдфебель с ротмистром опохмеляют…
В это время ЧЕРТ залез в вещмешок КУЧЕРЯВОГО и ро-ется там. Из мешка торчит только его хвост с кисточкой на конце.
КУЧЕРЯВЫЙ. Погляжу в мешке, может, где сухарь завалялся… (КУЧЕРЯВЫЙ тянется к своему мешку, но, увидев торчащий хвост, цепе-неет). Это что такое? (КУЧЕРЯВЫЙ опомнившись, хватает ЧЕРТА за хвост и вытягивает его из мешка).
ЧЕРТ визжит и брыкается.
Братцы, черт!
КАБЛУКОВ и ЛУКАШКА подскакивают к КУЧЕРЯВОМУ и изумленно смотрят на ЧЕРТА. ЧЕРТ, пытаясь располо-жить их к себе, висит по стойке смирно и, смешно отто-пырив локоть, отдает им честь.
ЧЕРТ. Здравия желаю, ваши превосходительства!
ЛУКАШКА. Точно, черт!
ЛУКАШКА и КАБЛУКОВ крестятся. ЧЕРТ тихонько ску-лит.
КУЧЕРЯВЫЙ. Ты чего там делал, охломон?
ЧЕРТ. Нитки вощеной искал…
КУЧЕРЯВЫЙ. Зачем тебе, псу, нитки?
ЧЕРТ. Мышей летучих наловил, взводному бесу на уху, а нани¬зать, дяденька, не на что…
КУЧЕРЯВЫЙ. Вот я тебе сейчас нанижу… братцы, помогите-ка… Сейчас мы его свяжем…
Солдаты окружают ЧЕРТА, загородив от зрителей, и свя-зывают. ЧЕРТ верещит и отбивается хвостом.
Врешь, не уйдешь…
ЧЕРТ умолкает. Солдаты расступились. ЧЕРТ, измотан-ный борьбой, лежит на земле и тяжело дышит. Глаза его полузакрыты, лапки крепко связаны сыромятным ремеш-ком. КУЧЕРЯВЫЙ, не зная что с ним делать дальше, са-дится на него. ЧЕРТ хрипит.
Ндравится?
ЧЕРТ. Чему ндравиться? Дурак стоеросовый! Пользы своей не по-нимаешь.
ЛУКАШКА. Кака-така польза? Чего врешь?
ЧЕРТ. Солдат врет, а черт, как стеклышко. Вы б меня отпусти¬ли, я б вам за это исполнение желания сделал, как полагается.
КУЧЕРЯВЫЙ. Надуешь, кишка тараканья…
ЧЕРТ. Чертово слово — как штык. Не гнется, не ломается… Где ж ты слыхал, чтобы наш брат обещанья не исполнял? Ась?.. А между про-чим, зад у тебя, солдат, чижолый. Чтоб ты сдох. (ЧЕРТ захныкал).
КУЧЕРЯВЫЙ. Чего ж пожелать? Жив-здоров, рожа, как репа. Толь¬ко жрать охота, да переодеться в сухое.
КАБЛУКОВ (смеясь). Ишь ты, размечтался! На барскую жизнь по-тянуло? (ЛУКАШКЕ). Лукаш, а Лукаш, представляешь, Кучерявый бари-ном заделался, едет мимо нашего бивуака, а мы ему: здравия желаем, ва-ше скородие! А он нам, так небрежно, а пошли вы нахрен, ребята! А сам такой сытый, ласковый, и духами пахнет…
КАБЛУКОВ и ЛУКАШКА смеются.
КУЧЕРЯВЫЙ. А что ты думал? Так и скажу!.. (Вскакивает на ноги, поднимает ЧЕРТА за шкирку и встряхивает его). Ну, вражина, исполняй желание! Хочу быть здешним помещиком!
ЧЕРТ (смеется). Это ты, солдат, здорово удумал!
ЛУКАШКА. А куда ж ты настоящего помещика определишь?
ЧЕРТ. Не твоя забота месить чужое болото… Подземелье у нас есть за березняком, там и переспит, очумевши… (КУЧЕРЯВОМУ). А ко-гда тебе надоест…
КУЧЕРЯВЫЙ. Что ж тогда делать-то?
ЧЕРТ. Волос у меня выдери да припрячь. Подпалишь его на свечке — помещик опять на своем диване зенки протрет, а ты прямо здесь ока-жешься. Понял?
КУЧЕРЯВЫЙ. И козел поймет. Давай, дело делай! (Развязывает ЧЕРТА).
ЧЕРТ ударяет в ладоши и трижды свистит. КУЧЕРЯВЫЙ медленно поднимается в воздух и улетает. Навстречу ему летит спящий ПОМЕ¬ЩИК. ЧЕРТ верещит от восторга.
Сцена погружается во тьму.
Барский дом, комната барина. Просыпается КУЧЕРЯВЫЙ на роскошном диване, в прекрасном халате. Подходит к зеркалу, смотрится в него, крестится: «Господи поми-луй!» Из зеркала на него смотрит другой человек: черно-волосый, смуглый, с холеной бородой.
КУЧЕРЯВЫЙ (ощупывает себя). Вот тебе и бес! Аккуратный, хлюст, попался!
Входит СЛУГА.
СЛУГА. Поздно, сударь, дрыхнуть изволите. Барыня кипит — тре-тий кофий на столе перепревши.
КУЧЕРЯВЫЙ. Ты с кем разговариваешь? Каблуки вместе, живот подбери!
СЛУГА. Некогда мне с животами возжаться. Барыня серчает, при-казала вас сию минуту взбудить. Все дела проспали.
КУЧЕРЯВЫЙ. Как барыню зовут-то?
СЛУГА (шарахнулся). Аграфеной Петровной. Шутить изволите?
КУЧЕРЯВЫЙ. А тебя как кличут?
СЛУГА. Ильей пятый десяток величают. Кажная курица во дворе знает.
КУЧЕРЯВЫЙ. Показывай, хлюст, дорогу, забыл я чегой-то.
СЛУГА. Зубки изволили забыть почистить.
КУЧЕРЯВЫЙ. Я тебе почищу, будешь доволен. (Кулаком тычет ИЛЬЮ в бок). Шагом арш! Ать-два, ать-два!
КУЧЕРЯВЫЙ с ИЛЬЕЙ уходят.
Столовая. За столом сидит БАРЫНЯ, пьет кофе. БАРЫНЯ пышнотелая, румяная, расфуфыренная, входят ИЛЬЯ и КУЧЕРЯВЫЙ. ИЛЬЯ, поклонившись БАРЫНЕ, выскальзы-вает из комнаты.
БАРЫНЯ. Заспался? Заместо кофию сухарь погрызешь песочный, требуха ползучая. Забыл что ли, какой ноне день?
КУЧЕРЯВЫЙ (развязно). Не могу знать. День обныкновенный, вос¬кресный. Дозвольте, вас, Аграфена Петровна, в сахарное плечико… того-с…
БАРЫНЯ (ткнув его плечом в зубы). Как это не можешь знать, ду-рень стоеросовый. Нынче вечером парад-бал назначен. Батальонный адъ-ютант дочке вашей, Наташеньке, предложение нацелился сделать. А ты… Наташа, Наташенька!
