Официальный сайт Лариса Титова и Александр Староторжский.

АС — ШУН, ЖРИЦА ЛУНЫ

«Ас—Шун, жрица Луны».
Драматическая фантазия с элементами эротики.

Действующие лица:

В Древнем Египте:
Ас—Шун—главная жрица Луны
Мутемуна—жрица Луны
Ти—жрица Луны
Аменхотеп—фараон Египта
Верховный жрец
Военачальник Аменхотепа—Хоремхеб
Женщина
Первый мужчина
Второй мужчина
Хрим—предводитель гиксосов
Аанен—воин Тутмоса
Воин египтянин
Гиксосы

В современной Москве:
Марина—молодая актриса
Света—её подруга, тоже актриса
Андрей—актёр
Лёша—предприниматель
Стас—знакомый Марины

Актёры, играющие в Древнем Египте,
могут исполнять роли и в современной Москве.
Кроме роли Ас—Шун и Марины.

Действие первое.

Действие происходит в Древнем Египте, в храме Луны
и в наши дни. На сцене одновременно храм Луны и спальня
Марины, расположенная в современном доме на окраине Москвы.
Сцена разделена на две части: большая часть—храм, меньшая—
спальня. В спальне тахта, стол и большое зеркало—всё это самого
обычного вида.
Храм расположен в нескольких километрах от Фив, столицы
Древнего Египта. Вокруг храма только пески и небо. На сцене
храм представлен как бы в разрезе: внутреннее помещение и с
внешней стороны лестница, ведущая на крышу храма, на
маленькую площадку, где Ас—Шун молится Луне.
Внутреннее помещение таково: одна большая комната, из которой
есть два выхода в другие помещения. В храме четыре колонны,
между которыми стоят масляные светильники на высоких
подставках. Светильники всегда зажжены, потому что окон нет.
Посреди комнаты огромное красивое ложе из шкур и разноцветных
тканей.
День близится к вечеру. Появляются жрицы Луны, одна из
них с флейтой, это Ти, другая Мутемуна, она зажигает благовония
и разбрасывает по комнате и по ложу лепестки белых цветов. Ти
садится на пол и начинает тихонько играть на флейте.

Мутемуна. Не играй эту мелодию. Ас—Шун её не любит, она слишком печальна.
Ти (перестаёт играть). Ас—Шун не услышит, она ещё спит.
Мутемуна. За что ты любишь эту мелодию? Она мне кажется скучной и слишком уж простой…
Ти. Её часто играл мой отец… Очень давно, в детстве… Тогда я ещё жила в своём доме на берегу Нила со всей своей семьёй… Я не видела их десять лет. Мне их не хватает.
Мутемуна. Я тоже часто грущу о своих… Но я рада, что стала избранной: это большая честь для меня и моей семьи. Я знаю, мои родные очень счастливы оттого, что я стала служить небесной богине, Луне.
Ти. Да, это великая честь. Мои тоже были счастливы, когда жрецы выбрали меня. Мне кажется, что если бы сейчас родные увидели меня, то не узнали бы… Я тогда была маленькая, пухленькая, загорелая до черноты девчонка, а сейчас даже цвет кожи у меня другой, почти белый…
Мутемуна. Мы служим Луне и должны ей соответствовать. Меня родные тоже не узнали бы. Мы как будто переродились, стали совсем другими, и внешне и вообще… Жрецы многому научили нас: мы знаем как лечить людей, знаем как сделать человека красивым, как избавить его от неуверенности в себе… Мы теперь многое знаем и это прекрасно!
Ти. Да. ( Помолчав.) Сегодня наша главная жрица Ас—Шун, что-то долго спит. Может её разбудить?
Мутемуна. Не надо она ещё не совсем здорова.
Ти. Она потеряла много крови. Надо было раньше выпить отвар, и тогда выкидыш был бы не таким тяжёлым. Маленький плод легче выходит.
Мутемуна. Ас—Шун сильная, она быстро восстановится.
Ти. Аменхотеп, наверное, к нам не скоро придёт…
Мутемуна. Он придёт сразу же, как только она его позовёт. Аменхотеп приходит не к нам, а только к одной Ас—Шун.
Ти. Я часто думаю: почему это так? Мы с тобой тоже красивы, молоды и нас учили так же как и Ас—Шун. Мы так же знаем магию любви и так же прекрасно танцуем, но я ещё играю на флейте, а ты поёшь, и все восхищаются твоим голосом! Но рядом с Ас—Шун, нас просто не замечают. Все смотрят только на неё! Хотят только её одну!
Мутемуна. Я тоже думала об этом… Сравнивала её с нами и другими женщинами… И поняла: она другая, особенная, совершенная! Боги дали ей всё! Посмотри в её глаза—в них столько огня, страсти! От её взгляда, у мужчин закипает кровь! Она обладает даром вызывать неукротимое желание любви с нею! Желание, сравнимое лишь с жаждой в раскалённой пустыне! Все мужчины сходят от неё с ума! Такой и должна быть главная жрица богини сладострастия—Луны.
Ти. Даже наш великий фараон Аменхотеп оказался в её власти. У него красавица жена и все красивые девушки в Фивах, мечтают только об одном его взгляде, обращённом на них! Но наш фараон хочет только Ас—Шун.

Появляется Ас—Шун, но девушки её не замечают.
Ти. А ведь жена Аменхотепа красивее Ас—Шун, и она из рода царей…
Ас—Шун. Красота—это только приманка… А чтобы привязать к себе мужчину и почувствовать власть над ним, тут одной красоты мало… Всё, даже самое лучшее, в конце концов приедается…
Мутемуна. Ты так тихо вошла… Тебе уже лучше?
Ас—Шун. Всё хорошо. Когда поднимется Луна, я пойду служить ей. Сегодня первый день полнолуния, у храма соберётся много людей. Я знаю, что они приходят сюда не только для того, чтобы принести хвалу Луне, но и для того, чтобы увидеть меня. Мутемуна, принеси мне серебряную пудру, я хочу, чтобы сегодня особенно ярко сияло моё лицо и волосы.
Ти. Прости меня, Ас—Шун, но я должна напомнить, что луна не любит красный цвет, это цвет Солнца, а Луна ревнива…
Ас—Шун. Я это помню. Что ты хочешь сказать?
Ти. Ты ещё не до конца очистилась после выкидыша… От людей ты это скроешь тканью, но Луна видит всё! Мутемуна чиста, пусть она сегодня послужит Луне. А тебе лучше отдохнуть…
Ас—Шун. Я—любимица Луны, я чувствую это, и она простит мне небольшое отступление от правил. Мутемуна, неси пудру и нагрудник. А тебя, Ти, я прошу уйти в свои покои, и не появляться здесь этой ночью… Ты разозлила меня и я не хочу, чтобы свет моего лица искажался при виде тебя.
Ти. Прости, я не хотела тебя злить. Я ухожу. ( Поклонившись, уходит, низко опустив голову.)

Мутемуна приносит стул и баночку с серебряной
пудрой. Ас—Шун садится и Мутемуна обсыпает пудрой её лицо,
волосы и руки.
Мутемуна. Не обижайся на Ти, она хотела как лучше…
Ас—Шун. Я знаю. Я отослала её не в наказание, а для того, чтобы сберечь кожу своего лица. Ничто так не старит лицо женщины, как её эмоции, и палящее солнце. От солнца нас защищают стены нашего храма, а от наших чувств мы должны обороняться сами. Я вынуждена говорить и улыбаться—что ж, от этого морщин не избежать… Но от гримасы раздражения, я себя уберечь обязана.
Мутемуна. Твоё лицо гладкое и чистое, как озеро в тихую погоду. Кажется, что морщины его никогда не коснутся.
Ас—Шун. Коснутся… И избороздят, как пахарь землю своим плугом. Время никого не щадит. Но если пахарь собирает урожай уже после вспашки, то нам надо собрать свой урожай задолго, до того, как время избороздит наши лица.
Мутемуна. Наша красота расцветёт и увянет в этом храме. Вернее, только начнёт увядать, и мы сразу покинем этот храм, чтобы освободить место другим жрицам, молодым и сияющим красотой. А у нас будут другие имена, мы уедем далеко от этого храма, и будем жить как простые люди. И никто никогда не узнает о том, что когда-то мы были жрицами Луны.
Ас—Шун. Вот этого-то я и страшусь… Однообразная жизнь, старость, скука и смерть… Лучше об этом не думать. Хватит уже пудры. Надень на меня нагрудник.
Мутемуна ( надевает на Ас—Шун нагрудник из серебра в виде полной луны, а на голову широкий серебряный обруч с изображением семи фаз Луны). Я почистила его белым порошком, как ты просила, видишь, как он сияет!
Ас—Шун. Спасибо, Мутемуна. Сегодня и нагрудник и лунная корона, мне кажутся тяжелее, чем обычно…
Мутемуна. Ты ещё недостаточно набралась сил.
Ас—Шун. Я хочу посмотреть, придёт ли к храму Аменхотеп, переодетый в платье горожанина, чтобы увидеть меня…
Мутемуна. В прошлый раз, когда ты болела, он все эти пять дней, стоял у стен храма, в надежде увидеть тебя хотя бы мельком… Он очень любит тебя.
Ас—Шун. Любовь, это тот огонь, в который надо не забывать подбрасывать хворост, а то останешься у остывающих углей…
Мутемуна. С тобой такое не произойдёт. Тебе нет равных…
Ас—Шун. Скажи, Мутемуна, ты тоже считаешь, что жена Аменхотепа красивее меня?
Мутемуна. Я не могу сказать кто из вас красивее. Вы обе прекрасны. Ослепительны!
Ас—Шун. Я мысленно сравнивала нас… Если бы с неё и с меня , сделали бы две статуи, то пожалуй, те, кто не видел нас живыми, больше бы любовались ею. Но в ней нет, того огня, той притягательности, которые так зажигают мужчин, так волнуют… Я умею быть желанной, даже тогда, когда сама желания не испытываю. Мне иногда кажется, что я вообще не умею любить…
Мутемуна. А я думала, что Аменхотеп дорог тебе.
Ас—Шун. Если он откажется от меня, то я умру от горя… Не потому, что люблю его, а потому, что я потеряю веру в свои чары… В своё умение лишать мужчин разума и побеждать!
Мутемуна. А разве…Кроме этого, тебе ничего не нужно?
Ас—Шун (резко перебивает её). Всё! Хватит разговоров! Люди собрались у храма, я слышу их голоса. Надо идти. ( Она встаёт, и поднимается по лестнице, на маленькую площадку на самом верху храма. Выйдя на площадку, Ас—Шун будет возносить молитвы Луне.)

