Официальный сайт Лариса Титова и Александр Староторжский.

НОВОКОБЫЛЬСКАЯ НЕМЕЗИДА

комедия в двух действиях

Действующие лица
ВЕРА ПАВЛОВНА КАЛИНКИНА — директор клуба, 45 лет
НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА РЫБЕЦ — врач, 35 лет.
АННА ЮРЬЕВНА АНДРОНИКОВА — актриса, тетка Калинкиной, 60 лет.
ПЕТР ПАНТЕЛЕЕВИЧ ПУГИН — кооператор, 45 лет.
АНДРЕЙ АФАНАСЬЕВИЧ ЛАЗУТКИН — мэр Новокобыльска, 50 лет.
ВАНЬ-ЛИНЬ, китаец — иглоукалыватель, профессор — 65 лет.
ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ЧЕРНИКИН — главный редактор газеты «Пульс Новокобыльска» — 52 года.
СТАРУШКА.
ЖИТЕЛИ ГОРОДА.

Действие первое
Маленький городок Новокобыльск. Лето. На сцене три дома: большой дом Пугина и два поменьше — Калинкиной и Рыбец. Предрассветный час.. Все спят, только Калинки-на мучается в своем доме от болей в позвоночнике. Пояс-ница ее замотана пуховым платком.
КАЛИНКИНА (ходит по комнате согнувшись и держась за поясни-цу). О, Господи, как больно! Уже и феналгон не помогает. Хоть бы час поспать. (Плачет). Ну что, делать нечего, опять надо таблетки пить… Тошнит от них (достает шипучий аспирин). Последняя… (Роняет таблет-ку. Пытается поднять ее, но не может согнуться). Зараза! Что же мне те-перь делать? (Снимает тапочки, стягивает носок и пытается ногой под-нять таблетку, наконец это у нее полу¬чается. Бросает таблетку в воду и выпивает). Так и не проснусь когда-нибудь… Сил уже нет, ноги не держат (берет подушку и положив ее на стол, наваливается на нее грудью и стоя засыпает).
Во дворе Пугина, на заборе поет петух — Петька. Это ог-ромная красивая птица, черная с красной головой. Пыш-ный хвост отливает зеленью. Слышно хрюканье свиней. Из своего дома выходит ПУГИН с ведром, в котором он готовит пойло для свиней. Пойло уже готово, ПУГИН ру-кой перемешивает его. Появляется РЫБЕЦ в бигудях с маской из черной смородины на лице. Она идет умывать-ся.
ПУГИН. Здорово, соседка (месит пойло). Ты чего посинела вся? Под Фантамаса молотишь?
РЫБЕЦ. Здравствуй, Петя. Тебе самому твои шутки не надоели?
ПУГИН. А чего, я человек жизнерадостный, разве это плохо? (За-канчивает месить пойло и вытирает руки о штаны. Рыбец, с отвра¬щением отворачивается). Ты когда на меня замуж выйдешь? Пора сменить тебе плебейскую фамилию Рыбец на благородную фамилию Пугина.
РЫБЕЦ (равнодушно). Я подумаю. (Собирается уходить).
ПУГИН. Погоди, Наташка, у меня к тебе дело. Вчера у меня свинья опоросилась, зайди на поросят взглянуть, а то кажется они: едят плохо, а я тебе за это калитку налажу. Смотри, она у тебя перекосилась вся.
РЫБЕЦ. Договорились, после работы зайду, а ты мне за это еще починишь проводку.
ПУГИН. Проводка дело не шуточное, там придется повозиться. То-гда ты еще и кабана моего Борьку, осмотришь, у него под хвостом какая-то блямба растет.
РЫБЕЦ. Ты Пугин с блямбой осторожней, а то переползет тебе на нос.
ПУГИН. Ты это че, серьезно? А что это может быть?
РЫБЕЦ. Свиной сифилис.
ПУГИН. Да ты че! У меня чистый кабан, я его на сторону не пус-каю. Как за сыном слежу!
РЫБЕЦ. А вы с ним и похожи, особенно в профиль.
ПУГИН. Ах ты, Наташка! Ух, шутница! (Мощно прихватывает ее за заднее место грязной рукой).
РЫБЕЦ (взвизгивает). Куда, грязными руками! Мой китайский ха-лат!
ПУГИН. Выйдешь за меня, я тебе таких халатов двадцать штук ку-плю.
РЫБЕЦ. Что ж своей бывшей жене не покупал? Сбежала от твоей щедрости вместе с дочкой в другой город. Крутись теперь.
ПУГИН. Это она от работы сбежала. А так у нее все было.
РЫБЕЦ. Знаю я, что у нее было. (Уходит в дом).
ПУГИН. Все вы, бабы, дуры. (Уходит к свиньям).
Кабинет Рыбец в поликлинике. У кабинета очередь, в ко-торой сидит и Калинкина. В кабинете у Рыбец два холо-дильника. Входит первый больной, это мужчина лет пяти-десяти, шофер. В руках сверток.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Здравствуйте, Наталья Николаевна. Куда ку-роч¬ку положить?
РЫБЕЦ. Здравствуй, Семеныч. Ну зачем ты курицу приволок, не-удобно даже, старый знакомый. Давай сюда… (Кладет курицу в холо-дильник). Ну что с тобой?
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Да вот чего-то стали пальцы распухать и бо-леть.
РЫБЕЦ. Ну-ка покажи. Эх, не могу тебя обрадовать, у тебя ревмо-тоидный артрит начинается.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. А что это такое?
РЫБЕЦ. Это такая болезнь суставов. Время от времени они у тебя будут распухать и болеть. Но ты не бойся, будешь сидеть на диете, пере-станешь водку пить, и проживешь до ста лет.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. А какая диета?
РЫБЕЦ. Нельзя соли, мяса.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Это ты Наталья плохо придумала. Давай луч-ше с водкой и мясом, ну и таблетки какие от этой болезни, а жить мне и до восьмидесяти хватит.
РЫБЕЦ. Ну как знаешь (выписывает рецепт). Возьмешь в аптеке бруфен, будешь принимать по одной таблетке три раза в день после мяса и водки.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Че, серьезно что ли?
РЫБЕЦ. Шучу. Принимай после еды.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. А в аптеке это есть?
РЫБЕЦ. Должно быть. Но если не будет, позвонишь, достану.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Спасибо тебе, Наталья Николаевна.
Первый больной уходит. Входит старушка с корзинкой в руках.
СТАРУШКА. Здравствуй, дочка (садится к столу и достает из кор-зинки банки с вареньем, огурцами и компотом).
РЫБЕЦ. Здравствуйте, Степановна, куда столько много-то?
СТАРУШКА. Ничего, ничего, кушай на здоровье, у меня этого до-бра полно. А скоро ужо и новый урожай подоспеет.
РЫБЕЦ (складывает все в холодильник). А что с вами, опять брон-хит?
СТАРУШКА. Он проклятый. Совсем замучил, спать не могу, ду-шит…
РЫБЕЦ. Крепитесь, Степановна, болезнь ваша застарелая, хрони-ческая. Не лечится, а только поддерживается. Продолжайте пить кетоти-фен.
СТАРУШКА. Да меня тошнит от него, голова кружится. Чего дру-гого дай.
РЫБЕЦ. Ничего другого предложить не могу, это вам не Москва.
СТАРУШКА. Будь она неладна эта Москва, все себе захапала, а нам шишь! Что теперь, околеть от этого кетакефира? (Уходит).
Входит милиционер, капитан.
МИЛИЦИОНЕР. Добрый день.
РЫБЕЦ. Добрый, добрый, с чем пожаловали?
Милиционер кладет на стол коробку конфет. Оба смеются.
МИЛИЦИОНЕР. Наталья Николаевна, сплю я плохо. Ни реланиум не помогает, ни феназепам, а от димедрола так сплю, что потом весь день хожу как очумелый, засыпаю на ходу, а мне это никак нельзя, я ведь за рулем и вообще на моей службе расслабляться нельзя.
РЫБЕЦ. Знаете что, Сергей Митрофанович, никаких новых ле-карств я вам предложить не могу, арсенал у нас небольшой. Дам-ка я вам, бюллетеньку на неделю. Отдохнете, в саду порабо¬таете, и будете как но-венький.
МИЛИЦИОНЕР. Не могу я сейчас, работы много.
РЫБЕЦ. Вот от работы вашей все беды, работу вам надо менять.
МИЛИЦИОНЕР. А куда — я пойду? Бюстгалтерами торговать.
РЫБЕЦ. Ну попробуйте устроиться где-нибудь в отделе кадров, пейте пустырник на ночь — ничего другого я предложить вам не могу.
МИЛИЦИОНЕР. Ладно, давайте бюллетень…
Рыбец выписывает бюллетень. Милиционер уходит. Вхо-дит Калинкина.
КАЛИНКИНА. Здравствуй, Наташа. Я знаю, что ты ничего нового предложить мне не можешь, но я умоляю тебя, подумай, прочти какие-нибудь книжки, не может же так быть, чтобы не появлялись новые лекар-ства от Остеохандроза. Я уже не могу.
РЫБЕЦ (обиженно). Я вообще книжки иногда читаю… И конечно лекарства новые появляются, но к нам их не привозят. Они дорогие, здесь их никто не сможет купить.
КАЛИНКИНА. Скажи мне название, я детям напишу, пусть при-шлют.
РЫБЕЦ. Ну я сейчас не помню, я читала давно… Попроси ребят, чтобы сориентировались на месте. Там им в любой аптеке все объяснят…
КАЛИНИНА. Понятно. Спасибо. (Уходит).
РЫБЕЦ (выглядывает в коридор и увидев, что больше никого нет, включает чайник). Ну, слава Богу , можно и чайку попить. (Включает ра-дио. Звучит музыка . Рыбец пьет чай с вареньем и конфетами. Музыка об-рывается. Звучит голос диктора).
ГОЛОС ДИКТОРА. Дорогие жители Новокобыльска! Сейчас перед вами выступит мэр города Андрей Афанасьевич Лазуткин.
ГОЛОС ЛАЗУТКИНА. Дорогие земляки! У меня для вас приятная новость! Завтра в наш город, по приглашению мэрии, приезжает знамени-тый китайский профессор иглоукалыватель Ван-Линь. Это один из луч-ших в мире специалистов в этой области медицины. Профессор Ван-Линь, работает по контракту в правительственной клинике, в Москве. Конечно, вы понимаете, что врач такого уровня высоко¬оплачиваемый специалист. Но мэрия Новокобыльска нашла средства оплатить его работу и каждый житель города, обратившийся к профессору будет лечиться бесплатно. Это наш подарок городу! Через два дня профессор Ван-Линь приступает к работе. Будьте здоровы и счастливы дорогие новокобыльчане!
ГОЛОС ДИКТОРА. Вы слышали обращение к городу мэра Новоко¬быльска.
Звучит музыка.
РЫБЕЦ (выключила радио). Ишь ты какие фортеплясы отбрасы¬вает перед выборами. (Стук в дверь). Входите.
В кабинет входит ЛАЗУТКИН.
ЛАЗУТКИН. Привет! Чай попиваем?
РЫБЕЦ. О, господин мэр, какими судьбами? Слышали вашу за¬жигательную речь. Кому пришла в голову эта оригинальная мысль? По-моему у нас в городе со здравоохранением не так уж плохо. Кстати, сколько стоит этот профессор?