Входит НАТАША, щупленькая, белобрысая девушка.
Полюбуйся-ка на своего папашу, — забыл, какой нынче день выдающий-ся!
НАТАША (скорбно качает головой). Ах, папенька, как же вы… (Целует его в лоб и уходит).
БАРЫНЯ. Ну, чего стоишь как чурбан? Иди перед крыльцом до-рожки полоть, да песком не забудь посыпать.
КУЧЕРЯВЫЙ. Матушка, бариново ли дело в воскресный день бе-лые ручки о лопух зеленить?
БАРЫНЯ. А кого послать-то? Слуги все в город за закусками уеха-ли, а Илья посуду чистит. Уж не мне ли по траве ползать? (Уходит).
КУЧЕРЯВЫЙ (оглядывается, подходит к буфету). Водочки бы тяп-нуть, чтоб сердце утешить. (Пытается открыть буфет, но безуспешно).
Входит БАРЫНЯ. Увидев происходящее, лупит КУЧЕРЯ-ВОГО веером по голове. КУЧЕРЯВЫЙ от неожиданности хватается за голову и приседает.
БАРЫНЯ. Ах ты змей ползучий, я тебе что делать приказала? А? (Снова ударяет КУЧЕРЯВОГО).
КУЧЕРЯВЫЙ. Ручка у вас, Аграфена Петровна, исключительная, нашему взводному рядом с вами делать нечего! (КУЧЕРЯВЫЙ уходит, пытаясь сохранить барское достоинство).
БАРЫНЯ подходит к буфету, открывает его и наливает себе стаканчик настойки.
БАРЫНЯ. Ишь ты, настойки моей захотел… кишка тараканья… (Выпивает настойку).
Лужайка перед барским домом. В окне дома видна БАРЫ-НЯ. Она пьет чай с наливкой и зорко поглядывает за КУ-ЧЕРЯВЫМ. КУЧЕРЯВЫЙ ползает по лужайке и стара-тельно выдергивает траву.
БАРЫНЯ. Куда пополз? Не видишь, что ли? Целый пук травы прос¬кочил, ленивое отродье. Чище пропалывай, да поживее.
КУЧЕРЯВЫЙ начинает стремительно выдергивать траву. Носится вихрем по лужайке. БАРЫНЯ, зевнув, уходит. КУЧЕРЯВЫЙ вкалывает, наращивая темп, наконец обес-силенно валится, дышит тяжело. В окне появляется НА-ТАША.
НАТАША. Папаша, обедать. (Уходит).
КУЧЕРЯВЫЙ (стремительно вскакивает, принюхивается). Гусем жареным пахнет! Настал мой час! (Бодро и легко входит в дом).
Столовая в барском доме. За столом сидит БАРЫНЯ и НАТАША, перед ними жареный гусь с яблоками. КУЧЕ-РЯВЫЙ садится за стол и сразу же пытается оторвать гу-синую ногу, БАРЫНЯ бьет его по рукам.
БАРЫНЯ (показывает на тарелку, стоящую в стороне). Вот твое.
КУЧЕРЯВЫЙ (смотрит в тарелку). Это что такое? Суп-сельдерей из мушиных костей? Две крупки впереди плывут, две сзади наго¬няют?
БАРЫНЯ. Почки у тебя гнилые, мясного тебе нельзя. Супу не хо-чешь — моркови сырой погрызи, очень от почек это помогает. (С аппети-том ест гусиную ножку).
КУЧЕРЯВЫЙ (бросает ложку). Покорнейше благодарю, это — ку-шайте сами, или свиньям отдайте, если есть будут. (Гордо уходит).
Кухня. Идут приготовления к балу: на вертеле жарится поро¬сенок, куры, гуси. От котлов поднимается ароматный дух. На кухне хлопочет КУХАРКА, входит КУЧЕРЯВЫЙ.
КУЧЕРЯВЫЙ. Мать, за ради Бога, дай мяса кусок. Оголодал, мочи моей нет — кишка кишку грызет.
КУХАРКА. И не просите, барин, барыня меня пополам перервет, потому как почки у вас заблуждаются.
КУЧЕРЯВЫЙ. А пошла бы ты к едреной матери на белом катере! (Зло разворачивается, хватает корку хлеба и уходит).
Барские покои. КУЧЕРЯВЫЙ идет к себе, жадно грызет горбушку. Проходит мимо барыниной спальни. Дверь в спальню слегка приоткры¬та. КУЧЕРЯВЫЙ заглядывает. БАРЫНЯ в красивой ночной рубашке ложится отдыхать.
КУЧЕРЯВЫЙ (самому себе). Поиграть, что ли? (Стучит и сразу входит). Дозвольте взойти? В подкидного перекинуться, либо так, ореш-ков погрызть. Оченно тошно одному по дому слоны слонять. А вы, между прочим, из себя кисель с молоком, хоть серебряной ложкой хлебай. Ду-шенька форменная.
БАРЫНЯ. Пошел прочь, моль дождевая! Чтоб я таких слов сол¬датских больше не слышала!
Выскочил КУЧЕРЯВЫЙ из спальни, пошел сам не знает куда. Вдруг видит на сундуке гармонь, обрадовался ей КУЧЕРЯВЫЙ, схватил ее и побежал в свой кабинет. Уст-роился на оттоманке и под гармонь запел любимую пол-ковую песню.
КУЧЕРЯВЫЙ (поет).
«Дело было за Дунаем,
В семьдесят шестом году…»
Вбегает ИЛЬЯ. Руками машет, гармонь у КУЧЕРЯВОГО вырывает.
ИЛЬЯ. Барыня серчает! Приказано сей же час прекратить!
КУЧЕРЯВЫЙ. Что ж это, друг, барыня у вас такая норовистая? В чем причина?
ИЛЬЯ (удивленно). Разе ж вам не известно, что имение на ихнее, барынино имя записано? Характер у вас, по этой причине, подчи¬ненный.
КУЧЕРЯВЫЙ. Дал бы я твоей барыне леща промеж глаз. (Приню-хива¬ется). Ну-ка, родной, подойди ко мне.
ИЛЬЯ робко подходит.
(Берет его за уши и притянув к себе принюхивается). Рябиновая! Она, мать родная! Что ж, Илья, эдак не годится! Я ведь тоже человек. Тащи сюда сладкой водочки, да огурцов котелок. Ухнем в тишине.
ИЛЬЯ. Никак нет, сударь! Барыня меня должности решит. Я пота-енно, извините, вкушаю. А вам они нипочем не дозволяют. Капли свои почечные, извольте принять.
КУЧЕРЯВЫЙ (вышвыривает ИЛЬЮ в коридор). Ладно, гады ползу-чие, на бал-параде отыграюсь.
Вечер. Гости съезжаются к балу. Звучит музыка, накрыты столы. Слуги несут блюда с закусками. Зал празднично украшен и ярко освещен. БАРЫНЯ и КУЧЕРЯВЫЙ встре-чают гостей. Оба разодеты в пух и прах. Появляется ПОЛКОВНИК с ЖЕНОЙ. ИЛЬЯ спешит снять шинель с ПОЛКОВНИКА. КУЧЕРЯВЫЙ, сбивая с ног ИЛЬЮ, под-скакивает к ПОЛКОВНИКУ и стягивает с него шинель.