Возле храма уже стоят люди, самые разные: богатые и нищие, женщины и мужчины, совсем юные и почти старики. Все смотрят
вверх, ждут появления Ас—Шун. Как только она появляется, люди
издают возглас восторга и поднимают к небу обе руки. Ас—Шун, тоже поднимает руки к небу, к Луне, и начинает говорить.

Ас—Шун. Владычица Ночи! Госпожа моя, Луна! Свет во тьме! Покровительница тайных желаний и ночных сладострастий! Вдохновительница дикой страсти и нежной тоски о любви! Ты, Владычица моя, этой ночью открыла нам, всё лицо своё, сияющее и прекрасное! Ты полной силой властвуешь над нами! Прошу тебя, Светлоликая, дай нам силу любви! Дай нам испытать сладострастие и восторг любви во славу Твою! Наполни наши органы любви—силой своей! Научи нас достигать наивысшего наслаждения! Руки наши, обращённые к тебе, купаются в свете твоём, чтобы страстно ласкать тела, желанных для нас! Глаза наши, смотрящие на тебя, впитывают сияние твоё, чтобы самим сиять, глядя на любимых нами! Губы наши, целуют свет, исходящий от тебя, чтобы передать другим губам, через поцелуй, страсть самой Богини Луны! Магия страсти твоей, проникает в нашу грудь, чтобы сильнее стучали сердца и дышали мы страстью твоей! ( Ас-Шун, страстно проводит руками по своим грудям, потом гладит живот.) Госпожа моя, Луна, наполни светом своим все наши тела, всё, что есть у нас… Живот, бёдра и ноги! Пусть не останется места в теле нашем, куда бы не проник твой божественный свет! Тем, кто ищет только сладострастья, дай это счастье, Повелительница Наша! А тем, кто хочет зародить новую жизнь, подари то, о чём молят Тебя! Чтобы порадовать тебя, я буду танцевать во Славу Твою, танец страсти! Твой свет вливается в меня и ты будешь танцевать, Госпожа моя, в теле моём! ( Ас—Шун начинает свой эротический танец. Она скользит руками по телу, и вся извивается, изображая любовную истому. В танце, она обнажает грудь, но потом, снова прикрывает её, и так же ноги и живот. Танец становится всё быстрее и неистовей. Ас—Шун стонет и закатывает глаза. Изгибается, почти касаясь головой пола и снова распрямляется. Тело её изгибается уже толчками, грудь вздымается, а стоны всё протяжнее и глуше. Она начинает рвать на себе одежду, но делает это не быстро, а медленно и с наслаждением. В конце танца, Ас—Шун остаётся только в узкой набедренной повязке, серебряном нагруднике и короне.)

Люди смотрят на неё как загипнотизированные.
Постепенно, они начинают делать движения, повторяя их
за Ас—Шун. На каждый стон Ас—Шун, толпа отвечает
многоголосым, громким стоном. Люди как будто пытаются
слиться в танце вместе с Ас—Шун. А она продолжает свой танец:
То опускается, приседает, как будто изнемогла от страсти и
лишилась сил, то падает на спину и извивается, а потом волной
взмывает и вытягивается к Луне в полный рост. Как будто в тело
её, хлынула энергия возбуждающей страсти. Ас-Шун извивается в
свете Луны, сама вся сияет от серебряной пудры и кажется, что она
сама, часть этого лунного света, часть Луны, неземная,
божественная. Кто-то из пришедших людей смотрит на неё
заворожено, просто остолбенев. Кто-то уже слился в поцелуе и
объятии с тем, с кем пришёл или встретился здесь. Какая-то часть
людей, образовавшая пары, исчезает, растворяется в темноте ночи.
Другие стоят и не отрываясь, смотрят на Ас—Шун.
Наконец танец заканчивается. Ас—Шун падает на колени и
вновь простирает руки к Луне.

Ас—Шун. Госпожа моя! Благодарю тебя за Твои Божественные, сладостные дары! Прими в дар песню, во славу красоты твоей! ( Ас—Шун стоит на коленях и всем кажется, что она начинает петь, но на самом деле поёт Мутемуна, которую никто не видит. А Ас—Шун только шепотом произносит слова песни.)
Госпожа моя Луна!
Ты владычица Ночи!
Можешь только ты одна,
Дать от счастья, нам ключи!

Красотой сияет лик,
Свет божественный струя,
Дар твой сладок и велик,
Пусть снисходит на меня!

Ниц падём перед тобой!
Принесём дары свои!
Тайны страсти нам открой!
Наслажденья и любви!

Пока Ас—Шун и Мутемуна поют, люди подходят к
большому, плоскому камню белого цвета и складывают
на него свои подношения Луне: всевозможные свёртки,
коробочки, мешочки с деньгами, отрезы материи,
цветы, и всё это, обязательно белого цвета.
Люди, положив свои дары, отходят и, вскинув руки к Луне,
падают перед ней: кто на колени, а кто-то расстилается всем
телом по земле. Но никто не издаёт ни звука. Наконец песня
закончена.
Ас—Шун. Люди, сегодня Луна благосклонна к нам! Её лик не закрыло даже маленькое облачко! Сегодня Луна любит нас! ( Толпа ликует.) Просите Луну! Возносите ей хвалу! Луна слышит вас!
Люди заволновались. Наконец из толпы крикнул первый
человек, затем второй, а после закричали все, обращая взоры и
руки к Луне.

Мужчина. Богиня наша, сияющая Луна! Дай мне мужскую силу!
Молодой парень. Богиня Луна! Пусть девушка, которую я люблю, тоже полюбит меня! Пусть воспылает ко мне страстью!
Женщина. Богиня Луна, пусть мой муж, снова почувствует ко мне влечение! Пусть он вернётся ко мне!
Девушка. Богиня Луна! Умоляю тебя, дай мне красоту! Всели в меня твой божественный дар, зажигать сердца и быть желанной!

Все неистово кричат, стараясь перекричать
друг друга. И уже нельзя разобрать слов, в
общем надрывном крике.

Ас—Шун. Всё! Хватит! Богиня Луна устала! Смотрите, она уходит от нас! И вы уходите домой! Ваши просьбы услышаны!

Люди умолкают и постепенно расходятся. У
стен храма, остаётся только одна женщина и
двое молодых мужчин.
Ас—Шун спускается по лестнице, в то
помещение, где мы видели её ранее, и устало
опускается на ложе. Хочет прилечь, но потом
передумывает.
Входят Ти и Мутемуна. В руках у них подношения
для Луны, те что были оставлены людьми на камне.

Ас—Шун. Много сегодня даров… В сокровищнице уже и места нет. Надо дать знать Верховному жрецу, пусть приедет, заберёт всё, а нам привезёт ещё ароматных масел.
Ти. Люди любят тебя, Ас—Шун, потому и дары такие богатые.
Ас—Шун. Люди любят Луну, а Луна любит меня.
Мутемуна. У стены храма остались люди, они хотят поговорить с тобой.
Ас—Шун. Кто они?
Мутемуна. Женщина и двое мужчин. Что им сказать?
Ас—Шун. Я их приму. Набрось на меня покрывало и позови женщину.
Мутемуна. Хорошо.( Уходит и тут же возвращается с лёгким, белым покрывалом. Ас—Шун встаёт и взяв покрывало, заворачивается в него.)
Ас—Шун. Зови. Только попроси, чтобы не очень долго задерживали меня.
Мутемуна. Хорошо. ( Кланяется и уходит.)
Ти. Дары я убрала. Мне уйти, или остаться?
Ас—Шун. Останься. Может быть что—нибудь будет нужно.
Ти. Хорошо. Я буду в комнате, где мы готовим наши мази и благовония. Я услышу, если ты позовёшь меня. ( Ас—Шун согласно кивает головой и Ти уходит.)

Входит Мутемуна, а за ней женщина лет сорока, с очень
загорелым, почти дочерна, лицом, в белой одежде. Увидев
Ас—Шун, она простирается перед ней.