ЛАЗУТКИН. Ах, Наташенька, не забивай пустяками голову, ну приедет китаец на месяц и уедет. А сколько он стоит -коммерческая тай-на, причем не моя.
РЫБЕЦ. Ну да, понятно: выборы, спонсоры, заинтересованные ли-ца. Вообще оригинальный способ очаровать город, я о таком еще но слы-хала. Браво, Андрюша, растешь! Ну, а чем я могу быть тебе полезна?
ЛАЗУТКИН. Наташенька, уступи свой кабинет китайцу. На месяц всего. А?
РЫБЕЦ (задохнулась от ярости). Что? Мой кабинет? Никогда! На мне семь лет держится здравоохранение этого паршивого города! А те-перь я должна уступить кабинет какому-то китайцу — гастролеру! Вообще ты подлец, Андрей! Вместе пили, вместе спали… А теперь выбрасываешь меня, как использованную вещь!
ЛАЗУТКИН. Наташа, к чему эта мелодрама, давай поговорим серь-езно. Ты знаешь, что скоро выборы, у меня трое сильных кон¬курентов, В городе уже год люди не получают зарплату, не выплачи¬вается пенсия, де-нег нет ни на что. Повысилась смертность. В такой ситуации я должен что-то сделать, чтобы выиграть выборы.
РЫБЕЦ. А почему именно мой кабинет? В нашей поликлинике мно-го других кабинетов.
ЛАЗУТКИН. Твой самый просторный, светлый и чистый. Я же для тебя его отремонтировал и я же тебя сюда посадил.
РЫБЕЦ. Ты хочешь сказать: хочу посажу, хочу — выкину!
ЛАЗУТКИН. Да ничего я не хочу сказать! Врубись в ситуацию! Те-бе лучше будет, если я проиграю? Уж тогда тебе ни квар¬тиры, ни повы-шения зарплаты не видать как своих ушей. Как бы хуже не стало — при-помнят тебе , что ты была моей любовницей и все дела…
РЫБЕЦ. Я слишком много хорошего сделала в этом городе, чтобы со мной обошлись грубо.
ЛАЗУТКИН (смеется). Вот идиотка, надо же! Да кто вспомнит про твои хорошие дела? Тебя растопчут только для того, чтобы сделать боль-но мне. Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю!
РЫБЕЦ. Как ты глупо врешь… Но слышать приятно. Хочешь чаю?
ЛАЗУТКИН. Хочу… (ему наливают чай). Хочешь я помогу тебе пе-ребраться в соседний кабинет?
РЫБЕЦ. Ты что, выпер оттуда Хохлову?
ЛАЗУТКИН. Ну почему — выпер, попросил, и она любезно сог¬ласилась.
РЫБЕЦ. А мои холодильники?
ЛАЗУТКИН. В коридоре сидят мои ребята, они перенесут один хо-лодильник, а второй оставим китайцу.
РЫБЕЦ. У меня в один все не влезет.
ЛАЗУТКИН. Ну, Наташенька, я тебе потом подвезу еще один, это пока, на несколько дней.
РЫБЕЦ. Ну ладно. Зови своих амбалов… Будем перебираться.
Дом Калинкиной. КАЛИНКИНА к АНДРОНИКОВА пьют чай. АНДРОНИКОВА сидит за столом а КАЛИНКИНА пьет стоя, полусогнувшись. В комнате стоят не распа¬кованные вещи Андрониковой: большой чемодан, симпа-тичный кожаный саквояж и несколько коробок.
КАЛИНКИНА. Тетя, ты не представляешь, как я рада, что ты прие-хала! Я скоро стану совсем инвалидом, ты хоть поддержишь меня немно-го. Ты ведь не бросишь меня, правда?!
АНДРОНИКОВА. Нет, детка, я тебя не брошу, я очень переживаю за тебя. Ты у меня единственный родной человек.
КАЛИНКИНА. Тетя, ты не представляешь как мне плохо! Я -же ведь балетмейстер. А из-за этой проклятой болезни я не могу ни согнуть-ся ни разогнуться — вся моя жизнь сплошное страдание! Что со мной бу-дет через год? Может быть я буду лежать здесь пластом, а ты будешь по-давать мне воду. Боже мой, а ведь мне только сорок два года! Ты меня старше на двадцать лет, а я по сравнению с тобой развалина.
АНДРОНИКОВА. Ты знаешь, Верочка, я на своем веку видела лю-дей, которые попадают и в более тяжелые ситуации и выкарабкивались. Главное верить и не раскисать. Пока человек жив — все возможно. Вот наша артистка, Ирка Ножикова, схватила не что-нибудь там, а воспаление мозга! Мы ее всем театром год подымали и- ничего, вытащили.
КАЛИНКИНА. Как это вы всем театром ее подымали? У вас что там все врачи?
АНДРОНИКОВА. Врачи справиться не могли. Тогда мм стали ис-кать собственные средства. Объездили всю округу и нашли в одной заню-ханной деревушке деда-знахаря, он и вылечил.
КАЛИНКИНА (горячо). А как?
АНДРОНИКОВА. Заговоры читал, на ножик дул, еще что-то колдо¬вал — в общем вылечил. Кстати, мне он тоже тогда помог, я от гипертонии загибалась.
КАЛИНКИНА. Тетя, родная, поехали к нему! Я тебя очень прошу!
АНДРОНИКОВА. Поздно деточка… Умер он.
КАЛИНКИНА. А ты это точно знаешь?
АНДРОНИКОВА. Ну как не знать, когда мы ему деньги на похоро-ны собирали.
КАЛИНКИНА. Как жалко. Во мне уж было надежда вспыхнула, лучше бы ты мне про него но говорила.
АНДРОНИКОВА. Верочка, да я просто уверена, что у вас тут в ок-рестностях, наверняка кто-то есть. Я поезжу и обязательно найду.
КАЛИНКИНА (помолчав). Тетя, расскажи о себе.
АНДРОНИКОВА. Ну а что мне о себе рассказывать? Я же тебе пи-сала: выперли меня из театра на пенсию. Дали заслуженную артист¬ку, почти посмертно, и премию двести тысяч. А ведь я могла бы еще рабо-тать. Для меня было место в репертуаре. Денег пожалели, лучшие дру-зья… Всю жизнь театру отдала, ни семьи, ни детей, а вышнырнули как паршивую собачонку… А я без дела умру.
КАЛИНКИНА. Ничего, не умрешь. Сделаешь у меня в клубе театр, еще лучше вашего будет.
АНДРОНИКОВА. Ну дай-то Бог… Что твой муж, пишет тебе?
КАЛИНКИНА. Да нет, зачем? У него другая семья… Что он мне может написать? Да и мне это малоинтересно. Детям пишет, даже помога-ет немного.
АНДРОНИКОВА. А что ребята? Как у них дела?
КАЛИНКИНА. Нормально. Закончат университет, останутся в Мо-скве… Может быть когда-нибудь в гости заедут, чем черт не шутит…
АНДРОНИКОВА. Не волнуйся, внуков пришлют, без дела не оста¬нешься. Все лето будут тебе набекрень мозги ставить.
КАЛИНКИНА (засмеялась). Да пусть ставят, лишь бы не забыли.
АНДРОНИКОВА. Знаешь, Верочка, что-то у меня голова разболе¬лась. Я терпела-терпела, не могу больше. И адельфан выпила, не помога-ет — видно с дороги устала. Ты позволишь, я прилягу.
КАЛЛНКИНА. Конечно, тетя, милая, ложись. Дать тебе что-нибудь?
АНДРОНИКОВА. Дай таблетку аспирина. О Боже, какая боль! (Хватается руками за голову).
Кабинет Ван-Линя. По всей стене висит нечто огромное из бумаги и тряпок, напоминающее ерш для чистки буты-лок, с головой похожей на свиную. Входит ВАН-ЛИНЬ, ЛАЗУТКИН и ЧЕРНИКИН. ЧЕРНИКИН щелкает фотоап-паратом. ВАН-ЛИНЬ изумленно смотрит на змея.
ВАН-ЛИНЬ. Что это?
ЧЕРНИКИН. Это ваш дракон.
ВАН-ЛИНЬ. Мой дракон?
ЧЕРНИКИН. Ваш китайский дракон.
ВАН-ЛИНЬ (смеется). Вы знаете, я давно не был в Китае, просто не узнал.
ЛАЗУТКИН. Идиоты, кто это сделал? (Смеется).
ЧЕРНИКИН. Это по моей просьбе сделали ребята из пятой школы. Я вопросил как-то украсить кабинет, но вот перестарались немного…
ВАН-ЛИНЬ. Большое вам спасибо! Передайте ребятам, что я очень тронут их вниманием.(ЧЕРНИКИНУ). А вас я хотел бы поблаго¬дарить за хорошую статью обо мне. Вы так подробно описали мою деятельность, что я был буквально поражен. Как вам удалось все это узнать?
ЧЕРНИКИН. Профессор, вы человек в медицине известный. Я по-звонил коллегам в Москву, они мне достали всю информацию.
ВАН-ЛИНЬ. Спасибо, спасибо. Я полагаю уже можно начать при-ем, люди ждут. Только давайте снимем дракона: пыль, инфекция.
ЛАЗУТКИН. Да, да, конечно. (Снимают дракона).
ЧЕРНИКИН (наматывает дракона не руку). Я с вами прощаюсь. Всего вам доброго!
Уходит. За ним метется хвост дракона. В коридоре хохот.
ВАН-ЛИНЬ. О! Люди, в хорошем настроении, это очень важно!
ЛАЗУТКИН. Профессор, вы не возражаете, если я буду вашим пер-вым пациентом?
ВАН-ЛИНЬ. О, конечно! Очень рад! Что с вами?
ЛАЗУТКИН. Да вот что-то, второй день левая рука не под¬нимается.
ВАН-ЛИ. Ну что же, попробуем помочь (достает из чемоданчика огромную металлическую коробку с иглами). Не беспокойтесь, иглы уже продизенфицированы. Это я всегда делаю сам.
ЛАЗУТКИН. Я не беспокоюсь.
ВАН-ЛИНЬ (ловко втыкает Лазуткину в ухо серебряную иголочку). Надо сидеть три минуты.
ЛАЗУТКИН. И сразу пройдет?
ВАН-ЛИНЬ. Может быть после второго сеанса, а может быть и сра-зу.
ЛАЗУТКИН. Профессор, я хотел бы чтобы вы чувствовали себя комфортно в нашем городе и больше всего меня волнует сможете ли вы у нас питаться. Вы наверно привыкли к своей китайской кухне?
ВАН-ЛИНЬ. Пожалуйста не беспокойтесь, я могу есть все что угодно.(Смеется). Про нас говорят, что китайцы едят все что шевелится, и это правда.
ЛАЗУТКИН (улыбается). Вы меня успокоили.
ВАН-ЛИНЬ (смотрит на часы). Пора! (Вытаскивает иголку).
ЛАЗУТКИН. Ну-ка, попробуем… (Медленно поднимает руку). О! Поднялась! Профессор, вы волшебник!
ВАН-ЛИНЬ. Чтобы было совсем хорошо, нужно пройти семь сеан-сов. Приезжайте завтра.
ЛАЗУТКИН. Хорошо, хорошо, буду обязательно. Спасибо. Я по-шел. До свидания.