КУЧЕРЯВЫЙ. Дозвольте, ваше высокоблагородие, шинельку при-нять.
ПОЛКОВНИК (в оцепенении). Да что вы, что вы. Господь с вами… Николай Петрович…
БАРЫНЯ (оттаскивает КУЧЕРЯВОГО от ПОЛКОВНИКА). Ты что, дурак, делаешь, фамилию свою позоришь? С дам скидывай, а с господами офицерами и Илья управится.
Подходит РОТНЫЙ, кланяется БАРЫНЕ, КУЧЕРЯВОМУ протягивает руку.
РОТНЫЙ. Здравствуйте, дорогой Николай Петрович…
КУЧЕРЯВЫЙ (вытягивается по стойке смирно). Здравия желаю, ваше скородие!
РОТНЫЙ. А вы, однако, шутник, Николай Петрович.
БАРЫНЯ (КУЧЕРЯВОМУ, сквозь зубы). Пшёл вон отседова!
КУЧЕРЯВЫЙ (отходит в сторону). Ну ладно, хрен с тобой, мне же лучше. (Исподтишка выпивает большую рюмку водки).
Появляется полковой АДЪЮТАНТ.
БАРЫНЯ. Наташенька! Встречай Михаила Михайловича!
Появляется НАТАША. АДЪЮТАНТ целует ей руку. Меж-ду прибывшими завязывается неслышный разговор. В это время в разных углах сцены появляется, как черт из таба-керки, КУЧЕРЯВЫЙ. Пользуясь тем, что на него не обра-щают внимания, выпивает одну рюмку за другой. ИЛЬЯ заметив это, подходит к БАРЫНЕ и что-то шепчет ей на ухо, кивнув головой в сторону Кучерявого.
БАРЫНЯ. Господа, прощу за стол! Коленька, садись со мной.
Гости садятся за стол. КУЧЕРЯВЫЙ садится с БАРЫНЕЙ и пытает¬ся ее обнять за мягкое место. БАРЫНЯ резко бьет его локтем в бок, отчего КУЧЕРЯВЫЙ валится под стол. БАРЫНЯ, как щенка, за шиворот, вытаскивает его из-под стола и сажает на место.
РОТНЫЙ. Ну-с, господа, что новенького?
КУЧЕРЯВЫЙ (радостно). Новенького? А родила девка голенького! (Выпивает рюмку, закусывает грибком. Ржет, как жеребец).
ИЛЬЯ (сам себе). Вот разнесло-то барина: рот нараспашку, язык на плече.
ПОЛКОВНИК. Ну, господа, с Богом! (Выпивает рюмку).
Все пьют — едят, веселятся, один КУЧЕРЯВЫЙ тоскует: только протянет руку за рюмкой, БАРЫНЯ тут же лупит по руке. РОТНЫЙ за¬метил его положение, посочувство-вал: налил стакан водки и поста¬вил его перед КУЧЕРЯ-ВЫМ.
РОТНЫЙ (подмигнув). Воды не угодно ли, Николай Петрович, по-тому у вас в лице сердечная бледность.
КУЧЕРЯВЫЙ (подносит стакан к губам и, поняв, что там, мгно-венно выпивает. РОТНОМУ). Ваше скородие, я вас завсегда уважал за ду¬шевность. Ежели желаете, я вам такой ящик для сигар замастырю, весь полк ахнет. (Наливает себе сам огромный стакан водки).
БАРЫНЯ пытается его остановить, КУЧЕРЯВЫЙ берет ее руку и засовывает в салат. Все оцепенели, НАТАША тихо всхлипывает. КУЧЕРЯВЫЙ лихо опрокидывает стакан и поет, постукивая ложками по тарелкам.
КУЧЕРЯВЫЙ (поет).
«На поляне блестит луна,
Воробьи купаются…
Наша барыня от мужа
В полдень запирается!»
БАРЫНЯ, завизжав, хватает КУЧЕРЯВОГО за волосы и таскает его по залу. Их пытаются разнять.
(Кричит). Что, правда глаза колет?!
БАРЫНЯ (стучит его лбом о стол). Я тебе покажу правду!
РОТНЫЙ оттаскивает БАРЫНЮ от КУЧЕРЯВОГО. ЖЕНА ПОЛКОВНИКА капает ей сердечные капли. Дочка заигра-ла вальс на фортепьяно. КУЧЕРЯВЫЙ тут же хватает в охапку ЖЕНУ ПОЛКОВНИКА и начинает с ней скакать по залу. Танцует польку под вальс, ЖЕНА ПОЛКОВНИКА повизгивает. КУЧЕРЯВЫЙ отбрасывает ее в объятия АДЪЮТАНТА, оба они валятся на пол и АДЪЮТАНТ, за-путавшись в юбках, никак не может подняться. НАТАША в ужасе убегает.
КУЧЕРЯВЫЙ (встав посреди зала). Кто здесь хозяин? Я! Желаю, чтобы, всю роту чичас же сюда представить! Всем солдатам полное уго-щение! И чтоб жена моя, барыня, при полном параде, русскую перед ими сплясала. Живо!
БАРЫНЯ, подскочив сзади, бьет КУЧЕРЯВОГО по голове большим серебряным половником. КУЧЕРЯВЫЙ падает без чувств. ПОЛКОВНИК и РОТНОНЫЙ утаскивают его из зала. БАРЫНЯ падает в кресло и бьется в истерике. ЖЕНА ПОЛКОВНИКА пытается напоить ее успокоитель-ными каплями. АДЪЮТАНТ и ИЛЬЯ стоят в противопо-ложных концах стола и выпивают одну рюмку за другой.
Утро. КУЧЕРЯВЫЙ просыпается в своей комнате. Ощу-пывает себя. На нем ничего нет, кроме нижнего белья, под глазом синяк, на макушке шишка. В замочную скважину смотрят ИЛЬЯ и КУХАРКА, смеются. КУЧЕРЯВЫЙ под-ходит к двери — дверь на запоре. В ярости дергает за ручку двери.
КУЧЕРЯВЫЙ. Опохмелиться дайте, гады ползучие, не то дом раз-несу!
Около двери появляется БАРЫНЯ. ИЛЬЯ и КУХАРКА разбегаются в разные стороны.
БАРЫНЯ (ударив кулаком в дверь). Цыц, гунявый! Не то и белье отберу. Жалобу губернатору подам, что ты меня тиранишь. Я евойная дальняя тетка, он тебя, окаянного, в дисциплинарный монастырь сошлет! (Величаво уходит).
КУЧЕРЯВЫЙ (досадливо бьет себя по лбу). Вот попал! Как блоха в тесто! Дымом, что ли, перегар перешибить? (Берет со стола кисет. Загля-дывает в него). И здесь пусто, грязь только какая-то. (Достает из кисета волосок черта. Рассматривает). Да это ж чертова щетинка! Вот оно, спа-сение мое!