Женщина. Приветствую тебя, жрица Луны! Богини сладострастия! Светлое её воплощение на земле!
Ас—Шун. И я приветствую тебя. Встань! Расскажи, о чём ты хотела говорить со мной?
Женщина (встаёт и с восторгом смотрит на Ас—Шун). Я впервые вижу тебя так близко! Ты ещё прекраснее, чем я думала! У тебя неземная красота! Увидев тебя, ни один мужчина не захочет близости с простой женщиной!
Ас—Шун. Кажется, я догадываюсь, зачем ты пришла… Твой муж приходит смотреть на меня и ты думаешь, что именно поэтому он пренебрегает тобой.
Женщина. Да, госпожа, это так… Запрети ему приходить к тебе!
Ас—Шун. Я не могу этого сделать. Твой муж приходит не ко мне, а к богине Луне. Вправе ли я запрещать ему это?
Женщина. Тогда скажи, что делать мне?
Ас—Шун. Богиня Луна прекрасней меня и всех дочерей человеческих, но мужчины ищут наслаждения с земными женщинами… Я для твоего мужа, так же недоступна, как и сама Луна. Он может только любоваться нами… Человеку из плоти и крови, тоже нужна плоть и кровь. Рано или поздно, ему наскучит только любоваться и его опять повлечёт к женщине… Но я боюсь, что не к тебе…
Женщина. Почему? Мой муж женился на мне по любви, он всегда уважал меня и превозносил мои достоинства! Он ценит доброту моей души…
Ас—Шун. И это всё останется тебе: уважение, почитание, даже превозношение. Но он не найдёт в тебе того, зачем приходит сюда! От твоего взгляда и улыбки не закипит его кровь, не закружится голова. От близости с тобой не вырастут крылья, чтобы унести его в небеса наслаждения! Ты сама знаешь, что такое страсть?
Женщина. Я люблю своего мужа и боюсь его потерять!
Ас—Шун. Не то! Не то! Я спрашиваю тебя о страсти! Когда сердце бьётся во всём теле и мысли путаются, улетают! Ты слышишь, как в голове твоей звучит необычайная музыка, мелодию которой нельзя уловить! Когда ты горишь сладким, божественным огнём! И ты уже на пределе своих сил, но не хочешь, чтобы это кончалось! Хочешь, чтобы это сладостное, неистовое волшебство длилось вечно! И слёзы заливают лицо, и стон твой летит благодарностью к небесам! И тело твоё, лёгкое и счастливое, тоже, уже где-то там… Ты познала это?
Женщина. Нет. Моя мать учила меня скромности и благочестию…
Ас—Шун. Она научила тебя быть бревном. Разве есть что-то постыдное в том, чтобы быть счастливыми? Чтобы дарить счастье другим?!
Женщина. Я боялась, что слишком большая вольность с моей стороны, лишит меня уважения мужа. Он решит, что я развратная, бесстыдная…
Ас—Шун. Как ты наивна! Доставь своему мужу удовольствие, и ты увидишь, с какой нежностью он будет относиться к тебе! Он будет благодарен тебе, за то счастье, которого ты его до сих пор лишала. И твоё благочестие при этом нисколько не пострадает. Ты доставишь радость своему мужу, а не какому—нибудь постороннему человеку!
Женщина. Наверное, я уже опоздала… Как это, я ни с того, ни с сего, вдруг переменюсь? Хватит ли у меня смелости на это?
Ас—Шун. Если хочешь его удержать, то должно хватить. А как это сделать, я научу тебя. (Внимательно смотрит на женщину.) Скажи мне, почему твоё лицо так обожжено солнцем? Судя по одежде и речи, ты не крестьянка. И ты не бедна. Что же заставляет тебя так губить свою кожу?
Женщина. Да, я не бедна, даже богата. Моя семья владеет мастерской по изготовлению ритуальных статуэток, а мой муж художник, он расписывает стены. Я часто помогаю ему в работе, оттого видно солнце так опалило моё лицо. Иногда я помогаю и моему отцу… Глина и алебастр портят руки, сушат и старят кожу…( Показывает свои руки.) Но я не могу бездельничать когда у нас так много заказов!
Ас—Шун. Твоё лицо и руки сухи и шершавы, как кора старого дерева. Погладь сама себя, прикоснись щекой к своему плечу, приятное ли будет ощущение? И твои волосы тоже высушены солнцем и ветром. Их прикосновение к телу, наверное напоминает прикосновение пучка сухой травы. Ты слишком черна и худа. Такое тело не воспламенит страсти.
Женщина. Значит уже ничего сделать нельзя…
Ас—Шун. Можно! Если ты послушаешься меня и сделаешь всё так, как я тебе скажу.
Женщина. Я всё исполню! Скажи, что нужно делать?
Ас—Шун. Найди повод уехать из дома на месяц или больше… И приходи сюда. Только никому не говори, что ты пройдёшь ритуал омоложения тела и воссоздания красоты.
Женщина. Почему не говорить?
Ас—Шун. Если расскажешь, то тогда тебя уже будут ждать другую, одарённую светом богини Луны. Кто знает, может быть в мечтах твоего мужа, ты должна будешь вернуться гораздо более красивой, чем ты сможешь стать! И тогда, как бы ты ни похорошела—всё равно он будет разочарован.
Женщина. Хорошо, я согласна. И что потом?
Ас—Шун. Я буду давать тебе отвар трав и особую пищу, от которых ты быстро прибавишь в теле. Я скрою тебя от солнца и разными мазями и маслами восстановлю твою кожу и волосы. Я научу тебя разным упражнениям и танцам, которые разбудят твою чувственность. Научу делать любовный напиток и пользоваться благовониями. Я сотворю из сухого, обожжённого бревна—прекрасную, чувственную женщину! И да поможет мне в этом госпожа моя Луна!
Женщина. Я готова сделать так, как ты говоришь. Какую плату мне принести тебе за это?
Ас—Шун. Никакой. Обычное подношение для богини Луны. Это будут дары, в знак любви к ней! А мне самой ничего не нужно. У меня есть всё.
Женщина. Я приду сюда… Ты даёшь мне надежду… Я уже не надеялась, а теперь душа моя ожила! ( Простирается перед Ас—Шун и целует край её покрывала.) Благословенна будь!
Ас—Шун. А теперь иди. Меня хотят видеть ещё люди.
Женщина ( встаёт и идёт к выходу, тихо повторяя). Всё изменится… Я буду вновь любима и желанна… Счастье вернётся в мой дом! (Уходит.)
Ас—Шун. Мутемуна! Приведи ко мне, одного из тех, кто хотел меня видеть!

Появляется Мутемуна и за ней молодой парень
с некрасивым большеносым лицом, узкоплечий
и долговязый. Парень падает перед Ас—Шун ниц
и даже боится поднять на неё глаза. Говорит заикаясь.

Парень. Приветствую тебя, великая жрица богини Луны! Умоляю тебя, помоги мне!
Ас—Шун. Встань! Что случилось с тобой?
Парень. Случилось только то, что я рождён уродом! Я противен девушкам! Никто из них не может преодолеть отвращения ко мне и полюбить меня! Мне страшно смотреть в их лица! В каждом из них, я читаю омерзение ко мне…
Ас—Шун. Что ты делал, чтобы это изменить?
Парень. Разве можно что-то сделать, если ты рождён таким?
Ас—Шун. Каким?
Парень. Не смейся надо мной, прекраснейшая! Ты видишь какой я… Мои ровесники давно имеют семьи, у них растут дети, их любят жёны, а я… Всё время я мечтал о встрече с тобой! Думал, жрица богини Луны мне поможет!
Ас—Шун. Помогу. Я обещаю тебе! Почему же ты медлил и не пришёл раньше ко мне?
Парень. Я живу далеко от Фив, в нижнем Египте, в городе Мемфисе. И у меня была очень больная мать, я не мог её оставить надолго. Отец умер уже давно, братьев и сестёр у меня нет… Недавно умерла и мать. Теперь я остался совсем один.
Ас—Шун. Ты хочешь быть любимым?
Парень. Очень хочу!
Ас—Шун. Тогда сделай так, как я тебе велю! Судя по бледности твоей кожи и слабости тела, работая твоя не требует больших мускульных усилий, и ты редко бываешь на солнце.
Парень. Да, госпожа моя, я тку холсты, но работаю мало, отец оставил нам немного средств и мы с матерью не бедствовали. Я не люблю выходить из дома. Не люблю, когда на меня смотрят… И это путешествие к тебе далось мне нелегко…
Ас—Шун. Всё должно измениться. Ты должен работать там, где нужно применять силу. Только так, твоё тело будет приобретать очертания, привлекающие взгляды женщин. И не важно какие средства оставил тебе отец, ты сам должен зарабатывать, чтобы женщина, на которой ты захочешь жениться, была спокойна за себя и своих будущих детей.
Парень. Неужели такая найдётся!
Ас—Шун. Не сомневайся! Найдётся, если сделаешь так, как я говорю!
Парень. А моё лицо? Оно так некрасиво…
Ас—Шун. Посмотри на меня!
Парень (робко поднимает на неё глаза). Ты божественна!
Ас—Шун. Посмотри в мои глаза! Разве я смотрю на тебя с отвращением? Ты приятен мне! Твоё лицо доброе! Такие лица нравятся женщинам. Измени своё тело и счастье придёт к тебе само.
Парень. Я всё сделаю! Всё как ты сказала! Сделаю только потому, что так хочешь ты!
Ас—Шун. Да, я так хочу. И если твоё тело станет таким, как я люблю, то я тебя поцелую.
Парень. Поцелуй меня сейчас! И можешь забрать мою жизнь!
Ас—Шун (смеётся). Зачем мне твоя жизнь? Ну, хорошо, я поцелую тебя, но только в щёку. Поцелуй в губы надо заслужить. ( Едва прикасается губами к его щеке.)
Парень. Я никогда не был так счастлив! Не мог и мечтать о том, что самая прекрасная женщина в этом мире, поцелует меня!
Ас—Шун. Это только предвестие счастья, которое у тебя будет. А теперь иди. Я надеюсь увидеть тебя другим.
Парень. Я был глуп. Я сейчас это понял. Если сама Ас—Шун, земное воплощение небесной богини, сказала, что я приятен ей, и даже поцеловала меня, то что же говорить о других женщинах?!
Ас—Шун. Да, ты правильно понял, а теперь иди!
Парень (низко кланяется Ас—Шун). Позволь мне ещё прийти к храму, чтобы увидеть тебя?
Ас—Шун. Нет. Только после того, как ты выполнишь моё желание, ты сможешь вновь появиться здесь. Иди!

Парень, не отрывая глаз от Ас—Шун, медленно пятится
к выходу. Уходит.

Ас—Шун. Ну, наконец—то. Как я устала! Мутемуна, я не хочу больше никого принимать! Скажи, тому мужчине, чтобы приходил в другой раз.
Мутемуна. Я скажу. ( Уходит.)

Ас—Шун падает на ложе и с наслаждением
вытягивается на нём. Вдруг в её комнату врывается
незнакомый мужчина, а за ним бежит и пытается
его остановить Мутемуна.

Мутемуна (кричит). Жрица Луны устала! Тебе туда нельзя! Уходи!

Мужчина подбегает к ложу и видит лежащую на нём
Ас—Шун.