ВАН-ЛИНЬ. До свидания. Пригласите следующего.
Прошла неделя.
Очередь у кабинета. Среди прочих АНДРОНИКОВА и ми-лиционер со старушкой.
ГОЛОСА ИЗ ОЧЕРЕДИ. А куда он иголки вставлять будет?
— Однозначно, в жопу.
— Не хамите, здесь женщины.
— Я не хамлю, я поясняю.
— Дураку понятно, что иголки будут вставлять в тот орган, который болит.
— А если глаз болит?
— Вставят в глаз.
— Что, прямо в глаз?!
— Прямо в глаз, в хрусталик.
— Ужас-то какой! Я, пожалуй… пойду…
— Да сидите вы, все это вранье, если глаз болит вставит в бровь. А вы если выпили, то не пугайте людей.
— А вот, к примеру, у кого геморрой?
— А геморрой лучше всего лечить пьявками. Попробуйте.
— Да на кой черт мне вами пьявки.
— Не слушайте его, китаец в чакры игры втыкает. У человека по всему телу чакры разбросаны, вот он в них и втыкает.
— А где эти чакры?
— У всех по-разному.
— Не знаю как у всех, а у меня тело чистое ни чакр, ни боро¬давок нет.
— Ну вы сравнили — чакру с бородавкой.
— Что хочу то н сравниваю. Наши деды никаких чакр не знали, а были здоровее нас.
— А раздеваться там надо?
— А как же, до трусов.
— Как же так, там сейчас мужчины и женщины!
— Ну и что? Время военное.
— Да ну вас, ей Богу!.. Сидишь как на иголках, а он шутит.
Из кабинета выходит КАЛИНКИНА, она румяная, счаст-ливая и взволнованная.
КАЛИНКИНА (АНДРОНИКОВОЙ). Тетя, иди.
АНДРОНИКОВА. Ну как?
КАЛИНКИНА. Почти все прошло!
АНДРОНИКОВА. Я уже ничему на удивляюсь. (Уходит в кабинет).
Голоса из очереди.
— А что у вас было?
КАЛИНКИНА. У меня десять лет страшно болела спина. Я пере-про¬бовала все что могла, ничего но помогало. А сейчас прошла семь се-ансов и чувствую себя совершенно здоровой. Он мне заодно и сердце и нервы подлечил.
— У вас это последний сеанс?
КАЛИНИНА. Что вы, мне надо еще тринадцать пройти, чтобы бо-лезнь не вернулась.
— И что, все болезни лечит?
КАЛИНКИНА. Этого я не знаю, но у тех с кем я общаюсь серьез¬ные улучшения.
— А у меня ничего не прошло.
— И у меня тоже.
— А что у вас?
— У меня астма.
— А у меня аллергия.
КАЛИНКИНА. Вы не теряйте надежды, может быть через несколь-ко сеансов будет лучше. У моей тетки, только после пятого сеанса насту-пило улучшение.
— Если учесть, что у нас в городе вообще нет медицины, то этого профессора можно считать подарком небес.
— Согласен с вами, на безрыбье и рак рыба.
Из кабинета выходит шофер. С удивлением рассматривает свои руки. По коридору идет РЫБЕЦ. Шофер радостно бросается к ней.
ШОФЕР. Наталья Николаевна, смотрите, прошли руки! Не болят больше и опухлость спала! А всего второй сеанс!
РЬБЕЦ (натянуто улыбаясь). Очень рада. Товарищи, вы ко мне? Ах нет, я забыла, что вы не ко мне.(Входит в свой кабинет, в ярости бросает сумку. Звонит по телефону). Валя, привет. Опять никого. Целую неделю нет никого (нервно смеется). Я так с голоду сдохну. Давай зарежем твое-го поросенка? У-у-у жадина! Ну ладно, пока. (Подходит к холодильнику, открывает его. Холодильник абсолютно пуст).Прекрасная картина. (С треском захлопывает дверцу). Китаец откровенно ломает мой бюджет. Ему-то конечно хорошо: наловил себе лягушек, майскими жуками запра-вил и в порядке. А мне что делать? Пора бороться. (Звонит по телефону).
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Приемная Лазуткина.
РЫБЕЦ. Будьте любезны, Андрея Афанасьевича.
ГОЛОС. Кто его спрашивает?
РЫБЕЦ. Рыбец.
ГОЛОС. Минуту.
ГОЛОС ЛАЗУТКИНА. Здравствуй, Наташа. Что случилось?
РЫБЕЦ. Андрюша, мне надо к тебе заехать.
ЛАЗУТКИН. Наташа, я сегодня приеду на иглы и зайду к тебе. По-говорим.
Свет гаснет. Свет вспыхивает. В кабинет Рыбец входит ЛАЗУТКИН.
ЛАЗУТКИН. Какой мастер! (Натыкается на злобный взгляд Рыбец). Наташенька, у тебя неприятности?
РЫБЕЦ. Это у тебя неприятности.
ЛАЗУТКИН. Поясни.
РЫБЕЦ. Ты ведь сейчас из кабинета китайца, в тебя там иголочки вставляли. А ты знаешь, что таким образом распростра¬няется спид? Игол-ки-то не одноразовые.
ЛАЗУТКИН (смеется). Спасибо за заботу, родная. Я все про¬верил в высших инстанциях, нам ничего не угрожает. Профессор человек надеж-ный, иначе бы его в кремлевку не взяли.
РЫБЕЦ. А тебе не приходило в голову, что в кремлевке он один, а здесь, в захолустье, он другой?
ЛАЗУТКИН. Это надо доказать.
РЫБЕЦ. Факты докажут. Сейчас наш город на 38 месте по спиду, а будет на первом. Ты этого хочешь?
ЛАЗУТКИН. Короче — есть новые больные? Зараженные? К тебе что, обращались с какими-то жалобами на профессора?
РЫБЕЦ. Народ глуп и безграмотен, обратится когда поздно будет. К тому же инкубационный период спида три месяца.
ЛАЗУТКИН. Наташа, давай начистоту. Чего ты хочешь? Да я соб¬ственно понимаю, у тебя ушла клиентура, ну потерпи немного, он скоро уедет. Может быть у тебя проблема с деньгами, я тебе помогу. Сколько тебе нужно?
РЫБЕЦ. Мне не нужны твои деньги, я хочу, чтобы китаец немед-ленно отсюда убрался. Я отвечаю за жизнь людей в этом городе.
ЛАЗУТКИН. Я тоже отвечаю, и поэтому профессор останется здесь до конца срока.
РЫБЕЦ. Я молчать не буду, я устрою скандал!
ЛАЗУТКИН. Что ж ты так впилась в этого профессора, денег не берешь… Попробую в этом разобраться. Что ты из себя пред¬ставляешь как врач? Так себе. На фоне профессора ты букашка. И конечно, когда он уедет, ты будешь в полном дерьме. И сейчас твоя задача помешать про-фессору закончить лечение, чтобы после его отъезда к недолеченным лю-дям вернулись их боли и они пришли к тебе на поклон. Тогда все пере-вернутся в нужную для тебя сторону. Профессор будет выглядеть как шарлатан, а ты как спасительница. Солнце медицины. К тому же лавры спасителя города от спида тебе тоже не помешают… Так, между делом. Угадал?
РЫБЕЦ. Да, ты все правильно понял, как всегда. Но ты сам из ко-жи вон лезешь, цепляясь за свое кресло, тоже ведь в дерьмо не хочешь! А другие что, рылом не вышли? Нет, мой милый, если я — дерьмо, то и ты тоже.
ЛАЗУТКИН. Что ты из себя возомнила? С кем ты хочешь тягаться? Подумай! (Уходит, хлопнув дверью).
РЫБЕЦ. Я подумала. Очень хорошо подумала! (Набирает номер те-лефона). Черникин, привет, это я. К тебе можно заскочить на полчасика? Хорошо, через пятнадцать минут буду (опускает трубку. Уходит).
Кабинет Черникина. ЧЕРНИКИН говорит по телефону и быстро записывает в блокнот.
ЧЕРНИКИН. Так, Сережа, ты мне все подряд не читай, я объясню что мне нужно. Кражи, убийства, ну ладно, пойдет вторым сортом, но ме-ня интересует незауряднее события. Скажи, кто-нибудь видел в небе хоры поющих ангелов? Нет, я не пьян, а ты совсем чувства юмора потерял в своей ментовке. Так, банда? Давай рассказывай! Ночью, подъезжают на грузовике и воруют поросят… фу, какая пош¬лость. Что еще? На город-скую площадь повадился ходить лось? А что он там делает? Выпрашивает у торговцев овощи, поест и уходит. Старик, что ты мне рассказываешь? Сейчас лето, в лесу зелени до черта, с чего это лось попрется в город за овощами? Ах, я тоже чувство юмора потерял. Да как тут не потеряешь. Ну ладно, пока. (Кла¬дет трубку). Тоска.
Входит РЫБЕЦ.
РЫБЕЦ. Привет, Женька.
ЧЕРНИКИН. Здравствуй, радость моя. Давненько не виделись. Че-го приперлась?
РЫБЕЦ. Пришла проверить, ты окончательно прокис или нет. Дело есть.
ЧЕРНИКИН. Я в восторге! У тебя ко мне дело, я потрясен! Говори.
РЫБЕЦ. Женя, на наш город надвигается беда.
ЧЕРНИКИН. Какая?
РЫБЕЦ. Спид!
ЧЕРНИКИН. Да брось ты. Откуда ему взяться?
РЫБЕЦ. Ты один способен помочь мне предотвратить эпидемию.
ЧЕРНИКИН. Ты не шутишь? Ты серьезно?
РЫБЕЦ. Вполне. Это не та тема, по поводу которой можно шутить.
ЧЕРНИКИН (собрался). Выкладывай.
РЫБЕЦ. Сейчас наш город, как тебе известно, занимает по спиду 38 место по области, то есть выявлено 17 человек, следова¬тельно есть еще и не выявленные. Сколько их — мы не знаем. Источников спида мно-го: наркотики, бизнесмены, рабочие которые ездят на сезонные работы в областные центры, в Москву, а там все кишит проститут¬ками… И к этому кошмару прибавился китайский профессор.
ЧЕРНИКИН (смеясь). А у него что, спид?
РЫБЕЦ. Не знаю, но иглы у него не одноразовые.
ЧЕРНИКИН. Стоп! Ты что, серьезно? Считаешь его разносчиком заразы?
РЫБЕЦ. Вне всякого сомнения.
ЧЕРНИКИН. Ну послушай, ведь он варит как-то свои иголки. Ведь этот метод лечения не запрещен.
РЫБЦц. А у нас его надо запретить. Подумай сам, разве в таких условиях он может нормально работать? Весь город стекается к нему, еще и с пригорода едут, толкучка страшная! Как можно нормаль¬но следить за дезинфекцией в таком бардаке, в таком кошмаре?! Это невозможно физи-чески, это но реально!
ЧЕРНИКИН. Убедительно, но как-то… Наташа, ты понимаешь, против кого мы пойдем? Нам же Лазуткин бошки отвинтит. Это один из главных козырей в его предвыборной компании. Такой незаурядный ход, он им так гордится, а тут мы ему статьей под дых, с размаху…
РЫБЕЦ. Что тебе дороже — здоровье людей или авторитет Лазутки-на?