КУЧЕРЯВЫЙ поджигает щетинку. Она дымит и с треском разбрасывает разноцветные искры. КУЧЕРЯВЫЙ улетает вместе с дымом, в ореоле искр.
Тот же костерок. Ночь. ЧЕРТ, связанный, крутится на земле и отчаянно верещит. КУЧЕРЯВЫЙ наскакивает на черта и пытается достать его штыком. ЛУКАШКА и КАБ-ЛУКОВ, смеясь, сдерживают КУЧЕРЯВОГО.
КУЧЕРЯВЫЙ (орет и вырывается). Ребята, пустите! Я его заколю как врага!
ЛУКАШКА. Погоди, погоди, Кучерявый, ты ж сам на это дело на-просился!
КУЧЕРЯВЫЙ (бросает винтовку, садится на пенек). А, ладно, на-пле¬вать и забыть. Загадывайте вы, ребята, пока я не передумал и не добил эту сволочь.
ЧЕРТ (подскакивает). За что, братцы? Я же все сделал, что он про-сил! Просто фарт не пошел. Продешевил он. Мелочь попросил — мелочь получил.
КАБЛУКОВ. А ты что, можешь и посерьезнее закрутить?
ЧЕРТ (важничает). А то! (Задрал рыло и вальяжно помахивает хво-стом).
КАБЛУКОВ (загорается). Фельдфебелем можешь меня сделать?
ЧЕРТ. В секунду!
КАБЛУКОВ. А… а… Генералом?!
ЧЕРТ. Раз плюнуть!
КАБЛУКОВ (шепотом). А царем?!
ЧЕРТ. Ну это посложнее… Но и это могу!
ЛУКАШКА. Ну это ты, брат, врешь… (Смеется). Слишком крупное дело для такого мелкого беса, как ты…
ЧЕРТ (связанный, вскакивает на задние лапки). Да я! (Падает, не удержавшись).
Солдаты смеются.
Развяжите меня… Мне для этого дела нужно лапами некоторые пассы произвести… Вот тогда и посмотрим, что я могу!
КАБЛУКОВ (развязывает ЧЕРТА). Ну, давай проверим…
ЛУКАШКА. Что, Каблуков, загорелась душа до чужого ковша?.. Тоже сладко покушать хочешь?
КАБЛУКОВ. Лукаш, ты ж меня знаешь… Когда я только для себя что-то хотел? Я для всех постараться хочу! (Сдергивает с ЧЕРТА верев-ки).
ЧЕРТ тут же вскакивает на ноги.
ЧЕРТ (взмахивает лапами, как дирижер). Ну-с, приступим?
КАБЛУКОВ (садится на пенек). Валяй!
ЧЕРТ делает лапками замысловатые пассы и что-то буб-нит себе под нос. Сцена затемняется. Тишина. Звучит торжественная музыка. Сцена заливается голубым светом. Музыка стихает. КАБЛУКОВ сидит на пышно разукра-шенном троне. Одет он в солдатское нижнее белье с бол-тающимися завязками, поверх которого накинута парчо-вая мантия золотисто-пурпурного цвета, на голове коро-на, сверкающая драго¬ценными камнями. В одной руке у него скипетр, в другой самокрутка-козья ножка. КАБЛУ-КОВ, потрясенный, боится шевельнуться. ЧЕРТ в полном восторге от собственной работы бегает вокруг КАБЛУ-КОВА.
ЧЕРТ (потирает лапки). Свершилось! (В сторону). На кого только свой талантище трачу! (КАБЛУКОВУ). Твое величество, будешь ордена раздавать, о своем благодетеле не забудь! (Хлопает себя по груди и с ехидным смешком исчезает).
КАБЛУКОВ. Так… С чего начать?.. (Ударяет скипетром по подло-котнику трона). Фельдфебеля седа!
Чеканным шагом выходит ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ, руки по швам.
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. Здравия желаю, Ваше Величество! По вашему приказанию прибыл!
КАБЛУКОВ (многозначительно, с растяжкой). Здорово, Ипатьич… Чай пил?
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. Так точно, ваше величество, какой же русский че-ловек чай не пьет?
КАБЛУКОВ. А солдаты пили?
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. Никак нет. По раскладке чайного довольствия не положено.
КАБЛУКОВ. Вишь ты, Ипатьич, а они, поди, тоже не венгерцы. Русские, не хуже тебя. Отдай чичас, через старшого писаря приказ, чтобы каждому солдату утро-вечером чаю полную миску выдавали, хочь залей-ся. И сахару по четыре куска.
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. И по одному хватит. А то вся армия в день пуда четыре схряпают — расход-то какой!
КАБЛУКОВ. Эх ты, барабан пузатый! Тебе с ротного котла и на варенье с печеньем хватает, а ты солдатские куски на весах прикидыва-ешь? Сию же минуту распорядись, чтоб парадный мой золотой портсигар в эмпириалы перелить, на чай-сахар солдатам, поди на год хватит. Я из серебряного покурю. (Дает ФЕЛЬДФЕБЕЛЮ портсигар).
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. Как же, Ваше Величество, возможно?! Ежели к вам Шах персидский в гости приедет, у него портсигар весь червон¬ного золота, алмаз на алмазе, а у вас — простого серебра. Несоот¬ветственно выйдет.
В зал важно входит павлин. Ни на кого не обращая вни-мания прогуливается. КАБЛУКОВ соскакивает с трона, подбегает к павлину.
КАБЛУКОВ. Ипатьич, павлина видишь?
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. Так точно, Ваше Величество!
КАБЛУКОВ. Зад у него и хвост весь золотистый, аж солнце пере-шибает. А что он против русского серого орла может? (Пинком вышибает павлина из зала). Ась? Ступай, Ипатьич.
ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ. Слушаюсь, ваше величество. (Уходит с портсига-ром).
КАБЛУКОВ садится на трон. Вытирает пот со лба.
КАБЛУКОВ. Тяжела корона, а снять нельзя, не по форме выйдет. (Хлопает в ладоши). Подать сюда сестер милосердия.
Появляются две СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ. На головах у них белые косынки с красным крестам. Одеты они в чрез-вычайно короткие платьица с огромными кокетливыми бантами ниже талии, сзади.
Девчонки, помашите надо мной веерами для температуры, а то взопрел я от государственных дел.
СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ обмахивают КАБЛУКОВА веера-ми. Входит военный ЧИНОВНИК.
ЧИНОВНИК. Эстафета от шведского короля! Хочет он, свою пле-мя¬нницу, природную принцессу, к вашему величеству, в гости прислать. Желает король, надо полагать, вас на брак подбить. Ему лестно, да и нам не зазорно… хочь мы шведов и били, однако ж держава не последняя.
КАБЛУКОВ. Пошли ты шведского короля на легком катере к швед-с¬кой матери…
СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ смеются.
Ежели мне в голову вступит — на своей, на русской женюсь. Шведки их-ние — из себя голенастые, разве с нашей, пшеничной, сравнить? (Кивает в сторону СЕСТЕР МИЛОСЕРДИЯ).
Те начинают быстрее махать веерами и довольно хихи-кать.