Мужчина. Как ты прекрасна и соблазнительна!
Ас—Шун. Я не звала тебя! Хочешь разгневать жрицу богини Луны и саму Луну?
Мужчина. И чем же меня накажет Луна?
Ас—Шун. Она лишит тебя возможности получать удовольствия. Твой мужской орган быстро состарится и увянет. Богиня Луна, наделит тебя мерзким запахом, и все женщины будут шарахаться от тебя! Ты этого хочешь?!
Мужчина. Нет! Не делай этого со мной! Прошу тебя! Позволь мне сказать тебе несколько слов и я уйду.
Ас—Шун. Хорошо. Я пощажу тебя. Говори, но только быстро, я устала.
Мужчина. Я безумно люблю тебя! Я богат! Я смогу сделать твою жизнь счастливой!
Ас—Шун. Ты даже не понимаешь, в чём для меня счастье… Я поняла что ты хочешь, можешь не продолжать. Я отвечаю—нет! Всё, уходи.
Мужчина. Но я не всё сказал! Умоляю, выслушай! Я продал всё, что у меня было: дома, поля, скот…Всё! Я всё обратил в золото. У меня теперь много золота! Я построил для тебя корабль необычайной красоты! Он весь покрыт позолотой! И сияет под солнцем так, что слепит глаза! Корабль стоит сейчас на Ниле, возле Фив, и люди сбегаются отовсюду, чтобы посмотреть на него, как на новое чудо света! Там, на этом корабле, всё сделано для тебя! Пойдём со мной! Мы поплывём с тобой на этом корабле к нижнему Египту, а потом в море! Там дальше, огромное море, полное чудес! Ты живёшь здесь, как в темнице, ничего не видишь, не знаешь, что бывает на свете! Я покажу тебе весь мир! И ты будешь наслаждаться им!
Ас—Шун. Я выбираю, остаться там, где я есть. А весь мир пусть приходит ко мне, чтобы видеть меня, слышать и восхищаться мной!
Мужчина. Что ты говоришь? Как может весь мир прийти к тебе?
Ас—Шун. Для меня мир, это люди. А всё остальное: Нил, море, корабли, дворцы—всё это я уже видела. Уходи!
Мужчина. Почему ты так жестока со мной? Я бросил тебе под ноги всю свою жизнь! Оставил жену, детей… Я как раб стелюсь перед тобой, а ты не хочешь даже слышать меня! Неужели я так некрасив и неприятен тебе?
Ас—Шун. Ты сам знаешь, что ты красив! Ты очень красив! И нравишься женщинам. Ты возгордился и решил, что можешь получить любовь самой жрицы Луны, Ас—Шун! Но ты ошибся. Ты не получишь меня. Уходи!
Мужчина. Последнее слово, умоляю тебя! Я знаю, ты всем помогаешь в любви! Учишь всех, кто к тебе приходит!.. И всё что ты советуешь людям и делаешь для них, приносит бесценные плоды! Я много раз слышал, как о тебе рассказывали люди! И как восхищались твоим умением сделать человека счастливым. Ты никому не отказывала в помощи…
Ас—Шун. Это мой долг, как жрицы богини Луны.
Мужчина. Тогда научи и меня—как мне быть счастливым?! Только не говори, что я должен искать счастья с другой женщиной! Не будет для меня счастья с другими! Что ты скажешь мне, великая жрица? Как завоевать твою любовь?
Ас—Шун. Нужно стать равным мне. Я богоподобна! Я земное воплощение Луны! Когда ты станешь богоподобен, я отвечу тебе—да!
Мужчина. Но я не смогу стать жрецом…
Ас—Шун. Стань фараоном.
Мужчина. Фараоном надо родиться…
Ас—Шун. Ну так родись! Стань жрецом или великим полководцем! Поднимись до моей высоты! А если не сможешь, то я не смогу тебя полюбить.
Мужчина. У тебя камень в груди… Я это вижу, но всё равно не смогу тебя разлюбить… ( Уходит.)
Ас—Шун (зовёт). Ти! Мутемуна! Приготовьте мне воду для купания!

Появляются Ти и Мутемуна. У Ти в руках чистая
одежда. У Мутемуны кувшинчики с ароматизаторами.

Ти. Мы уже приготовили воду.
Мутемуна. Какой аромат ты хочешь для воды?
Ас—Шун. Добавь совсем немного аромата ирисов и больше ничего. И сделайте воду прохладной, сегодня жаркая ночь.

Ти и Мутемуна кланяются и уходят. Ас—Шун встаёт
и хочет идти за ними, но тут что-то останавливает её, и
Ас—Шун замирает, прижав ладони к вискам. Звучит
странная, медитативная музыка и свет в помещении
Ас—Шун меркнет. В это же время в спальне Марины
зажигается ночник и неярким светом освещает комнату,
и уснувшую в одежде на тахте Марину. Свет от ночника,
как бы проходит сквозь зеркальное стекло и его видит
Ас—Шун, она идёт на этот свет.

Ас—Шун. Опять эти видения… (Подходит к зеркалу, и смотрит сквозь него на комнату в другом мире и на спящую женщину.) Через тысячи земных лет… И это моё воплощение?.. Бледная тень моего величия, жалкое убожество… Где моя сияющая красота?! Нет, я не хочу это видеть. ( Ас—Шун уходит.)

Половина сцены, где находится Древний Египет
погружается в темноту. А в комнате Марины становится
светлее. Но уже из зеркала в египетскую часть свет
не проникает. Зеркало опять стало просто зеркалом, а не
окном в другой мир. Марина просыпается и садится
на тахте.

Марина. Опять уснула одетой… Думала, полежу минутку и встану… Уснула—как в яму провалилась… И опять приснился какой-то странный сон: Древний Египет, я—жрица Луны…( Встаёт с тахты и начинает раздеваться.) Что-то я не припомню, чтобы в Египте был храм Луны… Храм Солнца Ра, был, это я помню… А сколько сейчас время—то? (Смотрит на наручные часы.) Семь пятнадцать… Может, уже нет смысла ложиться спать?.. (Садится на тахту.) Так, надо сообразить: в одиннадцать в театре репетиция, выйти из дома надо пол десятого, ну час на сборы. Голову надо мыть? Неплохо бы! После съёмки волосы аж хрустят от лака… (Звонит телефон. Марина берёт трубку.) Да.
Голос Стаса. Привет, Маришь, извини, что разбудил.
Марина. Привет. Я не сплю.
Стас. Ещё не ложилась что ли?
Марина. Нет, я спала. Уже проснулась. А что ты, правда, в такую рань звонишь? Что-то случилось?
Стас. Я… Понимаешь, тут такое дело… Можно я заеду к тебе?
Марина. Погоди, что значит заеду? Объясни толком, что происходит?
Стас. Понимаешь, я опять проигрался в казино. В чистую! Просто до копья! Я не могу ехать сейчас домой, меня Ирка убьёт!
Марина. Слушай, если ты надеешься занять у меня денег, то у меня их нет. Ты мне и те, ещё не отдал…
Стас. Марин, ну хватит, ей Богу… У тебя вчера съемки были, я же знаю, что артистам, сразу после съёмок деньги отдают…
Марина. И ты решил отнять у меня мои жалкие гроши?!
Стас. Ну, хватит, хватит, лапочка. В кино хорошо платят…
Марина. Хорошо—но только звёздам! Я же пока актриса эпизода и тебе это прекрасно известно! Так что мне, заплатили всего сто долларов.
Стас. Маловато, но мне и этого хватит. Сейчас буду!
Марина. Нет! У меня на эти деньги свои планы! ( Но уже в начале её фразы, в трубке раздались гудки.) Вот скотина! Ну, теперь какой мне сон? ( Начинает одеваться.) Альфонс проклятый! Ненавижу! И каждый раз он всё равно умудряется деньги у меня выманить. И сейчас заберёт! А я в его присутствии, как будто глупею и лишаюсь воли… Из дома, что ли уйти? И где в такой час шляться? Так он и в театр приедет, а там начнёт ныть и ходить за мной, так всё отдашь, чтобы от него отвязаться и спокойно репетировать! Постой, у меня же тут рядом есть круглосуточный магазин и там обменник! ( Марина стремительно собирается и убегает из дома.)

Некоторое время комната пуста. В дверь раздаётся звонок.
Потом ещё один. Потом целая серия долгих звонков. Потом
звонит телефон и автоответчик говорит: « Никого нет дома.
Пожалуйста, перезвоните попозже, или оставьте сообщение.»
Наконец, слышен звук открываемой двери и в комнату входят
Марина, вся обвешанная сумками, и за ней Стас.

Стас. Ты что, с ума сошла, такие тяжести таскать? Да ещё в такую рань…
Марина. Я вдруг, вспомнила, что у меня дома ничего нет, ни чая, ни кофе, ни еды. Подумала, вот ты приедешь, а чем я тебя угощать буду?
Стас. Да мне не до угощений. Я задерживаться не могу. Дай мне деньги и я поехал…
Марина. Извини, но я их все потратила.
Стас. Когда ж ты успела?! Я тебе пятнадцать минут назад только звонил!
Марина. А вот за эти пятнадцать минут, в круглосуточном магазине.
Стас. Ты меня разыгрываешь! Ты что, все сто долларов отдала?!
Марина. Господи, ну что такое в наше время сто долларов?! Всё потратила, в чистую, до копья! Не веришь—обыщи! (Смеётся.)
Стас. Ты что, издеваешься надо мной?! У меня серьёзная проблема, я просил тебя о помощи!
Марина. И я тебе в ней отказала. И потом, это не просьба о помощи, а просто грабёж с твоей стороны! Мне это уже осточертело! Так же как и ты сам!
Стас. Я в это не верю. Маринка, ты же классный человечек! Добрая, с нежной душой! Ну что такое эти деньги?!
Марина. Да, пустяки. Только знаешь, без них очень кушать хочется.
Стас. Да привезу я тебе завтра же кучу денег! И свои долги тебе отдам и ещё от себя подарю! Но сегодня у меня цейтнот! Понимаешь?!
Марина. Понимаю, но что тут поделаешь… Хочешь, я с тобой, вот тушенкой поделюсь? (Вытаскивает из сумки банки тушёнки, макароны, крупу, сахар, яркие пакеты с сухофруктами.)
Стас. Ты куда столько набрала?! На зимовку что ли отправится решила?
Марина. Да вот, решила запастись долгохранящимися продуктами, месяц как-нибудь продержусь. Когда ещё съёмки будут? А в театре зарплата копеечная.
Стас. Ну хорошо, дай мне, хотя бы те деньги, что у тебя остались! Я не могу приехать домой без рубля! Ирка, сразу догадается, где я был! Она мне условие поставила, чтобы я в казино ни ногой, а то развод!
Марина. Стас, ты глухой, или что?! Я же сказала—я потратила всё!
Стас. Ну, не ври! Тут нет на сто долларов! У тебя ещё, как минимум, тысяча рублей осталась! Отдай, я тебя очень прошу!
Марина. Стас, я была в дорогом магазине, какая на хрен тысяча?!
Стас. Покажи чек!
Марина. Я его выбросила. Ах, да! Я забыла тебе сказать, я ещё себе там косметику купила и комплект белья—вот, «неделька»! (Достаёт из пакета комплект трусов.) Сейчас же в таких магазинах, что хочешь можно купить! Хочешь примерю, покажу тебе как они классно смотрятся?
Стас. Не надо. Я разочарован в тебе. Ты мелкая мещанка. Я больше к тебе не приду! ( Направляется к выходу.)
Марина. А вот за это, спасибо! Надеюсь, что не передумаешь.
Стас. Давай без выпендрёжа! У тебя ведь никого кроме меня нет. Ещё позовёшь! ( Уходит хлопнув дверью.)