ЧЕРНИКИН. Наташенька, мне на этот город с его здоровьем глубо-ко наплевать. Единственное, что для меня имеет значение, это жизнь мо-ей газеты. Именно поэтому я твою сомнительную статью и напечатаю. Сколько тебе нужно времени, чтобы написать ее?
РЫБЕЦ. Час.
ЧЕРНИКИН. Тогда садись и пиши. Уложишься за час, статья пой-дет в утреннем номере газеты.
РЫБЕЦ (игриво). А Лазуткина не боишься?
ЧЕРНИКИН. У нас гласность. Тем более статья твоя, тебе и ответ держать.
РЫБЕЦ. За меня не волнуйся.
ЧЕРНИКИН. Ну и хорошо. Садись за мой стол, а я пойду пивка по-пью. (Уходит).
РЫБЕЦ садится за стол Черникина. Пишет.
Дом Калинкиной. КАЛИНКИНА и АНДРОНИКОВА зани-маются уборкой.
КАЛИНКИНА. Сколько пыли-то накопилось пока я болела, за не-делю не выгребешь.
АНДРОНИКОВА. Ничего, мы с тобой сейчас на ходу, справимся.
КАЛИНКИНА. Знаешь, тетя, я вот думаю, когда мы с тобой лече-нье закончим, сразу за работу возьмемся. А то я тут совсем закисла от безделья. Сделаю театр «Танцы народов мира». Мне Лазуткин денег обе-щал на костюмы подбросить и на оборудование. Лазуткин хоть и мэр, чертово племя, но слово свое держит.
АНДРОНИКОВА. Слушай-ка, Верочка, а нельзя у него немного де-нег и для меня попросить, если нельзя я не обижусь, а так хочется «Виш-невый сад» поставить. Я эту пьесу каждой частичкой души чувствую. Ес-ли удастся, буду считать, что жизнь прожила не зря.
КАЛИНИНКИНА. Попросим, тетя. Лазуткин, мужик с размахом, победит на выборах — что-нибудь подбросит, на радостях.
АНДРОНИКОВА. Какое счастье, что я к тебе приехала, деточка. Как Бог направил. И здоровье лучше стало и может быть даже мечту свою осуществлю — даже страшно подумать…
КАЛИНКИНА. Да, вот ведь как в жизни бывает, мы с тобой знаха-ря искать собирались, а тут из Китая профессор приехал… Я вот думаю, китайские танцы в репертуар включить. У меня будут и малазийские и индийские, с таким театром и за границу не стыдно поехать будет. Если поработать как следует. У меня ведь хорошее чувство колорита. Сам Игорь Моисеев меня хвалил, когда я у него стажировалась.
АНДРОНИКОВА. А меня за границу возьмешь? Я тебе арабские танцы танцевать буду.
КАЛИНКИНА. Как не взять. Может покажешь?
АНДРОНИКОВА (обвязывает полотенцем бедра). Учись! (Напевает и танцует. КАЛИНКИНА тоже начинает танцевать. Вьется вокруг Андро-никовой).
Без стука входит ПУГИН с газетой в руке.
ПУГИН. Ты смотри, пляшут. Им пора в гроб ложиться, а они пля-шут.
КАЛИНКИНА. Ты чего это Петя несешь? Спятил что ли?
ПУГИН (протягивает газету). Чего это я спятил, на читай! Все как есть, весь город спидом зараженные (смеется). Кроме меня.
КАЛИНКИНА. Ты чего мелешь, дурак! Дай сюда газету (выхваты¬вает газету у Пугина. Читает). Вот сволочь! (Подает газету Андронико-вой). На, читай.
АНДРОНИКОВА читает.
ПУГИН (наворачивает себе на голову пеструю юбку Калинкиной и начинает плясать нечто арабское). Ля-ля-ля… Верка, завещай мне свой огород, я на нем новый свинарник поставлю и твоим именем назову.
КАЛИНКИНА. Своим именем назови, идиот (срывает с него юбку). А теперь катись отсюда (выпихивает его из дома).
ПУГИН. Ну ты че? Че ты, я ж пошутил… Хоть чаю-то налей, я все-таки гость.
КАЛИНКИНА. В другой раз (выталкивает его за дверь).
АНДРОНИКОВА. Что ж теперь будет, Вера? Мы что уже все смер-тельно больные?
КАЛИНКИНА. Да что ты верить во всякие глупости? Вспомни, как у нее рожа искривлялась, когда она проходили мимо очереди. К ней и хо-дить забыли, вот она и взбесилась.
АНДРОНИКОВА. А вдруг правда?
КАЛИНКИНА. Да нет, ерунда это все. Почему она эту статью на-писала только через десять дней после приезда профессора? Если бы это было правдой, она должна была сразу ее написать, еще до того, как он начал лечить, а не тогда, когда полгорода уже по десятку сеансов про-шли. Почуяла, гадина, что люди выздорав¬ливать стали, ей таких резуль-татов в жизни не видать, вот и полезла на стенку. Тварь! Сама не может и другим не дает.
АНДРОНИКОВА. И что теперь будет?
КАЛИНКИНА. А ничего не будет. Может быть очередь к профес-сору меньше будет, нам с тобой меньше ждать.
АНДРОНИКОВА. А мы с тобой ходить будем?
КАЛИНКИНА (стукнула кулаком по столу). Будем! До побед¬ного!
Утро. Кабинет Ван-Линя. У дверей кабинета сидит КА-ЛИНКИНА, АНДРОНИКОВА и ШОФЕР. Появляется ВАН-ЛИНЬ с чемоданчиком.
ВАН-ЛИНЬ. Вот так так… Народу совсем мало. Что-то слу¬чилось… Здравствуйте.
ШОФЕР. Здравствуйте. Профессор, можно вас спросить.
ВАН-ЛИНЬ. Пожалуйста.
ШОФЕР. А эти иглы не опасны? Нельзя от них заразиться?
ВАН-ЛИНЬ. Что вы, это невозможно.
ШОФЕР. А вот тут пишут, что можно. (Протягивает газету Ван-Линю).
ВАН-ЛИНЬ. Разрешите. (Берет газету и читает. Прочитал. Кричит). Это провокация! (Бегает по коридору). Я лечу уже сорок лет! Мои иглы проходят специальную обработку! И не разу за все эти годы не было ни одного случая заражения! Ни одного!!! Я кому-то здесь очень мешаю. Может быть здешней медицинской мафии. В таком случае я уезжаю. Я хочу остаток жизни посвятить борьбе с болезнями, а не борьбе с подон-ками (комкает газету и швыряет ее на пол).
КАЛИНКИНА. Профессор, потребуйте, чтобы вам принесли изви¬нения.
ВАН-ЛИНЬ. Зачем? Посмотрите, люди поверили в эту галиматью. И оставаться здесь дальше бессмысленно. Я никому здесь не нужен. Люди смертельно испуганы и ждать, что они опять здесь появятся, глупо. Же-лаю вам всего хорошего. (Уходит).
КАЛИНКИНА. Я сейчас пойду и набью морду этой сволочи! .
АНДРОНИКОВА. Верочка, успокойся моя хорошая. Мы сейчас придем домой и все обдумаем.
КАЛИНКИНА. Чего тут обдумывать? Эта тварь погубила весь го-род!
ШОФЕР (смеется). Да-а, докторша помогла. Как думаете руки рас-пухать будут или нет? Я пять сеансов не доходил.
АНДРОНИКОВА. Бог поможет, все обойдется.
ШОФЕР. Ну ладно, пойду. (Уходит).
КАЛИНКИНА. Тетя, ты подожди меня здесь, я скоро.
АНДРОНИКОВА. А куда ты?
КАЛИНКИНА. К Рыбец.
АНДРОНИКОВА. Драться-то, надеюсь не будешь?
КАЛИНКИНА. Пока нет. (Уходит и вскоре возвращается). Бить морду некому. Эта хитрая сволочь взяла отгул на неделю. Ну ничего, мы ее дома достанем.
АНДРОНИКОВА. Послушай меня, Вера, я старше тебя и опытней. И знаю одно — бить морду надо так, чтобы потом самой не страдать. Ми-лиция, суд — сама понимаешь как это приятно… Тоньше надо, тоньше и хитрее… Пойдем домой, я тебе расскажу пару случаев…
Уходят.
Прошла неделя. Ночь. Дом Калинкиной. КАЛИНКИНА и АНДРОНИКОВА убирают стол после чаепития.
КАЛИНКИНА. Заболтались мы с тобой тетя до полуночи, давай уберем побыстрее и спать.
АНДРОНИКОВА. Да уж и так все убрано, только чашки поставить.
КАЛИНКИНА (берет чашки и хочет поставить их на полочку, ви-сящую над столом). Завтра надо встать пораньше, себя в порядок приведу и в мэрию. У Лазуткина приемный день, постараюсь первой быть, пока ему кто-нибудь настроение не испортил. (Тянется поставить чашки на полку и тут ее пронзает боль в спине). Ой, тетя, помоги мне скорей!
АНДРОНИКОВА. Что? Что такое?
КАЛИНКИНА. Чашки у меня возьми!
АНДРОНИКОВА. Что случилось? (Берет чашки).
КАЛИНКИНА. Опять началось. (Идет, ложится на кровать и пла-чет). Только две недели и пожила как человек.
АНДРОНИКОВА. Деточка, я тебе клянусь, мы уничтожим эту тварь! Я обещаю тебе, что остаток дней своих я потрачу на то, чтобы превратить в пыль эту гадину.
КАЛИНКИНА. Ах, тетя, что мы можем?
АНДРОНИКОВА. Деточка, пока у нас есть ум, талант и ненависть — мы можем все! Ложись поудобней, я разотру тебе спину. (Рас¬тирает спи-ну КАЛИНКИНОЙ).
КАЛИНКИНА. Как быстро проходит… Тетя, расскажи как мы бу-дем уничтожать Рыбец, мне это облегчит страдания.
АНДРОНИКОВА. Ты не смейся, я за свои слова отвечаю.
КАЛИНКИНА. Тетя, родненькая, милая, ну что мы можем с тобой — две больные, несчастные бабы, только скулить и выть в подушку, вот и все…
АНДРОНИКОВА. Да брось ты, ныть дело последнее. У нас в теат-ре, мне в одном спектакле не дали сыграть роль Немезиды, так я ее в жизни сыграю!
КАЛИНКИНА. А кто это Немезида?
АНДРОНИКОВА. Немезида, это очень серьезное существо, это древнегреческая богиня мести!
КАЛИНКИНА (смеется). Ой, тетя, уморила! Где твое копье? Или меч? Что тебе по штату полагается?
АНДРОНИКОВА. Мне полагаются мозги. Слушай, что я приду¬мала…
Кабинет Рыбец. РЫБЕЦ стоит у открытого холодильника и переставляет там банки, чтобы засунуть большую кури-цу. Входит АНДРОНИКОВА, она одета деревенской ста-рухой и загримирована до неузнаваемости.
АНДРОНИКОВА. Можно войти?
РЫБЕЦ (наконец засунула курицу в холодильник). Входите.
АНДРОНИКОВА входит и садится на стул для пациентов.
РЫБЕЦ. Что-то я вас раньше не видела. Откуда вы?
АНДРОНИКОВА. Я из деревни Коляевка.
РЫБЕЦ. А, помню, помню, есть такая. Так там живет еще кто-нибудь?