ЧИНОВНИК (умоляюще). Никак нет, Ваше Величество, отказать невозможно. Министры вам воспретят. Потому им желательно, по ходу политики, со Швецией марьяжный интерес вести…
КАБЛУКОВ. Звание у тебя офицерское, а в голове у тебя тараканы портянку сосут. Мои министры пущай хоть на венгерских козах женятся, а я — патриот. (Хлопает СЕСТЕР МИЛОСЕРДИЯ по попкам).
ЧИНОВНИК. А может, ваше величество, принцессу шведскую хочь для посмотрения пригласить? А вдруг она из себя антрекот с изюмом?
КАБЛУКОВ. Дадено тебе видно в ручку. Да как же я с ней без язы-ка легкий любовный разговор вести буду?
ЧИНОВНИК. Переводчика к вам, ваше величество, из генералов приставят.
КАБЛУКОВ. Ну вот, братец, сразу и видать, что окромя черниль¬ницы, ты ни к одному женскому предмету и не прикасался. Какой в таких делах переводчик? Проваливай к псам… Житья от вас царю нету. Ступай на конский завод, там и распоряжайся, а я, когда хочу, на ком хочу и сам обженюсь.
ЧИНОВНИК (прижимая руку к груди). Ваше Величество…
КАБЛУКОВ. Проваливай, а то разжалую вот тебя в первобытное состояние — и следа от тебя не останется…
ЧИНОВНИК пятясь уходит. СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ са-дятся на подлокотники трона и начинают заигрывать с КАБЛУКОВЫМ.
(СЕСТРАМ МИЛОСЕРДИЯ). А, что, девочки (обнимает их за талии) мо-жет выпьем — закусим чего?
СЕСТРЫ (вместе). Конечно, ваше величество…
ПЕРВАЯ СЕСТРА. И выпьем.
ВТОРАЯ СЕСТРА. И закусим.
КАБЛУКОВ. Эх, Кучерявого бы мне в денщики…
Появляется ЧЕРТ, слушает.
Он по этой части большой мастак…
ЧЕРТ лапкой как бы дергает невидимую струну. Слышен мело¬дичный звон. ЧЕРТ исчезает. И тут же, как из под земли, появля¬ется КУЧЕРЯВЫЙ с подносом в руках. На подносе бутылка «Рябиновой» и блюдо с индюшкой.
КАБЛУКОВ (обрадованно). Ишь ты!.. Ну ладно… Садись, Кучеря¬вый, супротив, хватим по лампадке.
КУЧЕРЯВЫЙ. Как же я, Ваше Величество, при вашей должности, выпивать с вами буду? Сокол, когда пьет мелкие пташки за кустами тре-пещут.
КАБЛУКОВ. А я тебе повелеваю. Все, брат, теперь в моей власти. Сегодня ты денщик, а завтра, захочу — хочь в бабы тебя произведу.
СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ звонко смеются.
КУЧЕРЯВЫЙ (ошалело). Покорнейше благодарим!
КАБЛУКОВ. Ну давай, садись.
КУЧЕРЯВЫЙ садится па ступеньки, ведущие к трону. На-ливает «Рябиновую».
А вы, девочки, веерами над нами помашите, а то чавой-то жарко.
СЕСТРЫ машут веерами над КАБЛУКОВЫМ и КУЧЕРЯ-ВЫМ.
Что ж, Коля, теперь я царь, пользуйся. А чего ж для землячка не поста-раться. Только ты не очень загибай, линию свою помнить надо.
КУЧЕРЯВЫЙ. Ваше величество, отпусти домой на побывку, а то уж забыл, как жена моя выглядит: в анфас и на ощупь.
КАБЛУКОВ. Хрен с тобой, иди.
С улицы доносятся команды: «На право, на лево, кругом, шагом марш! На месте, стой! Ать, два».
Думаю, что не тебе одному, домой охота. (Выходит на балкон). Отста-вить! Распускаю всех на три дня, три ночи.
Крики: «Ура-а-а!!!»
Кажному по рублю, а кто из моей губернии, четвертак прибавлю.
Крики еще громче: «Ура-а-а!!! Да здравст¬вует его величе-ство, ура-а-а!!! КАБЛУКОВ поднимает руку в привет¬ственном жесте.
Вали в город. Только, чтоб без безобразиев: кто упьется, веди себя чест-но, — в одну сторону качнись, в другую поправься.
КУЧЕРЯВЫЙ. Покорнейше благодарим, Ваше Величество! А уж насчет поведения, будто покойны, — не подгадим… Только позволь¬те до-ложить, нельзя ли всем по рублю с четвертаком, а то обидно. Чай и про-чие губернии не хуже твоей.
КАБЛУКОВ. Пес с вами. Мне четвертаков не жалко, сколько захо¬чу, столько и начеканю.
Крики: «Ура!»
Спасибо, орлы, за службу! С Богом!
Слышен топот марширующих колонн. КУЧЕРЯВЫЙ ухо-дит.
Ать, два. Ать, два! Ножку дай!
Топот становится громче и отчетли¬вей.
Упарился я. (Садится на тахту).
Топот стихает.
Вы, девушки, тоже ступайте, к лысой матери. Вас, небось, тоже женихи в городс¬ком саду дожидаются.
СЕСТРЫ с визгами восторга убегают.
Солдат отпустил, сестер отправил, теперь…
Появляется ЧЕРТ. КАБЛУКОВ замирает. Звон струны, черт исчезает. КАБЛУКОВ приходит в себя.
Теперь генералами займемся, реформу произведем… (Хлопает в ладоши). Эй, полковник, зайди-ка сюда, да тетрадку возьми и перо.
Входит ЧИНОВНИК с тетрадкой и пером.
КАБЛУКОВ. Пиши, с большой буквы: «Реформа по генералитету и усей армии вооще».
ЧИНОВНИК. Так и писать?
КАБЛУКОВ. А как ты думал? Так и пиши!
ЧИНОВНИК. Слушаюсь. (Пишет).
КАБЛУКОВ. Так, пиши: генерал-майорам по два рубля, генерал-лейтенантам — по трешке. Полным генералам, старичкам малокровным, — ни полушки: не пьют, не курят, барышню встретят — губу на локоть, слюнка по сапогам. Футляр парадный, а скрипка без струн. Куды таким деньги? Обойдутся.
Военный ЧИНОВНИК падает без памяти. Появляется лап-ка черта и утаскивает старика за кулисы. Тут же появля-ется сам ЧЕРТ с тетрадкой и пером, заняв место чиновни-ка, записывает.
Таперича буду главную реформу учинять. Срок службы — урезаю втрое. Кавалерию, особливо легкую, — начисто срежу… Только пыль от них, да горничные пухнут. Морячкам тоже фитилек вставлю… Год во флоте, два в пехоте, чтоб знали как в рукопашную ходить. А то идет, — Боже ж ты мой! — Ленточки распустил, штаны с начесом, рожа красная — не подой-дешь. Летчикам первое место. Серебром обложу, золотом прикрою. Он в одиночку на стальном жуке в неизвестном направлении орудует. А по праздникам я сам все роты самолично обойду. Понанесут мои лакеи и жа-ренного и паренного корзин со сто. Барышень городских пригласим, да как грянем в шесть гармоней кудрявую польку — аж до офицерского соб-рания докатится. «Ти-ли, ти-ли, черта брили, завивали хохолок…»
ЧЕРТ пишет и хихикает.