Марина выглядывает в коридор и убедившись, что Стас,
действительно ушёл, смеётся и достаёт из лифчика свёрнутую
пятисотрублёвку и пару сотен. Из карманов выгребает всю мелочь
и всё это кладёт на стол.

Марина ( пересчитывая деньги). Так, семьсот рублей и пятнадцать рублей мелочью… Всё равно до зарплаты не дотяну. Опять занимать придётся… (Звонит телефон. Марина, вздрогнув, берёт трубку.) Алло…
Голос Светы. Маринка, привет! Ты собираешься на репетицию?
Марина (смотрит на часы). Да. А что? Ещё же куча времени…
Света. Угу. Можешь продолжать спать, репетиции сегодня не будет, и вообще, в театре объявлен выходной.
Марина. А почему?
Света. А потому, что наша «звезда», свет—Натальюшка, не смогла вернуться со съёмок: нелётная погода. А без неё мы же ничего не можем!
Марина. Странно. Можно же репетировать куски, где её нет…
Света. Ты это нашему объясни! У Петра Андреевича возникла идея—новый поворот в пьесе. И ему непременно нужно, чтобы Наташка была на репетиции!
Марина. А по—моему тут какая—то интрига!
Света. Само собой! Наш главный, просто хочет натравить на Наташку весь театр. Нашёл повод: мол, без неё вся работа в театре тормозится. Её и так половина труппы ненавидит, и он тут ещё подливает масла в огонь.
Марина. А по—моему он просто ревнует! У Наташки, что ни съёмки, то новый роман, вот он и бесится.
Света. А чего ему ревновать? Она же его давно бросила. Пора бы уж смириться. Наталья свободный человек…
Марина. Вот это его и раздражает. Сам он ничего ей сделать не может: на ней весь репертуар держится, так решил нашими руками ей напакостить…
Света. Но мы-то с тобой в этой травле участвовать не будем. Ты вообще у нас ангел—захочешь, так не сможешь. А мне с ней ссориться не резон: она мне уже столько эпизодических ролей в своих картинах подбросила, что мне вообще, сидеть и не вякать! (Смеётся.) Ну ладно, ты досыпай, а вечерком, мы созвонимся по поводу завтрашнего дня.
Марина. Ага. Спасибо, что предупредила! Пока!
Света. Пока!
Марина (кладёт трубку). Ну есть же женщины! Всё для них! Наташка бы в жизни не побежала в семь утра в супермаркет последние гроши свои спасать. Ей самой всё принесут на блюдечке… И не сказать, чтоб уж была такая красавица. А вот умеет она! (Ложится на тахту.) Умеет… Надо бы продукты на кухню унести и разложить… Сейчас полежу немного и всё сделаю… А ведь я тоже не уродина. Я хорошая актриса и человек я неплохой. Почему же у меня всё не так… Ни любви, ни карьеры, ни семьи… Хорошо, что репетицию отменили, так хочется выспаться… Вот, ещё пять минут—и встану, всё уберу, разденусь и буду спать весь день… Только пять минут…(Засыпает.)

Современная половина сцены погружается в темноту,
а другая её часть, где Древний Египет, ярко освещается.
На сцене Ас—Шун, одетая в красивую одежду, с мастерски
уложенными волосами, сидит на стуле. А склонённая перед
ней Ти, делает ей массаж ноги.

Ти. Ты сегодня слишком долго занималась гимнастикой. Потянула мышцу. Зачем ты себя так истязаешь? Твоё тело и так тонкое и гибкое, как стебель молодого тростника.
Ас—Шун. Я хочу, чтобы оно было таким всегда. Как наша гостья?
Ти. Ей тяжело. Она не привыкла к таким упражнениям. Суставы её, как будто срослись: спина плохо выгибается, плечи хрустят. Ей больно…
Ас—Шун. А ты ещё спрашиваешь, зачем я себя истязаю. (Смеётся.) А в остальном, у неё, кажется, всё идёт хорошо: кожа посветлела и стала гладкой, тело наливается соком, а вот её волосы ещё не достаточно хороши…
Ти. Да они просто сожжены. Такие сухие, что ломаются в руках. И ногти на руках просто ужасные.
Ас—Шун. Бинтуйте ей руки, и особенно ногти. Бинты смазывайте нашей мазью с маслом лимона, миндаля и алоэ. Пусть ходит в этих бинтах целый день, а на ночь накладывайте другие повязки. И делайте ванночки с травами. Волосы тоже спасём, я попробую разные масла с соком алоэ.

Вбегает Мутемуна.

Мутемуна. Приехал верховный жрец!
Ас—Шун. Хорошо. Я ждала его. (Встаёт со стула и пробует наступить на больную ногу. Видно, что это доставляет ей боль.) Мутемуна, приготовь нам напитки и фрукты. Ти, принеси стул для нашего гостя. Встречу я его сама.

Мутемуна и Ти идут выполнять поручения. Ас—Шун,
стараясь не хромать, идёт встречать жреца и вскоре
возвращается с ним. Верховный жрец, немолодой,
красивый мужчина, широкоплечий и статный.

Жрец. Фараон и жрецы довольны тобой. Слава о тебе идёт по всему Египту. Люди отовсюду приходят посмотреть на тебя и приносят дорогие дары. В твоей сокровищнице столько золота и дорогих вещей, сколько я не видел ни у одной жрицы, что были до тебя. Но тебя это, кажется, не радует?
Ас—Шун. Золото для меня не имеет ценности…
Жрец. Оно имеет большую ценность для нашего царства. Твоё золото превратится в оружие для наших солдат, в еду для них. И для тебя и для меня, золото, это не просто блестящий металл или украшения, это власть и спокойствие нашей земли. Я скажу тебе… Нас ожидают трудные времена… Эти проклятые гиксосы идут на нас…
Ас—Шун. Гиксосы? Эти варвары никогда не оставляли нас в покое. Всё время, то здесь, то там, слышно об их набегах. Но ведь мы сильнее их!
Жрец. Сейчас положение намного хуже. Они собрали огромное войско, там есть и сильные воины и всякий разноплемённый сброд… И они уже приближаются к нашим границам.
Ас—Шун. А наш фараон?
Жрец. Он как раз и занимается этим. Собирает войско, вооружает людей, своим присутствием поднимает воинский дух. Именно поэтому Аменхотеп и не приходит к тебе. Но сердцем он с тобой. Он просил меня, передать тебе эти слова.
Ас—Шун (обрадована и смущена). Я благодарю тебя! Ты возвращаешь мне жизнь…
Жрец. Не сомневайся в его чувствах. Каждую ночь он смотрит на Луну и так же как и ты, протягивает с мольбой, к ней руки. Это великое чудо: где бы вы ни были, в одно и то же время, над вашими головами сияет богиня Луна! Как будто вы стоите рядом.
Ас—Шун. Я очень тоскую по Аменхотепу…
Жрец. Я вижу. Ты похудела и побледнела… Утром, когда ты провожаешь Луну и встречаешь солнце Ра, постой подольше под его лучами! Позволь Ра приласкать твои щёки, лицо и тело. Красота в здоровье, а не в смертельной бледности. Я хочу, чтобы ты принесла нашему царю как можно больше удовольствия и радости. Ему это нужно. Его ждёт тяжёлое испытание… Кто знает, будут ли потом ещё радости, в его земной жизни…
Ас—Шун. Так всё плохо?!
Жрец. Будем просить помощи у богов. Не думай об этом. Скоро Луна закроет свой лик и до новолуния ты не будешь выходить к людям. Может быть в это время тебя чем—нибудь порадовать? Хочешь, я пришлю тебе носилки и ты осмотришь город: сады, храмы… Купишь что—нибудь для себя на базаре? Или поплавай на ладье по Нилу. Развлеки себя.
Ас—Шун. Я подумаю над этим…
Жрец. Несколько дней уже, на Ниле стоит чудной работы корабль, весь золотой, под белым парусом. Люди толпами смотрят на него и не могут оторвать глаз. Я хотел купить его для нашего фараона, но никак не могу найти хозяина. Если мне удастся купить это чудо, то первой на его палубу ступишь ты, если захочешь…
Ас—Шун. Золотой корабль…(Смеётся.) Он был предназначен для меня. Его хозяин приходил ко мне…
Жрец. Он назвал своё имя? Или откуда он прибыл?
Ас—Шун. Нет. Я его и не спрашивала. Но запомнила его, он очень красив, прекрасно сложён…
Жрец. Вьющиеся волосы, большие чёрные глаза и родинка в левом уголке рта?
Ас—Шун. Да, большая родинка, но она его не портит. Ты знаешь его?
Жрец. Я видел его труп. Он покончил с собой. Вонзил нож прямо себе в сердце… Значит, вот почему… Выходит, что у корабля нет теперь хозяина…
Ас—Шун. Я не хочу плыть на этом корабле! Даже видеть его не хочу! Он приносит несчастье!
Жрец. Да, возможно… Пойду посмотрю, всё ли золото погружено…
Ас—Шун. Постой! Позволь мне угостить тебя.
Жрец. Нет. У меня много ещё дел, надо спешить. (Слегка приобнимает Ас—Шун.) Береги себя, сестра. Не провожай меня. Сегодня жаркое солнце. Жрице Луны, это вредно. (Уходит.)
Ас—Шун. Разве я виновата?! Нет, не виновата! Жрица Луны, как и сама Луна, принадлежит всем и никому! Золотой корабль… Вонзил нож в сердце… Слабый, ничтожный человек! Не стоит о нём вспоминать. (Уходит.)

Древний Египет затемнён. Комната Марины освещена.
Комната пуста. В комнату входят
Марина и Света с подносами, на которых чай, вазочка с
печеньем и тарелка с бутербродами.

Марина. Когда мы с тобой будем нормально питаться? Последний раз я ела суп две недели назад, на съёмочной площадке. Это было нечто очень жидкое с вермишелью. Но и за это спасибо! Всё лучше бутербродов.
Света. Не знаю, не знаю… Я один раз так траванулась этой дрянью из пластиковой коробочки, что теперь на съёмках не ем.