АНДРОНИКОВА. Живет, я да моя подруга Лиза Ершова.
РЫБЕЦ. А пасечник Митрофаныч?
АНДРОНИКОВА. Умер два года назад, Царство ему небесное…
РЫБЕЦ. Жаль. Какой мед он мне привозил! Ни у кого такого не было. Ну, а с вами что?
АНДРОНИКОВА. Сплю плохо. Мне бы таблеточек снотвор¬ных.
РЫБЕЦ. Где ваша карточка?
АНДРОНИКОВА. У меня ее и не было никогда.
РЫБЕЦ. Вы что же никогда не болели?
АНДРОНИКОВА. Простывала иногда — медком лечилась, травками, а так Бог миловал.
РЫБЕЦ. Как же я вам лекарство без карточки выпишу. Паспорт нужен и полис.
АНДРОНИКОВА. Полис я все выписать не соберусь, а паспорт вот он (вытаскивает из сумки паспорт и протягивает Рыбец).
РЫБЕЦ (открывает паспорт). Да тут же нет паспорта, одна пустая обложка.
АНДРОНИКОВА (подскочила). Ой, дайте сюда. Да это ж старые корочки! А паспорт я в новые переложила, а по ошибке старые взяла. Ой, плохо мне! Двадцать верст перла. И все на смарку. Ой не могу!
РЫБЕЦ. Да вы успокойтесь, ради Бога. Я вам выпишу рецепт в ви-де исключения. Только в следующий раз обязательно паспорт привезите и полис выпишите. Как у вас с давлением?
АНДРОНИКОВА. Ой, не важно. Иногда бывает как долбанеть, све-та белого не вижу.
РЫБЕЦ. Я и вижу, вы покраснели вся. Я вам еще выпишу адельфан и пейте калину с сахаром. (Выписывает рецепт).
АНДРОНИКОВА. Ой, спасибо тебе деточка, какая ты добрая и ка-кая несчастная.
РЫБЕЦ. Почему это я несчастная?
АНДРОНИКОВА. А потому, что молодая ты красивая, врач хоро¬ший, а живешь в захолустье и семьи у тебя нет.
РЫБЕЦ. Откуда вы знаете?
АНДРОНИКОВА. А я вижу. Судьбу твою вижу…
РЫБЕЦ. А как это вы видите?
АНДРОНИКОВА. Я и сама не знаю. Вроде как картинки бегут в го-лове. И по этим картинкам мне вся жизнь человеческая ясна.
РЫБЕЦ. А что вы про меня видите?
АНДРОНИКОВА. Вижу я как ты своей белой ручкой хватаешь чер-ного петуха с красной головой и шею ему — хрясь! (Показывает как птице скручивают голову).
РЫБЕЦ (смеется). Да что вы, бабушка, какой петух? Я вообще птицу не держу. Тем более голову птице скрутить, живому сущест¬ву — это совсем невероятно!
АНДРОНИКОВА. Вероятно, милая, вероятно, потому как от этого петуха твое счастье зависит.
РЫБЕЦ (страшно заинтригована). Что-то вы меня, бабушка, совсем смутили. Вы уж объясните толком, а то я ничего не понимаю… Петух ка-кой-то…
АНДРОНИКОВА. А ты мне скажи сперва, есть такой петух у тебя в округе? Рядышком, рядышком совсем должен быть.
РЫБЕЦ (потрясена). Есть.
АНДРОНИКОВА. У кого?
РЫБЕЦ. У соседа.
АНДРОНИКОВА. Так вот я тебе сейчас все и расскажу. Подробно. По судьбе тебе было назначено жить в Москве. Быть замужем за кра¬сивым богатым человеком. Иметь двоих детей. Работу хорошую. Только кто-то из твоих подруг позавидовал твоей красоте и счастью и всю жизнь твою перевернул.
РЫБЕЦ. Когда это было?
АНДРОНИКОВА. Давно, когда ты еще на врача училась.
РЫБЕЦ (ударяет кулаком по столу). Катька Орехова!
АНДРОНИКОВА. Она, она…
РЫБЕЦ. И что теперь делать?
АНДРОНИКОВА. Это дело рискованное страшное, не каждому по плечу. Пойдешь ли ты на него?
РЫБЕЦ. Говори.
АНДРОНИКОВА. Нужно ровно в три часа ночи пробраться в ку-рятник к соседу, взять черного петуха, скрутить ему голову. Потом я за-беру его у тебя и проведу магический ритуал освобож¬дения. А петух бу-дет принесен в жертву злым силам, которые держат тебя в этом городе, и они отпустят тебя.
РЫБЕЦ . А что потом будет?
АНДРОНИКОВА. Приведет Бог в наш город командировочного из Москвы. Вы с ним встретитесь, полюбите друг друга, увезет он тебя с со-бой в Москву, там вы и поженитесь и все будет так как тебе назначено.
РЫБЕЦ. А как оно все будет-то?
АНДРОНИКОВА. Вижу я тебя в большом красивом зале, кругом огни, музыка тихо играет, мужчины в дорогих костюмах, женщины на-рядные и ты среди них с бокалом в руке. А рядом с тобой твой муж. Он нежно поглаживает твою ручку… На пальчике твоем я вижу перстень с аметистом, старинной еще работы…
РЫБЕЦ (задохнулась). Ой! Да это же мой… От бабушки, мне дос-тался…
АНДРОНИКОВА. Ну вот я и говорю: аметист твой очень к платью подходит. Оно такое сиренево-дымчатое, дорогое, его тебе муж подарит.
РЫБЕЦ. А какой он муж-то?
АНДРОНИКОВА. Ой, красивый… Высокий, темноволосый, а глаза синие. А уж как любит тебя — весь светится любовью, глаз с тебя не сво-дит.
РЫБЕЦ. А кто он по профессии?
АНДРОНИКОВА. Точно сказать не могу, но когда вы встретитесь, он еще будет не высокого полета. Зато потом так быстро в гору пойдет, таких высот достигнет, что тебе милая и не снилось. Голова от счастья закружится!
РЫБЕЦ. Бабушка, а нельзя ли это как-нибудь без петуха?
АНДРОНИКОВА. Нет, милая, никак нельзя, не сделаешь — сгниешь здесь. И обязательно украсть надо, купленный петух не годится.
РЫБЕЦ (мечется по кабинету). Да как же это сделать-то! Пугин меня за петуха убьет! Ой у него породистый какой-то. Ему же дураку ни-чего не объяснишь, он же идиот законченный. Он меня не поймет!
АНДРОНИКОВА. Ничего не бойся, ночью он спать будет. А ты как петуха схватишь, тут же голову и скрути, он и пикнуть не успеет. Дом твой рядом, ночи темные, а не пойман — не вор. Да сосед на тебя в жизни не подумает, ты женщина интеллигентная, живете бок о бок не первый год, ничего за тобой не замечено, по нашим меркам ты богатая женщина — зачем тебе петух?
РЫБЕЦ. А все-таки страшновато.
АНДРОНИКОВА. Сама решай, милая, твоя судьба. Только решай скорее, через три дня черная луна входит в силу, тогда уже ничего делать нельзя. Только через семь месяцев ее влияние начнет слабеть.
РЫБЕЦ. Нет, это очень долго, этого я не вынесу.
АНДРОНИКОВА. Ну так как, приходить мне завтра за петухом? Ты мне точно скажи, я старая — ехать мне далеко. Да и помереть могу …
РЫБЕЦ. Что вы, бабушка, не умирайте! Завтра приезжайте, все бу-дет! А вот это вам подарок — американские витамины, общеукрепляющие.
АНДРОНИКОВА. Спасибо деточка! (Кладет витамины и рецепты в сумочку). Так я завтра во второй половине дня у тебя буду. Ну, до завтра. (Уходит).
РЫБЕЦ. До свидания. (Оседает в кресло. Некоторое время сидит неподвижно, уставившись в одну точку). Я всегда чувствовала, что в мо-ей жизни должно произойти что-то необычное…
Ночь. РЫБЕЦ выходит из своего дома и пробирается в ку-рятник Пугина. Некоторое время слышно негромкое ку-дахтанье, затем все стихает. Из курятника с мертвым пе-тухом подмышкой появляется РЫБЕЦ и стремительно за-бегает в свой дом. Из кустов появляются КАЛИНКИНА и АНДРОНИКОВА, они разбрасывают дорожку из черных перьев от курятника до дома Рыбец. Закончив с работой, направляются в свой дом.
АНДРОНИКОВА. Повезло нам с тобой. Курицу я купила точь в точь с такими перьями как у Пугинского петуха.
КАЛИНКИНА (смеясь). И лапши с нее целая кастрюля. Пойдем по-едим, аппетит на свежем воздухе разгулялся.
АНДРОНИКОВА. Главное но проспать премьеру.
Уходят.

Действие второе
Утро. Из дома выходит ПУГИН.
ПУГИН. Ничего не понимаю. Что-то Петька мой сегодня не пел, заболел что ли… (входит в курятник и тут же выскакивает оттуда). Спер-ли, сволочи! (Замечает перья и как охотничья собака идет по следу. У двери Рыбец останавливается потрясенный, в полном недоу¬мении). Да нет… не может быть! (Стучит кулаком в дверь).
Сонная РЫБЕЦ открывает дверь и увидев ПУГИНА вскри-кивает, пытается закрыть дверь. ПУГИН вламывается в дом и видит мертвого петуха на стуле.
ПУГИН. Это как понимать?!
РЫБЕЦ молчит.
Отвечай, я тебя спрашиваю!
РЫБЕЦ молчит.
Ну что ты молчишь, Наташа, ты что заболела? (Трясет ее). Ну скажи хоть слово!
РЫБЕЦ (шепотом). Да.
ПУГИН. Что — да?
РЫБЕЦ. Заболела.
ПУГИН. Что за болезнь-то?
РЫБЕЦ. У меня голоса…
ПУГИН. Какие еще голоса? Говори толком!
РЫБЕЦ. Ночные.
ПУГИН. Ну и че им надо?
РЫБЕЦ. Они приказали мне задушить Петьку.
ПУГИН. А чем им мой Петька помешал?
РЫБЕЦ. Он своим пением нечистую силу разгонял.
ПУГИН. А они, голоса твои, знают сколько я за Петьку заплатил? Идиоты…
РЬШЕЦ. Петенька, миленький, я тебе все верну. Только молчи, не говори никому.
ПУГИН. Погоди, Наташка, то что ты вернешь и так ясно, меня дру-гое беспокоит. Сегодня они тебе приказали петуху голову свернуть, зав-тра моему кабану Борьке, а потом и мне самому? И в такой обстановке я еще должен молчать?
РЫБЕЦ. Нет, нет, Петечка, милый, ничего подобного больше не будет. Я в церковь пойду, порчу сниму и все кончится.
ПУГИН. А где гарантии?
РЫБЕЦ (гладит Пугина по щеке). Петя, я чувствую, я просто уве-рена, что все будет хорошо!
ПУГИН (обнимает Рыбец). А я чувствую, что нам с тобой пора пе-респать. (Целует ее).
РЫБЕЦ (пытается вырваться). Петька, ну уйди, ну чего ты…
ПУГИН. Хочешь, чтобы я был с тобою добрым, иди мне навстречу.
РЫБЕЦ. Ну хорошо, хорошо… Ладно. Давай по интеллигентному: выпьем водочки…
ПУГИН (грубо лапает Рыбец). Потом выпьем. Сейчас другой на-строй.