А по гражданской части — вот что… Созову я разных сословий старич-ков, умственно развитых. Так, мол, и так, отцы. Государство наше вели-кое, — а живем кисло. Голова в золоте, тело в коросте. Дворцы да пара-ды, кумпала блестят, в теянтре артистки воют, гостиные дворы бананами-ананасами завалены, а у нас в деревне кругом шестнадцать. Леший в ды-рявом лапте катается. Я царь, мне это досадно. Ежели надо, жалованье мне урежьте, я и из сол¬датского котла попитаюсь — только полный поря-док наведите. (Ста¬новится на колени, крестится).
ЧЕРТА как ветром сдувает.
Господи, что же это такое?! Аль у нас в России золота нет? Аль реки на-ши осокой заросли, аль земля наша каменная, али народ русский в поле обсевок? Почему ж этакую прорву лет из решета в сито переливаем, а так до правильной жизни и не достигли?! (Сидит, обхватив голову руками).
Появляются СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ, взбивают перину.
ПЕРВАЯ СЕСТРА. Пожалуйте, Ваше Величество, уж ночь на дворе, а вы все в делах да в делах.
СЕСТРЫ помогают КАБЛУКОВУ раздеться и укладывают его в постель.
ВТОРАЯ СЕСТРА. Счастливо оставаться. Завтра чуть свет, шико-ладу мы вам миску принесем, да сала полфунта.
СЕСТРЫ уходят. КАБЛУКОВ засыпает. Неожиданно вбе-гает КУРЬЕР с пакетом.
КУРЬЕР. Спешно, секретно, в собственные руки, прочитайте от скуки! Расписание занятий, Вашему Величеству, на завтрашний день. (Отдает пакет КАБЛУКОВУ и убегает).
КАБЛУКОВ (вскрывает пакет). Что такое? Ни днем, ни ночью царю от вас передышки нет. (Читает). «В семь утра — в манеже гусарскую фи-гурную езду смотреть. В восемь — дагестанскому шаху тяжелую артилле-рию показывать. В девять — юнкарей с производством поздравлять. В де-сять — со старым конвоем прощаться. В одиннад¬цать — свежий конвой принимать. В двенадцать — нового образца пуговки утверждать. В час — с дворцовым министром расход прове¬рять. В два — подводный крейсер спускать. В три — греческого короля племяннику ленту подносить…» (Отшвыривает бумагу. Гово¬рит гневно). Да два парада гвардейских, да один армейский, да вечером бал, — бык с елки упал! (Подходит к телефо-ну, звонит).
Появляется ЧИНОВНИК, весь в бриллиантах, в руках зо-лотой телефон.
Але!
ЧИНОВНИК. Слушаю.
КАБЛУКОВ. Царь говорит! Реестр я ваш получил, бабку вашу под каблук. А что мне будет, ежели я наряда энтого не исполню?
ЧИНОВНИК. Никак не возможно, Ваше Величество! Солнце цель-ный день по небу бродит, тоже много чего зря освещает. Не откажешься!
КАБЛУКОВ. Да когда ж при таком расписании я настоящее испол¬нять буду?
ЧИНОВНИК. А может, энто по реестру — настоящее и есть? По всем странам один прейскурант. Поперек койки, ваше величество, не ло-жись — а то ножки замлеют.
КАБЛУКОВ плюнул в трубку и бросил ее на рычаг. ЧИ-НОВНИК уходит.
КАБЛУКОВ. Ну что ж, власть моя еще при мне, не все карты биты, авось отыграюсь… (Садится за столик, пишет). «Приказ всемирного зна-чения! Мы, царь Егор Емельяныч Каблуков, по самоличной, нижай¬шей просьбе, разжаловаем себя из царев в рядовые второго пехотного полка. За что сами себя премного благодарим и поздравляем! А за беспокойство жалуем себе новые сапоги на ранту и с подковками тульского заводу.» (Звонко ставит под приказом большую королевскую печать).
Звон струны. КАБЛУКОВ улетает, следом за ним летит ЧЕРТ с новыми сапогами в лапах. Сцена погружается во тьму.
Тот же костерок. Ночь близится к концу. У костра сидят КУЧЕРЯВЫЙ, КАБЛУКОВ, ЛУКАШКА и ЧЕРТ. КАБЛУ-КОВ заканчивает свое повествование, на шее у него висят новые сапоги.
КАБЛУКОВ (смеясь). Вот, можно сказать, и поцарствовал. Как у нас говорят: нашел леший клобук, а взять убоялся…
КУЧЕРЯВЫЙ. А не пожалеешь? Место было приличное…
КАБЛУКОВ. Что ты, Коля, мне сейчас так легко, словно утюг от-рыгнул…
ЧЕРТ. Ну, давайте третье желание загадывайте, а то мне до первых петухов домой вернуться надо.
КАБЛУКОВ. Ну, Лукаш, давай загадывай, твоя очередь.
ЛУКАШКА. Ничего мне, братцы, от черта не надо. От него добра не жди. Всю жизнь я без чертовой помощи обходился и дальше обой¬дусь.
ЧЕРТ. Ты, солдатик, жизни не знаешь, без нас ни одно дело не об-ходится.
ЛУКАШКА. Знаю, пакостить вы мастера, но и мы не лыком шиты. Вы нагадите, а мы исправим.
ЧЕРТ. Не спеши, солдат, где черт дело заварит, там ни один солдат не расхлебает. (Стучит себя по виску). Кишка тонка.
ЛУКАШКА. Ну, спорить я с тобой не буду, а расскажу одну исто-рию, а вы братцы, нас рассудите, чья взяла.
ЧЕРТ. Небось, наврешь с три короба.
ЛУКАШКА. Вранье — это по вашей части, а я расскажу как было, сам в этом деле участие принимал.
КУЧЕРЯВЫЙ. Давай, Лукашка, рассказывай.
ЛУКАШКА. За синими морями, за зелеными горами лежат два ма-хоньких королевства.
Сцена погружается во тьму, в луче света остается только ЛУКАШКА.
Население жило тихо-мирно. Которые пахали, которые торговали, стари-ки — старушки на завалинке толокно хлебали. Короли ихние между собой дружбу водили. Дел на пятак: парад на лужке принять, да кой-когда, — министры ежели промеж собой повздорят, — чубуком на них замахнуть-ся. До того благополучно жилось, аж скучно коро¬лям стало.
Свет вспыхивает. На сцене декорации, среди которых происходят события этой сказки.
Был у них на самой границе павильон построен, чтоб далеко друг к друж-ке в гости не ходить. Одна половина в одном королевстве, другая в су-седском. Сидят они так-то, — дело весной было, — каждый на своей по-ловине, в шашки играют. Стража на полянке отдыхает, покуривает.