Марина и Света, всё расставив на столе, наливают
себе чай и приступают к чаепитию.

Света. Ну, рассказывай дальше, что там у тебя было во сне?
Марина. Представляешь, почти каждую ночь мне снится Древний Египет. И я там жрица Луны! И такая красивая! Просто с ума сойти можно! В последнем сне, от любви ко мне, то есть не совсем ко мне, а к той жрице, покончил с собой один человек. Представляешь, такой красавец, богатый, всё бросил ей под ноги, а она не захотела… Да я бы за таким, на край света побежала!
Света. Интересное кино… Может это и вправду тебе снится твоё прошлое воплощение?
Марина. Да, понимаешь, в чём закавыка, я после этих снов, столько книг про Древний Египет прочитала—прорву! И нигде, понимаешь, нигде, нет упоминаний о храме Луны! И богини Луны тоже нет! Есть богиня Нут, олицетворяющая собой небесный свод, а богини Луны нет…
Света. А может быть это одно и тоже? Нут и Луна…
Марина. Нет, не сходится. Нут, она другая и служили ей не так…
Света. Знаешь что, Маринка, твои сны—они удивительные! Но всё—таки это сны и не надо искать им исторического подтверждения. Да и потом, с тех пор прошло уже несколько тысячелетий, может что-то и не дошло до наших дней. А может ты не те книги читала.
Марина. Да, это конечно… Но меня это мучает, понимаешь? Зачем мне эти сны? Что мне хотят этим сказать?
Света. А может быть ты когда-то увлекалась древней историей и Египтом? И теперь снится?
Марина. Нет. Никогда не увлекалась, ни историей вообще, ни Египтом в частности. А знаешь, Египет, это ведь не настоящее название страны… На самом деле—это земля Кем. А слово Египет означает «загадка», «тайна»—это древние греки так его назвали… Но это я уже потом узнала, когда сны стали сниться.
Света. А тебе там нравится? Там, в храме, где ты жрица?
Марина. Да ты что, с ума сошла! Это ж как тюрьма! Я бы там от тоски повесилась! У них же никакой свободы, всё подчинено ритуалам.
Света. Зато красиво и возвышенно! Красиво ведь?
Марина. Да, очень! А я там красивее всех!
Света. Хотела бы и в этой жизни быть такой? Все бы мужики были твоими!
Марина. А зачем они все-то? От такой красоты одна морока! Все тебя хотят, каждый к себе тащит, и как из них выбирать? Мне один нужен, но мой единственный, любящий и любимый… Где вот только он?
Света. А со Стасом у тебя что?
Марина. После того случая, с консервами…(Смеётся.) Вернее, с деньгами, которые я обратила в консервы, Стас больше не давал о себе знать. И это прекрасно! Он мне противен…
Света. Точно противен? Или ты это так, из гордости?
Марина. А что? Что-то произошло, да? Ну скажи, я же вижу, ты что-то знаешь! Честно, он мне противен! Ну, говори!
Света. Он тут недавно в театр приходил… Тебя не было. Да он тебя и не спрашивал… Он теперь вокруг Наташки вьётся…
Марина. Что?! Не могу поверить! Богатенькую нашёл! Ну, а он-то ей зачем? У неё ведь всё банкиры, да продюсеры…
Света. Не знаю, но чем-то он её зацепил.
Марина. Ну и на здоровье. Мне с ним всё равно никакого толку, только деньги клянчил. Да к тому же он женат…
Света. Я слышала, что он разводится.
Марина. Лопнуло Иркино терпение! Да, ну чёрт бы с ним… Нам не пора собираться? Во сколько там надо быть?
Света. К пяти. Успеем. Вот наша жизнь: то на телевидении два слова скажем, то в кино ручкой махнём, то в концерте, перепадёт стишок рассказать или на детском празднике попрыгать. То туда, то сюда,—как мартышки! И за три с половиной копейки!
Марина. И за то спасибо, а то бы ноги давно протянули… Хотя я детские праздники не очень-то люблю. В 26 лет уже хочется чего-то более масштабного.
Света. Будет тебе сегодня масштабное! Хрюкать поросёночком для богатых деток, это что тебе, не масштаб?
Марина. Зашибись какой! Главное, чтобы нас сегодня Наф-Наф не подвёл, вечно он опаздывает, а богатые этого не любят.
Света. Я больше за волка опасаюсь, у него запои случаются… Тогда плакали наши копеечки. Ладно, давай собираться.
Марина. Посуду здесь оставим, потом сама уберу. Пошли что ли, Ниф-Ниф?
Света (смеётся и говорит голосом своего персонажа, тоненько и смешно.) Пойдём, братец, Нуф—Нуф! Мы им покажем!

Света и Марина, смеясь, уходят. Комната погружается
в темноту. А храм освещается. В храме, на ложе сидит Ас—Шун,
а Мутемуна и Ти втирают ей в тело масло.

Мутемуна. Позволь, я уложу твои волосы?
Ас—Шун. Не надо. В дикой красоте больше страсти. Когда Аменхотеп придёт, вы принесёте нам угощение, а сами сядете в той комнате и приготовитесь… Если я хлопну в ладоши один раз, то играет только флейта, если два раза, то ты, Мутемуна, будешь петь ту песню, что любит наш фараон.
Мутемуна. Хорошо. Что ещё?
Ас—Шун. Я хочу, чтобы было больше лепестков. И не только белых, пусть будут и красные… У них сильнее аромат. Налейте полные светильники масла, зажгите ароматную смолу и травы. Принесите большой кувшин с лавандовой водой и серебряный таз, а так же полотенца и тонкие покрывала.
Ти. Сейчас всё сделаем.

Ти и Мутемуна исполняют приказания Ас—Шун. А сама она
лежит на ложе, закрыв глаза.

Мутемуна. Мы сделали всё, что ты просила.
Ас—Шун. Хорошо. Идите пока к себе.

Мутемуна и Ти уходят. Неожиданно раздаются громкие
мужские голоса. Ас—Шун вскакивает и идёт к выходу. И
в это же время, в храм входит Аменхотеп и за ним его
военачальник Хоремхеб.

Хоремхеб. Господин мой, нам нельзя здесь задерживаться!
Аменхотеп. Я совсем не на долго… Хоремхеб, оставь меня! Воинам тоже нужен отдых, пусть расположатся кольцом вокруг храма. Им принесут воду и еду.
Хоремхеб. Мой господин, враг близко!
Аменхотеп. Иди! Выполняй мой приказ!
Хоремхеб. Я повинуюсь. (Кланяется Аменхотепу, а Ас—Шун, как будто не замечает. Быстро уходит.)
Аменхотеп. Ас—Шун, любовь моя!
Ас—Шун. Господин мой! (Хочет склонится в поклоне, но Аменхотеп её удерживает и крепко обнимает.)
Аменхотеп. Не надо церемоний. (Страстно целует Ас—Шун.) Сейчас перед лицом смерти нет ни фараона, ни жрицы. Есть только женщина и мужчина, сгорающие от любви и страсти! (Целует её.) После невыносимо долгой разлуки…( Страстно целует и ласкает Ас—Шун. Говорит задыхаясь.) И в преддверии разлуки ещё более долгой! ( Целует.) Ты ждала меня?
Ас—Шун ( Страстно отвечает на его ласки). Да! Ждала! Ждала! Каждый день без тебя, как шаг к смерти!
Аменхотеп. А для меня разлука с тобой, уже смерть.
Ас—Шун (чуть отстраняется от него). Аменхотеп, неужели гиксосы захватят нашу землю? Неужели мы бессильны против этого сброда?!
Аменхотеп. Этого сброда слишком много… Как будто море вышло из берегов и движется на нас. Чёрная, уродливая масса, кипящей смолой заливает тело нашей страны…(Стонет и оседает.) Прости меня…
Ас—Шун( придерживает его). Что с тобой?! Ты ранен?!
Аменхотеп. Нет. У меня заканчиваются силы, мы всё время в бою, без сна, без еды… Позаботься о моих воинах. Накорми их чем сможешь и главное, дай им воды…
Ас—Шун (кричит). Мутемуна, Ти! Скорее сюда!

Вбегают Мутемуна и Ти, видят Аменхотепа и склоняются
перед ним.

Аменхотеп. Не надо, нет времени! Мутемуна, Ти, я рад видеть вас, но сейчас ваше внимание больше нужно моим воинам.
Ас—Шун. Раздайте всё, что у нас есть из еды и воду, перевяжите раненых, а об нашем господине я позабочусь сама.

Мутемуна и Ти убегают.

Ас—Шун. Я сейчас…(Уходит и возвращается с подносом, на котором фрукты и кувшин с вином.) Вот, тебе надо поесть…
Аменхотеп. Нет, не могу… Дай мне только простой воды.
Ас—Шун(снова убегает и возвращается с сосудом с водой). Вот, мой господин! Выпей, вода чистая и прохладная…
Аменхотеп (пьёт воду, держит сосуд так: его ладони накрыли руки Ас—Шун). Из твоих рук вода, как эликсир жизни!
Ас—Шун. Приляг на ложе, я освежу твоё тело ароматной водой. (Укладывает его. Смачивает полотенце и нежно обтирает им тело.) Твоё тело так прекрасно, это тело земного бога. Какое наслаждение прикасаться к нему! Уже этим одним, я была бы счастлива!
Аменхотеп. Ас—Шун! (Стонет.) Ты сводишь меня с ума! Какие у тебя руки! Не останавливайся, продолжай! Поцелуй меня! Я помню, как обжигают твои губы! Нет ничего прекраснее их поцелуя! Только твоё лоно!
Ас—Шун. Аменхотеп, счастье всей жизни моей! Божественный! Неповторимый! (Страстно целует его.)

Вбегает Хоремхеб.

Хоремхеб. Господин мой! Нужно уходить! Гиксосы совсем близко!
Аменхотеп (вскакивает). Ас—Шун, ты пойдёшь с нами! Под защитой моих воинов ты будешь невредима…
Ас—Шун. Я буду мешать тебе. Неужели гиксосы посмеют тронуть жрицу?!
Аменхотеп. Для них это не имеет значения. Они грабят, убивают, жгут и насилуют… У них нет богов! И нет ничего святого!
Ас—Шун. А Мутемуна и Ти? Я их не оставлю.
Аменхотеп. Я спасу вас всех! Только не берите с собой ничего, нам придётся бежать! Вы должны быть налегке.