РЫБЕЦ. Я так не могу! Ты хоть руки вымой и ноги…
ПУГИН. Ну ладно, это можно… Но смотри, если сбежишь -опозорю на весь город.
РЫБЕЦ. Да никуда я не сбегу. Иди.
ПУГИН уходит. РЫБЕЦ быстро достает бутылку водки, наливает себе рюмочку и насыпает порошки пургена, штук десять, в бутылку. Все тщательно разбалтывает. Входит ПУГИН.
ПУГИН. Ты что еще в халате. Давай-давай, снимай…
РЫБЕЦ. Петя, ну куда ты торопишься? Давай сядем поговорим, как культурные люди. Выпьем. А то собачья свадьба получается.
ПУГИН. Лично мне все равно, какая там свадьба, важен конечный результат. Ну ладно, если уж ты так смущаешься, давай по маленькой.
РЫБЕЦ (наливает ему полный стакан). Закуска у меня хорошая: копченая колбаса венгерская, огурчики немецкие, селедочка исландская…
ПУГИН. С закуской возится никогда, у меня сейчас свиньи заорут. (Выпивает водку).
РЫБЕЦ. И охота тебе, Петя, со свиньями возиться? Вон как ны-нешние предприниматели живут — заводик имеют, магазинчик… И работа чистая и прибыль большая.
ПУГИН. Я со временем тоже колбасный завод куплю. У меня такие окорока будут, закачаешься! Всему свое время. А ты, хитрушка, мне зубы не заговаривай (снимает с нее халат).
РЫБЕЦ. Петя, а может ты пивной заводик купишь, говорят он при-быльней.
ПУГИН. Потом, потом… О заводике вечерком потолкуем. (Начина-ет раздеваться).
РЫБЕЦ (пытается ускользнуть). Я все-таки закусочку принесу…
ПУГИН (ловит ее, мнет лапами). Да какая уж теперь закусоч¬ка-то… (Заваливает ее на кровати и тут его прихватывает). Ой… Я сейчас… (Убегает в туалет).
РЫБЕЦ (смеется). Ты теперь с моего пургена долго там проси-дишь. (Одевается на работу. Потом подходит к двери, за которой скрылся Пугин. Кричит). Петя, я на работу убегаю. Водка на столе, еда в холо-дильнике. Чувствуй себя как дома!
ГОЛОС ПУГИНА. Наташ, погоди, не уходи, я счас…
РЫБЕЦ. Опаздываю, милый, бегу. (Убегает).
Через некоторое время появляется зеленый измученный Пугин, держится за живот.
ПУГИН. Что это она со мной сделала? Наверняка что-то подмеша-ла. Опасная она баба… Очень опасная!
Слышно голодное хрюканье свиней. ПУГИН торопливо одевается и взяв петуха подмышку выходит из дома Ры-бец. Свиньи визжат неистово. Бросив петуха на траву ПУГИН начинает готовить пойло. Так как пойло он раз-мешивает рукой, то снимает часы и вешает их на забор. Из своего дома выходит КАЛИНКИНА с сумкой в руках.
КАЛИНКИНА. День какой! Живи и радуйся! Привет сосед, как жизнь?
ПУГИН. Нормально…
КАЛИНКИНА. Ты что ж это с петухом сделал? Такие деньжища за него отдал…
ПУГИН. Заболел да сдох, вот и все дела. (Берет пойло и уходит).
КАЛИНКИНА (замечает часы). Петя, часы забыл! Забери, а то про-падут. Нет, свиньи так орут, что он ничего не слышит. Заберу-ка я их с собой, а на обратном пути отдам, а то сопрет кто-нибудь или сорока ута-щит (берет часы и уходит).
Дом Калинкиной. КАЛИНКИНА с сумками входит в дом, выгружает продукты. АНДРОНИКОВА помогает ей.
АНДРОНИКОВА. Соседа видела?
КАЛИНКИНА. Не только соседа, но и петуха тоже — лежит бед-ненький, задрал ножки. Жаль его, невинная жертва.
АНДРОНИКОВА. Это мы с тобой невинные жертвы и весь город. Творог принесла?
КАЛИНКИНА. Принесла.
АНДРОНИКОВА. Слава Богу, а то я ничего другого есть не могу.
КАЛИНКИНА. А ты знаешь, кажется Пугин переживает сильно, зе-леный весь…
АНДРОНИКОВА. Да брось ты, будет этот кабан из-за чего-то уби-ваться. Деньги за петуха он с Рыбец выжмет и купит себе двух. Не пере-живай за него, Пугин от тоски не зачахнет, а вот мы с тобой еще повоем от болезней недолеченных.
КАЛИНКИНА (вытаскивает из кармана сдачу и пугинские часы). О, Господи, забыла часы Пугину отдать.
АНДРОНИКОВА. А как они у тебя вообще оказались?
КАЛИНКИНА. Он на заборе забыл, а я взяла, чтобы сорока не ута-щила. Пойду отдам.
АНДРОНИКОВА. Погоди. С этими часами можно интересную шту-ку придумать.
КАЛИНКИНА. Какую?
АНДРОНИКОВА. Ты мне сначала скажи, Рыбец когда-нибудь пи-роги пекла? Тебя угощала?
КАЛИНКИНА. Да было пару раз.
АНДРОНИКОВА. Ну и как у нее пироги? Что-нибудь замыслова¬тое?
КАЛИНКИНА. Нет, обычные. Такие же как я пеку. Я ее печь и учила. А что?
АНДРОНИКОВА. Очень хорошо…
КАЛИНКИНА. Да объясни ты толком.
АНДРОНИКОВА. Слушай…
Кабинет Рыбец. РЫБЕЦ сидит за столом и пытается что-то писать.
РЫБЕЦ (бросает ручку). Черт, не могу собраться! Как же он меня вычислил?
В кабинет заглядывает АНДРОНИКОВА, переодетая ста-рухой.
АНДРОНИКОВА. Можно?
РЫБЕЦ (вскакивает). Входите.
АНДРОНИКОВА входит.
У меня неприятности. Он меня поймал и петуха отобрал. Чуть жива от страха осталась.
АНДРОНИКОВА. Как же он тебя нашел-то?
РЫБЕЦ. Ума не приложу. Все чисто сделала.
АНДРОНИКОВА. В такой ситуации объяснение одно: демоны хо-роводят. Они всюду. Каждую секунду нам норовят подножку сде¬лать.
РЫБЕЦ. Ну что, пропало все?
АНДРОНИКОВА. Плохо дело, но поправимо. Испеки сегодня пи-рожков. Сколько у тебя соседей?
РЫБЕЦ. Две женщины и мужчина.
АНДРОНИКОВА. Вот возьми на тарелку три пирожка, и угости, сначала женщин, а потом мужчину. Только не перепутай. Все в точности сделай.
РЫБЕЦ. А что будет?
АНДРОНИКОВА. Дан тебе будет знак.
РЫБЕЦ. Какой знак?
АНДРОНИКОВА. Пока не знаю. Я завтра к тебе зайду, ты мне рас-скажешь что случится, тогда и объясню все.
РЫБЕЦ. А с чем пирожки печь?
АНДРОНИКОВА. С картошкой. И размером чтобы были величиной с ладонь. Поняла?
РЫБЕЦ. Поняла. Все точно сделаю.
АНДРОНИКОВА. Ну хорошо, я пошла. Удачи тебе, деточка.
РЫБЕЦ. Да, да… Бабушка, а пирожки-то как в духовке печь или на масло жарить?
АНДРОНИКОВА (хлопает себя по лбу). Упустила из виду… В ду-ховке милая, обязательно в духовке и поподжаристей. (Уходит).
РЫБЕЦ. Запишу. (Пишет). Надо сегодня с работы пораньше уйти, чтобы тесто успело подняться.
Дом Калинкиной. КАЛИНКИНА читает за столом. Входит АНДРОНИКОВА переодетая старухой.
КАЛИНКИНА. Ну как?
АНДРОНИКОВА (победоносно). Заводи тесто!
Свет гаснет, свет вспыхивает. Вечер того же дня. Дом Ка-линкиной. Разгримированная АНДРОНИКОВА и КАЛИН-КИНА играют в карты.
АНДРОНИКОВА (выглядывает в окно). Идет!
Стук в дверь.
КАЛИНКИНА. Войдите.
Входит Рыбец с тарелкой, на которой лежат три пирожка.
РЫБЕЦ. Добрый вечер.
КАЛИНКИНА. Здравствуй, Наташа.
АНДРОНИКОВА. Здравствуйте.
РЫБЕЦ. Вот пирогов напекла, хочу вас угостить, попробуйте.
КАЛИНКИНА. Вот спасибо! Чудесные пирожки! Давненько я тебя не видела. Ты все хорошеешь.
АНДРОНИКОВА. Ой да какие поджаристые! С каким удовольст¬вием я их сейчас скушаю!
РЫБЕЦ (натянуто улыбаясь). Один пирожок я приготовила для Петьки Пугина, не обессудьте.
АНДРОНИКОВА. За что ему бугаю немытому, такой пирог чудес-ный?
РЫБЕЦ. Жаль его… У него ночью кто-то петуха украл, хочу уте-шить его по-соседски. Как вы думаете поможет?
АНДРОНИКОВА. Ну пирожок-то вряд ли, а вот то, что ты при-дешь, это его обрадует. Он давно на тебя с нежностью смотрит.
Пока идет диалог на столе появляются чай, сахар, сушки, варенье. Все садятся за стол. АНДРОНИКОВА и КАЛИН-КИНА берут по пирожку и с аппетитом едят.
РЫБЕЦ. Да вам кажется. Мы так с ним, перешучиваемся…
АНДРОНИКОВА. Ох, пирожки, прелесть!
КАЛИНКИНА. Да, удались! Наташа, разъясни нам, мы тут статью твою читали, что нам ждать-то теперь — помрем или как?
РЫБЕЦ. Не помрете. Речь шла не о эпидемии, а о возможности эпидемии.
АНДРОНИКОВА. Ну и как нам теперь выяснить: больные мы или нет?
РЫБЕЦ, Сдайте кровь на анализ. Меня сейчас многие ругают в го-роде, но они не понимают какое важное дело я сделала.
КАЛИНКИНА. Спасла, можно сказать, весь город.
РЫБЕЦ. Я вот чувствую, что ты подшучиваешь немножко, а между тем это правда. Да, я спасла город и не боюсь этого слова.
АНДРОНИКОВА. Наташенька, вы не будете так добры, по-соседски. У меня лет десять тому назад на спине появилась липома, не взглянете? Что с ней делать — удалять или нет?
РЫБЕЦ. Это должен посмотреть хирург. Но давайте я тоже гляну.
РЫБЕЦ осматривает АНДРОНИКОВУ, в это время КА-ЛИНКИНА молниеносно заменяет пирожок на тарелке.
РЫБЕЦ. Вы знаете, пока она в спокойном состоянии ее можно уб-рать.
АНДРОНИКОВА. Вот спасибо вам! Какое счастье, что по соседст-ву живет хороший врач.
РЫБЕЦ. Ну вы меня совсем захвалили. Спасибо за чай, пойду к Пугину, а то он рано ложится.
КАЛИНКИНА. Заходи к нам, не забывай.
РЫБЕЦ. Зайду. (Уходит).