ЛУКАШКА исчезает. СТАРЫЙ КОРОЛЬ достает носовой платок, отворачивается и протяжно сморкается. В это время появляется ЧЕРТ, снимает лапкой шашку с доски и кладет ее у ног МОЛОДОГО КОРОЛЯ. ЧЕРТ исчезает. СТАРЫЙ КОРОЛЬ, высморкавшись, поворачивается и смотрит на шашечную доску. Хмурится.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Не ладно, ваше королевское величество, выхо-дит. У меня тут, с правого боку, законная шашка стояла. А теперь гладко, как у бабы на пятке… Ась? (Приставляет руку к уху).
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ (русые усы расправил, пальцами поиграл). Я твоим шашкам не пастух. Гусь, может, мимо пролетающий, крылом сбил, али сам проиграл… Гони дальше!
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Гусь? А энто что? (Поднимает шашку с пола, из-под стула МОЛОДОГО КОРОЛЯ). Чин на тебе большой, королевский, а играешь, как каптенармус. Шашки рукавом слизываешь.
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Я каптенармус?
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Ты самый. Ставь шашку на место.
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Я каптенармус? От каптенармуса слышу! (Вска¬кивает с табуретки и смахивает все шашки наземь).
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Ах ты, щенок! (Выхватывает из-за пояса чубук и размахивает им, полагая, что это сабля).
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ (смеется). Осторожно, ваше величество, не по¬режьтесь, сабля у вас больно острая! (Заливается смехом).
СТАРЫЙ КОРОЛЬ (заметил, что в руке у него чубук, и в сердцах, бросает его на землю. Кричит). Стража! Эй, стража!
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ (своей страже). Эй, ребята, вали сюда, разоб¬раться надо!
К СТАРОМУ КОРОЛЮ подбегают СТРАЖНИКИ в синих штанах, к МОЛО¬ДОМУ КОРОЛЮ — СТРАЖНИКИ в жел-тых штанах. Становятся друг против друга.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ (орет). Я тебе, молокосос, объявляю войну!
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Я сам тебе объявляю войну, козел ты старый! Ну-ка, ребята, зададим им перцу!
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Братцы, заряжай!
К МОЛОДОМУ и СТАРОМУ КОРОЛЯМ подходят СОЛ-ДАТЫ из их охраны.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (СТАРОМУ КОРОЛЮ). Ваше Величество, драться ведь нам нечем. Оружие за ненадобностью упразднено.
ВТОРОЙ СОЛДАТ (МОЛОДОМУ КОРОЛЮ). Ваше Величество, так ведь и у нас ничего нет. Вы же сами нам велели вместо оружия за поясом дудки носить. (Достает из-за пояса дудку и дует в нее).
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ (гневно ударяет его по дудке и уходит, окру-женный свитой. Перед уходом бросает СТАРОМУ КОРОЛЮ). Ты и глазом моргнуть не успеешь, как мои кузнецы и ружей наделают и пушек наль-ют!
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Чай, мои кузнецы не хуже твоих. Твои одно ружье смастерят, а мои три. Вот тогда и повертишься…
КОРОЛИ со свитой расходятся в разные стороны. В луче света появляется ЛУКАШКА.
ЛУКАШКА. Стучат-гремят по обеим сторонам! Кузнецы — пики куют, ружья правят. Старички из пушек воробьиные гнезда выпихивают, самоварной мазью медь начищают. Бабы из солдатских запасных штанов моль веничком выбивают, мундиры штопают — слезы по ниткам так и бе-гут. Мужички на грядках ряды вздваивают, сами себе на лапти наступают. Призадумались короли. По ночам не спят, ворочаются, — война больших денег стоит, а у них только на мирный обиход в обрез казны хватало. Да и время весеннее, боронить-сеять надо, а отступиться никак не возможно: амбицию свою поддержать каждому хочется. Докладывает тем часом ста-рому королю любимый его адъютант. (ЛУКАШКА исчезает).
АДЪЮТАНТ. Ваше величество, солдатишка есть у нас завалящий, в швальне солдатские фуражки шьет. Молоканского толку, не пьет, не ку-рит, от говяжьей порции отказывается. Добивается он тайный доклад ва-шему величеству сделать, как воину бескровно-безденежно провести. Ни-какого секрета не открывает. Как прикажете?
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Давай его сюда. Молокане, они умные бывают. Как он на вид?
АДЪЮТАНТ. Да как сказать: солдатик, смотреть не на что: из себя михрютка, голенища болтаются. Фуражка вороньим гнездом, — даром, что сам мастер. Однако бесстрашный: смотрит весело, не сморгнет.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Зови.
АДЪЮТАНТ уходит, входит ЛУКАШКА.
Как звать-то тебя?
ЛУКАШКА. Лукашкой, ваша милость. Трынчиком тоже в швальне прозывают, да это сверхштатная кличка. Я не обижаюсь.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Фуражки шьешь?
ЛУКАШКА. Так точно. Не складно, да здорово. А в свободное время лечебницу для живой твари содержу.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Какую еще лечебницу?
ЛУКАШКА. Галчонок, скажем, из гнезда выпадет, ушибется. Я подлечу, подкормлю, а потом выпущу.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Скажи, пожалуйста… Добрый какой!
ЛУКАШКА. Так точно, веселее жить, ежели боль вокруг себя ути-шаешь.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Иль ты, Чудак Иванович! А каким манером ты вот похвалялся бескровно и безденежно войну провести?
ЛУКАШКА. Будьте благонадежны. Только дозвольте до поры-времени секрет мне при себе содержать, а то все засмеют, ничего не вый-дет.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Да как быть-то? Ядра льют, пуговицы приши-вают… Чего-ж ждать-то?
ЛУКАШКА. Не извольте беспокоиться. Пошлите, ваша милость, суседскому королю, с почтовым голубем, эстафет: в энтот, мол, вторник, в семь часов, утречком, пусть со всем войском к границе изволят при-быть. Оружия ни холодного, ни горячего чтоб только с собой не брали, — наши, мол, тоже не возьмут. И королевскую большую печать для пра-вильности слова приложите. Да на военный припас три рубля мне пожа-луйте, только всего и расходов.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Ладно! Однако, смотри, Лукашка! Если на смех меня из-за тебя, галчонка, подымут, — лучше бы тебе и на свет не ро-диться.
ЛУКАШКА. Не извольте пужать, батюшка. Раз уж родился, об чем тут горевать.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Ну, ступай.
ЛУКАШКА уходит.
Поляна, пересеченная границей двух держав. Звук бара-банной дроби. К пограничной меже стягиваются с двух сторон войска, как условились, без оружия. Построились стеной друг против друга. У старого короля солдаты оде-ты в синее, у молодого короля в желтое. КОРОЛИ, насу-пившись, сидят на своих походных барабанах. Друг на друга не смотрят. По войскам идет ропот.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (в желтом). Ну пришли, что дальше?
ВТОРОЙ СОЛДАТ (в синем). Не зубами же друг дружку грызть?
ТРЕТИЙ СОЛДАТ (в желтом). А хрен их знает, вдруг прикажут…
ЧЕТВЕРТЫЙ СОЛДАТ (в синем, крестится). Не приведи, господи! Варварство страшное.