Вбегает воин.

Воин. Господин мой, мы окружены! Нам без боя не выйти!
Аменхотеп. Будем сражаться! (Ас—Шун.) Закройтесь в храме и молитесь!

Аменхотеп, Хоремхеб и воин быстро уходят.
Прибегают Мутемуна и Ти, они страшно испуганы.

Мутемуна. Они идут сюда! Их много! Без счёта! Нашим воинам не выстоять!
Ти. Они разграбят наш храм, а нас изнасилуют и убьют!
Ас—Шун. Может быть боги будут милосердны к нам?!
Ти. Видимо, мы чем-то прогневали богов, раз они на стороне этих варваров!
Мутемуна. Чуда не будет. Нас ждёт надругательство и смерть.
Ти. Зачем же этого ждать? У нас есть яды. Пусть будет чистая смерть. Избавим себя от грязи и вони этих диких зверей.
Мутемуна. Да, сделаем так. У нас есть мгновенно действующий яд…
Ас—Шун. Принеси нам четыре порции яда. Но мы выпьем его не сразу…
Ти. Четыре? Ох, я совсем забыла о нашей гостье! Она спит, надо её разбудить! (Убегает.)
Мутемуна. Что ты задумала, Ас—Шун? На что ты надеешься?
Ас—Шун. Посмотрим, может быть мне удастся сохранить наши жизни… А яд, мы всегда успеем выпить.

Возвращаются Ти и женщина. Теперь она выглядит
совершенно иначе: лицо её посветлело и похорошело,
она чуть пополнела и стала двигаться грациозней. Волосы,
струятся шёлковыми волнами. Она стала просто красивой.

Женщина. Это правда?! Нас окружили гиксосы?! Мне нужно уйти! Я должна быть со своею семьёй!
Ас—Шун. Выйти нельзя, тебя сразу убьют.
Женщина. А что с Фивами? Там тоже враги?
Ас—Шун. Не знаю. Я ничего пока не знаю… Может быть нам придётся выпить яд, чтобы спасти себя от надругательства…
Женщина. Зачем мне нужно было становиться красивой?! Ту, прежнюю, они бы меня не тронули! Я смогла бы пробраться в Фивы, к своей семье!
Ас—Шун. Я поднимусь туда, где возношу молитвы Луне… Я хочу видеть, что происходит… Мутемуна, что ты стоишь, принеси нам яд!

Мутемуна убегает и тут же возвращается с алебастровой
баночкой, в которой находится порошок.
Мутемуна. Вот! Его хватит на всех!
Ас—Шун (берёт горсточку порошка). Пусть каждая из вас, держит яд в кулаке, но до моего приказа, этот яд не пьёт. Не будем торопиться…

Ас—Шун уходит, а все женщины берут себе по
горсточке яда.

Мутемуна. Я пойду с ней. ( Уходит за Ас—Шун.)

Ти и женщина садятся на ложе и напряжённо ждут.
Ас—Шун и Мутемуна смотрят на бой. Самого боя не видно,
но хорошо слышно: звон металла, крики, стоны, ржание
лошадей и воинственные кличи варваров. Неожиданно, кто-то
отчаянно кричит:
Голос. Фивы пали! Город грабят! Убивают жителей! Фивы просят помощи!
Ас—Шун. Помощь не придёт…
Женщина (услышала). Фивы пали… Жителей убивают… Мне больше нечего ждать! (Выпивает порошок и умирает.)
Ти (закрывает ей глаза). Счастливая. Там тебе будет спокойно и хорошо. Там ты встретишься со своей семьёй. Твой муж удивится твоей красоте. Все удивятся. Тебя ждёт любовь и радость… А я не знаю, ждут там меня или ещё надеются увидеть в этом мире? Я ещё подожду…
Ас—Шун (напряжённо всматривается в сражение). Кто у них главный?
Мутемуна. Ты о ком?! О гиксосах?! Разве это можно понять?! Стая грязных зверей!
Ас—Шун. Посмотри на того, с коротким мечом в руке! Он главный!
Мутемуна. Этот великан, с красной перевязью на лбу?! Он ужасен! Он весь залит кровью наших воинов!
Ас—Шун. Ему подчиняются и, кажется, его боятся…
Мутемуна (вскрикивает). О, боги! Аменхотеп убит!
Ас—Шун. Я вижу…
Мутемуна. И ты не плачешь?!
Ас—Шун. Мне жаль его как человека, просто человека… Боги отвернулись от него…
Мутемуна. Смотри! Наша армия разбита! Воины бегут! Их настигают и убивают! Всё кончено! Надо принять яд. (Подносит руку ко рту.)
Ас—Шун. Нет! Не торопись! Есть ещё время… Смотри, солнце всходит! Сейчас будет светло…
Мутемуна. Я не понимаю.
Ас—Шун. Просто стой и молчи.

Слышны ликования победивших гиксосов. Несколько
воинов, среди которых есть и их военачальник, Хрим,
подбегают к храму. Все они победно кричат.

Хрим. Ломайте двери! Берите всё! Мы победили! Всё наше!

Воины издают радостные крики. Ас—Шун, смотрит на солнце,
уже осветившее всё вокруг. Ас—Шун, делает несколько шагов
вниз по ступеням, чтобы её было хорошо видно.

Ас—Шун (Хриму, властно). Эй!

Хрим и все воины, изумлённо смотрят на Ас—Шун.

Ас—Шун. Это храм богини Луны! Я её жрица, Ас—Шун! Не трогайте мой храм! Или богиня Луна, накажет вас!

Гиксосы смеются, просто дико ржут.

Воин. Я первый возьму эту красотку!
Другой воин. Мы все её возьмём!

Ас—Шун не двигается с места, и пристально и призывно
смотрит на Хрима. Хрим очарован её красотой.

Хрим (ревёт как лев). Назад! Не трогать храм! Это моя женщина!
Воин. Нам всем хватит!
Хрим (молниеносно пронзает его мечом). Кто ещё не понял?! Кто осмелится не подчиниться мне?! (Ревёт.) Я перебью вас всех, как щенков! Назад, я сказал!

Воины умолкли и попятились назад.

Хрим (показывает своим мечом на воинов). Ты, ты и ты! Я назначаю вас главными! Вы отвечаете за охрану этого храма и тех, кто в нём! Если, что-то случиться, я изрублю вас на куски! А вы, шакалы, знайте своё место! Забыли, кто вы, и кто я?! Кто ведёт вас к победе?! Вы были жалкими кучками оборванцев—разбойников, я сделал из вас великую армию! Мы завоевали величайшее царство! Без меня, вы перегрызётесь из-за добычи, и потеряете всё! Здесь, на этой земле, много всего, много золота и много женщин! Всё будет принадлежать нам! Но эта женщина, будет принадлежать мне одному! Поняли?!
Воины (склоняются в знак повиновения). Да, господин!
Ас—Шун (Мутемуне). Нам не придётся пить яд.
Мутемуна. Ас—Шун, как ты можешь?! Неужели ты опустишься до этого?!
Ас—Шун. Опускаются с проигравшими, с победителями—возвышаются! Он победил Египет, а я одержу победу над ним! Иди вниз…

Мутемуна уходит. А Ас—Шун, ещё некоторое время стоит
и смотрит на Хрима. Потом, делает ему знак рукой, чтобы
он вошёл в храм и тоже спускается. Хрим входит с другой
стороны. Его воины окружают храм и стоят как часовые.
Ас—Шун снова в своей комнате, смотрит на умершую
женщину.

Ас—Шун. Она поторопилась, нас не тронут, даже будут охранять.
Ти. Ты уверена в этом?!
Ас—Шун. Абсолютно уверена. Вы идите к себе и успокойтесь. Если понадобится, я вас позову…

Ти и Мутемуна уходят.

Ас—Шун. Для меня нет невозможного! Я —богиня! Богиня!!!

Входит Хрим и сразу же подходит к Ас—Шун.
Любуется её красотой.

Хрим. Ты самая прекрасная женщина на земле! Ты божественно прекрасна! Ты, жрица богини Луны? Ты девственница?
Ас—Шун. Нет, мой господин. Жрица Луны не может быть девственницей. Можно ли учить искусству сладострастия, не познав его самой?
Хрим. И кто наслаждался тобой? Все, кто хотел или только фараон?
Ас—Шун. Только фараон. Земное воплощение богини, не может быть с простым смертным… Я могу принадлежать теперь только тебе.
Хрим (ухмыляется). Я простой смертный, варвар, дикарь!
Ас—Шун. Нет, господин мой! Ты победил фараона, значит ты выше его! Теперь ты, выше всех! И ты нравишься мне!
Хрим. Нравлюсь?! Уж не с перепугу ли?!
Ас—Шун. Посмотри в мои глаза! Разве ты видишь в них страх?
Хрим (берёт Ас—Шун за лицо и смотрит в её глаза). Ты очень смелая, или очень самонадеянная! Думаешь, что твоя красота сделает из меня послушного ягнёнка, которого водят на верёвочке, куда захотят? Нет! Ни у одной женщины не будет власти надо мной! Я буду приходить и брать тебя когда захочу и делать с тобой всё, что мне вздумается! И ты будешь, как покорная раба, исполнять мою волю!
Ас—Шун. Я к этому готова. Я признаю твою власть и покоряюсь тебе.
Хрим. В моей руке, твоё лицо—как бутон лотоса! Чуть сожму и сломается, хрустнут тонкие косточки… Ты такая нежная и светлая… Боюсь сломать тебя, не наигравшись тобой!
Ас—Шун. Я сильная и гибкая, ты не сломаешь меня! Возьми меня! Я так хочу, твоё сильное, прекрасное тело! (Стонет и закатывает глаза.)
Хрим (гладит её по лицу и по всему телу). Ты такая чистая, ароматная… А от меня пахнет потом, костром и кровью, лошадьми и пылью!
Ас—Шун. Мой господин, позволь мне омыть твоё тело? Ложись на это ложе. (Видит мёртвую женщину.) Ах, это… Она приняла яд. Я тоже хотела умереть. Видишь, порошок до сих пор у меня в руке.( Раскрывает ладонь и показывает яд.) Но я увидела тебя и не смогла… Ты сразу покорил моё сердце! Хочешь, в подтверждение моих слов, я приму его прямо сейчас? (Подносит порошок к губам.)
Хрим (выбивает у неё яд из руки). Нет! (Охрипшим голосом.) Не смей умирать! Ты не пожалеешь о том, что осталась жива!
Ас—Шун. Я повинуюсь тебе. Я буду жить ради тебя! Пусть это тело унесут отсюда. Это ложе нашей любви!
Хрим (подхватывает тело женщины). Я унесу и прикажу похоронить. Она была жрицей?
Ас—Шун. Нет, просто гостьей. Ей не надо воздавать почестей… Просто похоронить…
Хрим. Я сейчас вернусь. (Уносит тело женщины из храма.)
Ас—Шун. Я знаю, что не пожалею, что осталась жива. Ты уже мой раб, только этого не понимаешь! (Торжествующе смеётся.)