АНДРОНИКОВА. Успела?
КАЛИНКИНА. А то!
Смеются.
Дом Пугина. ПУГИН перед сном проверяет запоры на сви-нарнике. Во двор к нему входит РЫБЕЦ.
ПУГИН. А, доктор, долги пришла отдавать? Ты чего это мне под¬мешала? Я сегодня весь день из туалета не вылезал.
РЫБЕЦ. Это у тебя на нервной почве.
ПУГИН. Какая там нервная почва? Я не пионер, дело знакомое. На меня в армии чуть было танк не наехал и то я не обсрался, а тут — смешно подумать… Сознайся, мать, поднамешала ты мне что-то, для смеха.
РЫБЕЦ. Да ты что. Петь, серьезно что ли? Мы же с тобой вместе водку пили… А я в порядке.
ПУГИН. Ты всегда в порядке… лиса… Это что такое?
РЫБЕЦ. Пирожок тебе принесла.
ПУГИН. У-тю-тюшеньки, пирожок… И ты думаешь я его буду есть? С чего такая забота?
РЫБЕЦ. А ни с чего. Стыдно мне перед тобой. Вот решила грехи замаливать, буду тебе теперь каждый вечер пирожки печь. Ты с чем лю-бишь?
ПУГИН. С картошкой и грибами.
РЫБЕЦ. Почти угадала. Этот такой как ты любишь, только без грибов.
ПУГИН. Ладно, сьем, я давно ничего печеного не ел, только снача-ла ты откуси!
РЫБЕЦ. Петь, ну что за глупости?!
ПУГИН. Кусай!
РЫБЕЦ. Ну если ты такой трус, пожалуйста. (Откусывает от пи-рожка маленький кусочек).
ПУГИН. Убедила! (Берет пирожок и откусывает сразу половину. Слышен странный хруст. ПУГИН оцепенел. Выплевывает на руку пиро-жок и достает из него свои часы. РЫБЕЦ опешила, судорожно хватает воздух ртом).
ПУГИН. Мои часы… Ну ты че, совсем… Что за шутки? Они же те-перь ходить не будут…
РЫБЕЦ взвизгивает и убегает в дом.
ПУГИН (трогает зубы). Вот зараза, что вытворяет — коронка поле-тела. Ну погоди, падла… (садится на чурбан, достает из кармана клочок грязной бумаги и огрызок карандаша. Пишет). Петух голландский: одна штука — восемьсот долларов, нет тысячу. Часы японские, позолоченные — пятьсот долларов. Коронка золотая, одна — двести долларов, нет две — че-тыреста. Итого — тысяча девятьсот. Округлим до двух, за моральный ущерб. Будешь знать шизофреничка, как над нормальными людями изде-ваться! (Идет к дому Рыбец. Кричит). Эй ты, шутница, я тебе счет принес за твои шутки! (Засовывает счет ей под дверь). Ознакомься! Наташка, тварь ты неблагодарная! Сколько я добра для тебя сделал! Калит¬ку по-ставил? Поставил! (Выламывает калитку). Забор починил? Починил! (Проламывает ногой забор). Ставни навесил? Навесил! (Отрывает ставни). Крышу дочинил? Починил! (Смотрит на крышу). Ну ладно… В другой раз… А сколько я в дому у тебя отремонти¬ровал?! Если не заплатишь по счету — все переломаю к едрене матери! И учти, лунатик, я не шучу! (Ухо¬дит в дом).
Следующий день.
К своему дому направляется ПУГИН с прожектором под мышкой и сиреной в руках. КАЛИНКИНА работает в сво-ем саду.
ПУГИН. Верка! Иди сюда, чего скажу.
КАЛИНКИНА (подходит). Привет! Чего это у тебя за аппаратура?
ПУГИН. А это с нашего аэродрома. Там все разворовывают, ну и я принял участие, это у вас называется субботник.
КАЛИНКИНА. Да зачем тебе эта рухлядь? Ты что вертолетную площадку у себя будешь строить?
ПУГИН. Ты что не слышала: по всему району какие то сволочи на грузовичке по ночам свиней воруют. Дверь в доме подопрут, чтобы хозя-ин вмешаться не мог и все под чистую выгребают. А вот это меня обезо-пасит. Я сирену как врублю, как прожектор включу, так они со скоростью звука деру дадут. Десять раз по дороге обосрутся. Ну ладно. Я пошел.
КАЛИНКИНА. Погоди, ты мне что-то сказать хотел.
ПУГИН. Ах да, ты за Наташкой ничего странного не замечала?
КАЛИНКИНА. Замечала, еще как! Вчера вдруг ни с того ни с сего пришла с какими-то пирожками… Года три не заходила, а тут вдруг яви-лась. Глаза блуждают, несет какую-то околесицу, да еще зачем-то булав-ку украла. Я сама видела как она ее со стола схватила и бежать. Булавка кажется, пустяк, но сам факт…
ПУГИН. У тебя булавку, легко отделалась… А у меня часы украла, запекла их и мне же принесла угощайся мол, Петька Пугин!
КАЛИНКИНА. Да ну! А ты?
ПУГИН. Я этот пирог куснул и вдруг — хрясь! Две коронки поле¬тели, все это выплюнул — глядь, а там часы мои. А что было бы, если бы я их проглотил? Резали бы сейчас Петьку Пугина.
КАЛИНКИНА. Ой, Петь, ты поосторожней с ней. А то еще чего от-чебучит.
ПУГИН. Я тебе больше скажу, как однокласснице, петуха моего Петьку, она придушила.
КАЛИНКИНА. Не может быть!
ПУГИН. Факт! Я утречком встаю, чувствую не то что-то. Потом понял — Петька мой не пел. Я в курятник, а Петьки там нет. Я шир-мыр, смотрю на земле перья, ну и пошел до следу. И перышки эти меня пря-мичком к Наташкиной двери привели. Я поверить не мог, но что делать — стучу. Она сонная открыла, да как завизжит и бежать, ну думаю дело не-чисто. Вламываюсь, и что ж ты думаешь — лежит мой Петя со свернутой башкой. Я ее прижал — она сказала, что ее черти мучают. Знаешь, может и правда черти — перья-то были не Петькины. Блин, сгустились над ней ту-чи.
КАЛИНКИНА. Значит есть за что. Ну ладно, Петя, устанавливай свою аппаратуру, а у меня дела.
ПУГИН. Слушай, Верка, может ты в церковь сбегаешь, святой во-дички возьмешь, мы бы тут все кругом побрызгали. С чертями шутки плохи.
КАЛИНКИНА. Ладно, будет время, схожу.
Расходятся по своим делам.
Кабинет Рыбец. В кабинете сидит переодетая АНДРОНИ-КОВА. РЫБЕЦ заканчивает свой рассказ.
РЫБЕЦ. Ну вот, такой ужас! Чуть жива осталась. Что все это зна-чит?
АНДРОНИКОВА. Плохой это знак, деточка. Приворожил тебя Пу-гин, конечно не он сам, а думаю это сделала старуха Василькова из де-ревни Хлебниково, уж очень крепко сделано.
РЫБЕЦ. Петя? Пугин? Он такой дурак, ему и в голову не придет…
АНДРОНИКОВА. Это он с виду дурак, а внутри — черный бес! Смотри, что он сделал. Приковал тебя на веки к этому месту. За¬кольцевал твое время. Выйдешь ты за него замуж, станешь такой же дурой и замух-рышкой как и он.
РЫБЕЦ. Нет, нет…
АНДРОНИКОВА. Да, да! Будешь всю жизнь няньчить его свиней, навозным духом пропитаешься, ни один нормальный мужик к тебе близко не подойдет. И французские духи не помогут. Родишь ему кучу детей, так и будешь бегать от пеленок к свинарнику — вот и весь твой маршрут на всю жизнь.
РЫБЕЦ (рыдает). Нет, нет, не хочу! Ради Бога, бабушка, спаси! Сделай что-нибудь, только вытащи меня из этого кошмара!
АНДРОНИКОВА. Прекрати рыдать. Слушай. Ночью в три часа, обернешься белой простыней, возьмешь топор…
РЫБЕЦ (в ужасе). Нет! Только не это!
АНДРОНИКОВА (сурово). Послушай. Возьмешь топор, придешь с ним к свинарнику Пугина и с размаху всадишь топор в дверь свинарника. Этим ты сразу отсечешь магические связи с Пугиным. Еще скажешь — от-рекаюсь! Скажешь двенадцать раз.
РЫБЕЦ. А потом?
АНДРОНИКОВА. А потом ты свободна как птица! Иди домой. С утра у тебя начнется новая жизнь.
РЫБЕЦ. Бабушка, миленькая, скажи пожалуйста, а ты не демон?
АНДРОНИКОВА. Ну, спасибо… Впрочем трудно тебя винить, слишком сложно у тебя все закрутилось… Я пойду. Жизнь твоя -сама ре-шай как ее прожить. (Уходит).
РЫБЕЦ. Господи, что ж мне делать-то, что делать?
Ночь. Из дома в белом саване с топором в руке выходит РЫБЕЦ. В кустах, у дома Пугина, притаились АНДРОНИ-КОВА и КАЛИНКИНА. Рыбец подходит к свинарнику, за-махивается топором, и в этот момент КАЛИНКИНА бро-сает камень в окно Пугина. Громовой звон разбитого стекля. РЫБЕЦ оцепенела. В окне появляется белое, как мел, лицо ПУГИНА. Он включает прожектор, установ-ленный на крыше дома и направленный на двери свинар-ника. Воет сирена. К дому Пугина сбегаются люди.
ПУГИН. Люди добрые! Вяжите ее, она моего кабана Борьку зару-бить хотела! Она моего петуха задушила! Хватайте ее, она враг народа!
РЫБЕЦ. Врешь, не возьмешь, свиная морда! (С размаху вон¬зает топор в дверь свинарника). Отрекаюсь! (Кричит двенадцать раз, загибая пальцы для счета. Потом падает без чувств).
Прошел месяц.
Та же декорация. ПУГИН в своем дворе размешивает пой-ло для свиней. АНДРОНИКОВА и КАЛИНКИНА возятся в саду. Мимо них молча проходит к своему дому РЫБЕЦ.
У двери дома она расшвыривает ногой опавшие листья.
ПУГИН увидев РЫБЕЦ, подходит к забору.
ПУГИН. Привет шизофреникам! Долго тебя продержали. Ну как хватило твоим коллегам месяца, чтобы всех чертей из тебя вы¬дернуть? Или парочку оставили, мне на радость?
РЫБЕЦ (тихо). Да пошел ты. (Пытается открыть заржавев¬ший за-мок).
ПУГИН. Ну так ты учти и чертям своим передай, я свинарник и ку-рятник листовым железом обшил, изнутри и снаружи. Его теперь не толь-ко топором, танком не пробьешь. (Уходит в свинарник).
РЫБЕЦ, наконец справилась с замком, и уходит в дом.
КАЛИНКИНА. Выпустили наконец. Похудела, побледнела — смот-реть страшно. По-моему тетка, мы с тобой перестарались.
АНДРОНИКОВА. Знаешь Верочка — как аукнется так и откликнет¬ся. Впрочем я сожалею, что так далеко зашло. Мне ее тоже жалко.
КАЛИНКИНА. Ну теперь что же… Что сделано то сделано. Пойдем домой, чаю попьем. (Уходят).