Слышен звон колокольчика. Обе армии взволновались.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ. Смотри-ка, Лукашка катит.
ВТОРОЙ СОЛДАТ. Ишь-ты, под себя чего-то намастил, будто кот на бочке подпрыгивает.
Смеются. Звон колокольчика стихает.
ТРЕТИЙ СОЛДАТ. Глянь-ка, что это он тащит?
ЧЕТВЕРТЫЙ СОЛДАТ. На канат корабельный похоже.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ. Спятил солдатик со страху.
Все смеются. Появляется ЛУКАШКА, за собой тянет ко-рабельный канат. Канат завязан узлами на равные рас-стояния.
ЛУКАШКА (вскакивает па пенек. Звонко). Братцы! Вот, стало быть, по середке каната, для заметки красный флажок завязан. Пущай кажное войско на своей стороне, в затылок ставши, за канат берется. Флажок, значит, над самой границей пройдется. И, с Богом, поднатужь-тесь, тяните на перетяжку… Чья сторона осилит, канат к себе перетянет, та, стало быть и одолела. И амбицию свою соблюдем, и никакого крово-пролития в золотой валюте. Скоро и чисто! Полей не перетопчем, детей не осиротим, хаты целы оста¬нутся. А уж какое королевство не одолеет, пущай супротивникам полное угощение сделает. Всему то есть населе-нию. Ежели господа короли согласны, нихай кажный со своей стороны батист-платочком взмахнет — и валяйте! А чтобы веселей было тянуть, пущай полко¬вые оркестры вальс «Дунайские волны» играют. Усе.
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ (притопнул ногой). А что, ловко!.. (К своей страже). Как вам, ребята, такой вариянт?
Солдаты одобрительно смеются.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ. Соглашайтесь, ваше величество, угощение да-ром в руки идет.
ВТОРОЙ СОЛДАТ. Пировать не воевать. Вишневка у них — хоро-ша!
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Вишневка-то у нас хороша и еще много чего есть, да не про вашу честь! (Машет платочком). Ребята, стройся в линию!
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ (машет платочком). Давай!
Войска выстраиваются у каната, друг против друга в ли-нию. Солдаты, пересмеиваясь, берут в руки канат.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Лукашка, командуй!
ЛУКАШКА (встает на пенек, машет рукой). Начали!
Солдаты изо всех сил тянут канат в разные стороны. Слышны возгласы соревнующихся: «Давай, ребята! Под-натужься! Тяни!» Канат перетягивают к себе жёлтые, ра-достно кричат: «Наша берет! Ваше величество!» Флажок на канате приближается к краю пограничной полосы, за которой начинаются владения молодого короля.
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Молодцы, ребята! Еще чуток поднажмите!
Желтые близки к победе.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Рано радуетесь! (Подскакивает к концу каната и перетягивает желтых).
Теперь синие близки к победе.
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Это мы еще поглядим, чья взяла! (Подскаки-вает к канату и тянет).
Флажок замер на середине пограничной полосы. Синие и желтые тянут канат из последних сил. МОЛОДОЙ КО-РОЛЬ пытается закрутить конец каната вокруг березы. Тут же к нему подскакивает ЛУКАШКА.
ЛУКАШКА (кричит). Отставить, ваше величество! Воюешь, так воюй по правилам!
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Само зацепилось.
За борьбой синих и желтых наблюдает мирное население с обоих сторон.
ЛУКАШКА. Эй, народное ополчение, вступай в борьбу!
Тут же с обоих сторон подбегают мужики и яростно включаются в борьбу. Флажок на канате приближается то к одной, то к другой стороне пограничной полосы и нако-нец замирает на середине. У мужиков от натуги лопаются и сваливаются штаны и тут же с треском лопается канат, ровно посередине. Обе стороны валятся наземь. Те, у кого лопнули штаны, под бабий смех, стоят растерянные, при-держивая штаны руками. Тут же над кустами появ¬ляется транспарант «Швейная амбулатория». Из-под транспаран-та выглядывают бабы и манят пострадавших к себе. Му-жики, придерживая штаны, залезают в кусты.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ (ЛУКАШКЕ). Эй, ты, Ерой Иванович! Как же теперь вышло? Кто победил-то?
ЛУКАШКА. Ничья взяла. Полное, стало быть, замирение с обеих сторон. Кажный король суседское войско угощает, а назавтра проспав-шись, все, значит, по своим занятиям: кто пахать, кто торговать, кто то-локно хлебать.
Все радуются, ликуют, кричат: «Ура!» Короли друг друга обнимают. Из кустов выскакивают полуголые бабы и му-жики и тоже крикнув: «Ура!», мгновенно исчезают в кус-тах.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ (ЛУКАШКЕ). Что ж, молодец, дело свое ты справил. Чем тебя наградить, говори не бойся. На красавице женить или дом с точеным крыльцом построить?
ЛУКАШКА (встал по стойке смирно). Дом у меня везде. Где я ну-жен, там и мой дом. Красавицы мне не надо, из себя я мизерный, ей будет обидно. Да и мне она, человеку кроткому, не с руки. Соблаговолите луч-ше, ваше здоровье, приказ отдать по обоим коро¬левствам, чтоб ребята птичьих гнезд не разоряли. Боле ни о чем не прощу.
СТАРЫЙ КОРОЛЬ. Ну, будь по твоему. Сделаем. (Обнимает ЛУ-КАШКУ).
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ. Блаженного и наградить нечем. (Дружелюбно хлопает ЛУКАШКУ по плечу).
ЛУКАШКА, взяв под козырек, проходит мимо войск, стоящих по стойке смирно. Под крики «Ура!» ЛУКАШКА уходит. Сцена затемняется. На сцене тот же костерок. Светает. У догорающего костра сидят те же, ЛУКАШКА заканчивает свой рассказ.
ЛУКАШКА. Таким манером, землячки, сражение энто на пользу всем и пошло. У других от войны население изничтожается, а здесь при-бавка немалая вышла. Потому, когда бабы по кустам-буеракам разбрелись — портки полопавшиеся на воинах пострадавших чинить, мало ли чего бывает. Крестников у меня завелось, можно сказать, несосветимое число.
ЧЕРТ (чешет лапкой рожки). Да, проглядел я тебя маненько.
КУЧЕРЯВЫЙ. Зато мы тебя теперь хорошо знаем.
Все смеются.
ЧЕРТ. Ну что, господа-солдатики, еще по одной самокрутке и раз¬бегаемся?
Крик петуха.
(С сожалением). Не судьба… (Исчезает).
КАБЛУКОВ. Слава Богу! Дышать легче стало.
КУЧЕРЯВЫЙ. Братва, откель-то дымком потянуло. (Принюхивает-ся). Жрат¬вой пахнет! Щи с говядиной!
КАБЛУКОВ. Так щи пахнут только у Ваньки Фортунатова. Лавро-вый дух, ах до сердца достигает!
ЛУКАШКА. Тяжела солдатская жизнь, а есть в ней свои радости. Всяко¬му человеку хорошо на своем месте! Ну, ребята, пошли!
Солдаты строятся и с песней уходят.
Конец.