Появляется ЧЕРНИКИН. Стучит в дверь к Рыбец. РЫБЕЦ открывает.
РЫБЕЦ (спокойно). Что тебе?
ЧЕРНИКИН. Здравствуй, Наташа, мне поговорить с тобой надо.
РЫБЕЦ. Ну проходи. (Входят в дом). Только ты извини, мне уго-стить тебя нечем. Разве что кофе растворимый. Будешь?
ЧЕРНИКИН. Давай.
РЫБЕЦ готовит кофе.
ЧЕРНИКИН. Как ты себя чувствуешь? Похудела.
РЫБЕЦ. Женя, давай сразу к делу. О чем ты хотел поговорить?
ЧЕРНИКИН. Наташка, за тот месяц, что ты в больнице лежала, твоя история обросла такими сплетнями и слухами, что я решил — надо разобраться.
РЫБЕЦ. Да? И что говорят?
ЧЕРНИКИН. Наташ, ты только не обижайся, версии ходят запре-дельные…
РЫБЕЦ. Ну например?
ЧЕРНИКИН. Говорят, что ты стала членом общества сатанистов и по приказу руководителя секты, хотела совершить ритуальное убийство.
РЫБЕЦ. Ну, а кого я убить-то хотела? Кабана Борьку или самого Пугина?
ЧЕРНИКИН. И Борьку и Пугина. А ты что, сама не помнишь… си-туацию?
РЫБЕЦ. Нет, почему же, помню, но мне интересно что люди гово-рят. И что дальше?
ЧЕРНИКИН. А еще говорят, что ты хотела отомстить Пугину за то, что он не захотел на тебе жениться.
РЫБЕЦ. Чушь! Что еще?
ЧЕРНИКИН. Есть много предположений, но в основном большин¬ство считает, что ты стала членом какого-то тайного общества. Предпола-гают, что общество это опасное и потому страсти кипят.
РЫБЕЦ. А ты небось маслица в огонь подливаешь. Тебе это на ру-ку.
ЧЕРНИКИН. Да если бы я подливал масло в огонь, разве бы я при-шел к тебе? Зачем? Я бы написал, что ты инопланетянка и все схавали бы за милую душу!
РЫБЕЦ. Представляю эту статью: замаскированная под врача ино-планетянка Рыбец, под покровом ночи с топором в руке вламы¬вается в свинарник местного фермера Пугина с целью похищения кабана Борьки для исследовательских целей на планете Альфа Центавра. Блеск! Что ж ты не написал-то? Такую возможность упус¬тил!
ЧЕРНИКИН. Наташа, перестань. Я к тебе как друг пришел, а ты тут изголяешься.
РЫБЕЦ. Ты как ворон прилетел! Тебе моей крови надо! Друг.
ЧЕРНИКИН. Ну ладно, я пошел… Что мне писать про тайное обще-ство? Народ волнуется, надо как-то успокоить.
РЫБЕЦ. Нет, пусть не дремлют! Тайное общество существует! Пи-ши…
ЧЕРНИКИН быстро достает блокнот, приготовился запи-сывать.
Я, Наталья Рыбец, стала жертвой и орудием мести тайного общест¬ва «Го-лубое братство». Меня опоили наркотическими средствами и велели зару-бить Пугинского кабана за то, что Пугин вышел из этого общества и пе-рестал снабжать его свининой.
ЧЕРНИКИН. Ты меня за дурака считаешь?
РЫБЕЦ. Да. Но сейчас рассказываю то что было.
ЧЕРНИКИН. Ладно, надо же что-то писать. И потом это твои сло-ва, а не моя фантазия. Что такое «Голубое братство».
РЫБЕЦ. Ты что маленький? Сам не понимаешь?
ЧЕРНИКИН. Ну предположим понимаю. А какая цель у этого об-щества?
РЫБЕЦ. Им надоело быть меньшинством. Они хотят развернуть го-лубое знамя над Новокобыльском, а затем и над всем миром.
ЧЕРНИКИН (иронически). Фантастический материал. Ну и какую должность он там занимал? Там были должности?
РЫБЕЦ. Конечно. Пугин был ответственным секретарем, и снабжал их свининой.
ЧЕРНИКИН (захлопнул блокнот). С таким же успехом я мог бы на-писать нечто подобное не выходя из редакции. Знаешь, Наташа, тебя по-моему перелечили. Такое воображение!
РЫБЕЦ (открывает дверь). Катись-ка ты отсюда.
ЧЕРНИКИН. Мерси!
Уходит. Пройдя через двор Рыбец, заходит во двор к Пу-гину. ПУГИН во дворе складывает поленницу.
Петр Пантелеевич, можно вас на пару слов?
ПУГИН. Ну.
ЧЕРНИКИН (развязно). Мне стало известно, что вы являлись от-ветственным секретарем тайного общества «Голубое Братство». Как вы можете это прокомментировать?
ПУГИН. Очень просто. (Разворачивается и со всего маху заез¬жает кулаком Черникину в челюсть. ЧЕРНИКИН падает, потом вскаки¬вает и убегает).
ЧЕРНИКИН. Ты за это ответишь, бандит! (Убегает).
ПУГИН. Совсем оборзел, сволота! Думает, раз я со свиньями зани-маюсь, значит я идиот. А я не идиот, я про голубые дела хорошо знаю. Я человек культурный. Я телевизор смотрю и газеты читаю, да не твою сра-ную газетенку «Пульс Новокобыльска», а центральные газеты. Там нор-мальные журналисты, не такие засранцы как ты! (Уходит).
Появляется ЛАЗУТКИН, стучит в дверь к РЫБЕЦ. РЫБЕЦ открывает.
РЫБЕЦ (удивленно). О, господин мэр. Чему обязана?
ЛАЗУТКИН. Здравствуй, Наташа. Можно войти? Я на минуту и по делу.
РЫБЕЦ. Здравствуй, Андрюша. Заходи, присаживайся. Чай? Кофе?
ЛАЗУТКИН. Ничего не надо. (Достает из дипломата огромную плитку, шоколада в сверкающей обертке). Вот твой любимый белый по-ристый шоколад.
РЫБЕЦ. Спасибо. Не забыл.
ЛАЗУТКИН. Наташа, если не возражаешь , я сразу к делу.
РЫБЕЦ. Давай.
ЛАЗУТКИН. Наташенька, после всего случившегося, тебе будет трудно оставаться здесь жить, ну а работать, думаю ты и сама понима-ешь, на прежней должности просто невозможно… Я думал, как тебе по-мочь… У меня есть хороший друг, он тоже мэр города, это совсем неда-леко отсюда. Синие Грязи, ты знаешь… Так вот я с ним созвонился, и он охотно согласился устроить тебя в своем городе, ему как раз очень нужен врач в профилакторий. Место там хорошее. О твоих делах никто знать не будет. Устроишься, начнешь новую жизнь. Ну как тебе мое предложение?
РЫБЕЦ. Ты угадал мое желание, я готова уехать в какие угодно грязи, лишь бы забыть этот город.
ЛАЗУТКИН. Вот и хорошо! Я сам займусь оформлением твоих дел: деньги, билет, трудовую, ты получишь завтра.
РЫБЕЦ. Даже билет?! И когда же я уезжаю?
ЛАЗУТКИН. Неделю тебе хватит?
РЫБЕЦ. Мне хватит трех дней. А куда меня там поселят?
ЛАЗУТКИН. Сначала тебя поселят в профилактории, я узнавал, там есть все необходимое для жизни. Отдельная комната, ванная, телевизор и даже маленькая кухня. А потом ты получишь квартиру там, где тебе по-нравится. С мэром мы все обговорили, он тебе во всем поможет.
РЫБЕЦ. Спасибо, Андрей, я очень тронута.
ЛАЗУТКИН. Не за что. Ну, мы обо всем договорились, я пошел.
РЫБЕЦ. Да, не буду тебя задерживать. До свидания, Андрей.
ЛАЗУТКИН. Счастливо. (Уходит).
Оставшись одна РЫБЕЦ некоторое время сидит в задум-чивости, машинально ест шоколад. Потом встает и начи-нает собирать вещи.
РЫБЕЦ. Ни веревки, ни коробок. Надо где-то доставать. (Идет к Калинкиной).
Дом Калинкиной. АНДРОНИКОВА и КАЛИНКИНА уби-рают посуду после чаепития. Входит РЫБЕЦ.
РЫБЕЦ. Здравствуйте, соседи.
АНДРОНИКОВА. Здравствуйте, Наташенька.
КАЛИНКИНА. Здравствуй.
РЫБЕЦ. Как поживаете?
КАЛИНКИНА. Да вот собрали малину, будем варенье варить, тебе баночку дадим.
РЫБЕЦ. Спасибо, Верочка, скажи, нет ли у вас веревки?
АНДРОНИКОВА. Господи, да ты что надумала?
РЫБЕЦ (усмехаясь). Я уезжаю, надо книги связать. А вы что поду-мали? Что я повеситься решила? Не бойтесь, я буду жить долго и счаст-ливо.
КАЛИНКИНА. Вот и правильно! Веревку мы тебе найдем.
РЫБЕЦ. Может быть у вас и коробка какая ненужная найдется?
АНДРОНИКОВА (суетится). Да у меня этих коробок полным пол-но! Я их после приезда еще не выбросила. Коробки хорошие, крепкие, сейчас я их вытащу.
РЫБЕЦ. Давайте я вам помогу.
КАЛИНКИНА. Наташа, ты посиди, чаю попей, а мы с тетей сами все достанет. (Уходят и вскоре возвращаются с коробками и веревками). Ну вот, хватит тебе столько?
РЫБЕЦ. Хватит. Спасибо.
КАЛИНКИНА. Давай мы тебе поможем донести.
АНДРОНИКОВА. И собраться поможем. Ты когда уезжаешь?
РЫБЕЦ. Через три дня.
КАЛИНКИНА. Так скоро? Как же это у тебя так быстро сладилось?
РЫБЕЦ. Так нужно.
АНДРОНИКОВА. Ну ладно, пошли. (Идут с коробками в дом Ры-бец). Ты насовсем уезжаешь?
РЫБЕЦ. Насовсем.
АНДРОНИКОВА. Ну, дай тебе Бог…
Все трое входят в дом.
КАЛИНКИНА. Ну, говори что делать?
РЫБЕЦ. Сейчас подумаем…
Появляется старушка. Стучит палкой в окно Рыбец.
СТАРУШКА (кричит). Наташка!
РЫБЕЦ (выглядывает из окна). Что тебе бабушка?
СТАРУШКА. Наташк, отдай козу. Я без молока с голоду умру.
РЫБЕЦ. Какую козу?! Бабушка что ты плетешь?
СТАРУШКА. Так вот говорят люди, что ты не в себе, таскаешь все что ни попадя, часы, свиней, может и моя коза тебе подверну¬лась. Так ты отдай, я ведь нищая совсем, вдова, детей нет, сирота.
РЫБЕЦ. Нет у меня твоей козы! (Захлопнула окно).
СТАРУШКА (стучит палкой в окно). Отдай козу! Ну, отдай козу… (Очень жалобно). Отдай мою козу…
В доме Рыбец немая сцена. АНДРОНИКОВА вдруг прыс-нула, за ней КАЛИНКИНА и вот уже они втроем начинают неудержимо хохотать. До слез.
Конец.