Действие второе.

Древний Египет затемнён. Комната Марины освещена.
Марина, в нарядном платье прихорашивается у зеркала.
Звонит телефон. Марина торопливо берёт трубку.

Марина. Да!
Голос Светы. Маринка, ну что?!
Марина. Ещё не пришёл. Жду.
Света. Ты сделала то, что я тебе сказала? Марафет навела?
Марина. На косметолога у меня денег не хватило. Сделала себе маску из листьев салата. Вроде ничего… А платье, я у соседки попросила.
Света. Какое платье? Мини? Декольте?
Марина. Ты что, с ума сошла?! Нарядное платье, оно мне идёт, но не такое… Ниже колен и грудь закрыта.
Света. Ты что, на похороны оделась?! Ну ты, ей Богу даёшь! Такие мужики, как твой Лёша, раз в сто лет встречаются! Тебе его соблазнить надо, а ты всё спрятала!
Марина. Мне мини не идёт, у меня ноги очень толстые. А декольте, я вообще не могу, неудобно как-то… Ну что я, на панели, что ли?!
Света. Вот простые обыватели в жизни бы не поверили, что бывают такие актрисы как ты!
Марина. Так я же не героиня, я характерная… Героини, им конечно, есть чем похвастаться, чего ж не обнажиться.
Света. Ладно, тебя не переубедишь. Может сама когда—нибудь поймёшь, что мужикам, чтобы им понравиться, нужно на эрогенные зоны воздействовать, в первую очередь на глаза!
Марина. Знаешь, Светка, я просто боюсь, что сделаю что-то не так и его отпугну… Я тебе честно скажу, я влюбилась как никогда, с первого взгляда!
Света. Ну так и понятно, у тебя таких мужиков раньше и не было. Кто бы мог подумать, что можно на детском празднике, прыгая в костюме поросёнка, визжа и вертя хвостиком, понравиться такому классному парню, как Лёша! Богатый, красивый и не женатый! Просто мечта! Кем он тому детёнышу золотушному приходится, ну, которого мы развлекали?
Марина. Никем. Он сослуживец отца ребёнка.
Света. Ещё один плюс! Я ,знаешь ли, в генетику свято верю, поэтому буду спокойна за тебя и твоё потомство—золотушных детей у вас не будет! (Смеётся.)
Марина. Не знаю… Будет ли у нас что-то или всё так, пустое… Вот уже месяц прошёл как мы познакомились, а встречались всего-то ничего, раза три… Нет, четыре. У него всё дела, дела…
Света. Что ж ты хочешь—бизнесмен! А ты терпи и жди! Бери не числом встреч, а умением их провести. (Смеётся.) Ладно, подруга, не буду тебя отвлекать. Пока!
Марина. Пока! (Кладёт трубку.) Отчего отвлекать? Он сегодня уже не придёт… Господи, какая же это мука! Ужасней всего то, что я не понимаю, какой я должна быть, чтобы ему нравиться? Если бы он только сказал, или намекнул мне… Я бы всё сделала, чтобы быть рядом с ним… (Ходит по комнате.) Он как-то сказал, что свяжет свою жизнь только с высоконравственной женщиной. И как это понимать? Что я должна делать-то? Динамить его что ли? (Говорит голосом застенчивой барышни.) Нет, нет, дорогой, только после свадьбы! Бред! И как должна выглядеть эта высоконравственная женщина? Как мать Тереза что ли? Нет, это всё не то… Ах, Господи… Утопиться что ли, в ванной… И записку оставить: «Умираю потому, что не знаю, какой должна быть высоконравственная женщина.» Всем будет очень смешно.

Звонит телефон. Марина хватает трубку.

Марина. Да!
Голос Андрея. Маринка, привет! Ты сейчас занята?
Марина. Кажется нет.
Андрей. Есть халтура на сегодняшний вечер. В кабаке попрыгать, компанию бухгалтеров оживить. Часа на два, за пятьдесят баксов. Пойдёшь?
Марина. Во сколько там надо быть?
Андрей. Да прямо сейчас выезжать. Сможешь?
Марина. Сейчас соберусь. Пятьдесят баксов на дороге не валяются.
Андрей. Я за тобой на машине заеду. Ты меня у своего подъезда жди. Ну, давай, до встречи!
Марина. Угу…(Опускает трубку.) Ну вот и хорошо. Не зря выходит марафет наводила.

Марина забрасывает в сумку косметику, выключает свет
и уходит. Московская квартира в полной темноте.
Древний Египет освещён. Там практически ничего не
изменилось с прошлой сцены, только на ложе сейчас лежит
Хрим. Он весьма преобразился, выглядит почти так же как фараон,
весь ухоженный, красиво одетый, с широким золотым обручем
на голове. Возле него сидит Ас—Шун и втирает в его тело
ароматные масла. Из другой комнаты, где находятся Ти и
Мутемуна, доносится игра флейты и пение Мутемуны:
Плыл по Нилу юноша рыбак.
Соскользнул браслет с его руки.
Он не смог поймать его никак,
Тот браслет стал даром для реки.

И упал браслет тот, в лунный круг,
Что сияет серебром на глади вод.
И увидел юноша тот вдруг:
Девушка в реке его зовёт.

И парит в воде, как птица в небесах!
И в глазах больших её тоска.
Водяные травы в волосах…
Дрогнуло тут сердце рыбака.

Руку протянул к её руке.
Но реку, вдруг лодку понесла,
За браслет подаренный реке,
Рыбака она от смерти унесла.

Хрим. Сегодня она поёт другую песню…
Ас—Шун. Нельзя же всё время петь одну и ту же…
Хрим. Почему нельзя, если мне она нравится?! Я не хочу других песен! В тот, самый первый день, ты омыла моё тело и умастила маслами, а потом звучала флейта и песня, а ты танцевала для меня. А потом страстно любила. То, что было тогда, было превосходно! Лучше и быть не может! Так зачем же что-то менять? Пусть всегда, будет всё так, как тогда, я так хочу!
Ас—Шун. Я боялась тебе наскучить однообразием.
Хрим. У меня хватает разнообразия… Его даже слишком много! Там, за стенами этого храма, каждый день что-то случается… Сотни раз на дню! Мы победили Египет, и подчинили себе его народ. Но свой народ, моих воинов, я никак не могу подчинить порядку! Они продолжают грабить и убивать! Они никак не могут понять, что теперь они грабят сами себя и убивают своих рабов!
Ас—Шун. Надо же им чем-то заняться, а ничего другого они не умеют.
Хрим. Они должны научиться! Иначе мы всё потеряем! Что они делают?! Обжираются, пьют какую-то гадость, отчего дуреют и набрасываются друг на друга, режут, убивают. Тискают всем скопом каких-то девок, а потом болеют. Такая армия не удержит власть!
Ас—Шун. Да… Но ты сможешь удержать, если…
Хрим. Если что? Сам начну убивать их за непослушание?! Так я и убиваю! Но что же мне их всех перебить, что ли?!
Ас—Шун. Знаешь почему египтяне подчинялись фараону? Потому что верили, что фараон, это не просто человек, а земное воплощение бога! Воплощение Вселенского Порядка! А иначе, как объяснить глупому человеку, почему один человек, должен подчиняться другому человеку?
Хрим. Ты хочешь, чтобы я стал фараоном?
Ас—Шун. Ты должен стать царём! Воплощением египетского бога и тех богов, в которых верят твои воины!
Хрим. А ты будешь моей царицей?
Ас—Шун. Тебе лучше жениться на женщине из рода фараонов. Тогда ты будешь иметь больший вес…
Хрим. Вся семья фараона погибла. Они хотели бежать на золотом корабле, но мои воины их захватили. Они думали, что корабль этот из чистого золота, а когда увидели, что это всего лишь позолоченное дерево, то от злости разбили его на куски. А всех, кто был на нём, убили.
Ас—Шун. Опять этот золотой корабль… Он действительно приносит несчастье…
Хрим. Да, но теперь его уже нет. А мне было жаль его, он был таким красивым. Я в гневе убил нескольких, из тех, кто это сделал. Да что толку, корабль не вернёшь…
Ас—Шун. Неужели не осталось никого из рода фараонов? Этого не может быть, у фараона очень большая семья: сёстры, племянницы, троюродные сёстры—все они царской крови. Поищи и непременно найдёшь!
Хрим. А почему ты не хочешь стать моей женой?
Ас—Шун. Я хочу! Но я думаю только о твоём величии! С женщиной царской крови, твоё положение будет надёжней, а твои потомки будут безоговорочно признаны всеми, что бы с тобой ни случилось…
Хрим. Ты думаешь, что я смогу проиграть?
Ас—Шун. Нет, мой господин, я верю в тебя! Но кто знает как решат боги? Женившись на сестре или племяннице фараона, ты умилостивишь и богов Египта!
Хрим. Пожалуй ты права… Но я могу взять себе и двух жён!
Ас—Шун. Я скорее лишу себя жизни, чем соглашусь быть второй!
Хрим. Ас—Шун, я господин твой! Что я тебе велю, то ты и сделаешь!
Ас—Шун. Да, мой господин, я повинуюсь тебе во всём, но моё гордое сердце, не перенесёт такого унижения! Оно разорвётся от боли! И моему сердцу, ты ничего не сможешь приказать!
Хрим. Так что же ты хочешь?!
Ас—Шун. Ты женишься на дочери царей, а я буду как и прежде жрицей и твоей преданной и страстной возлюбленной! Ты будешь приходить ко мне и отдыхать от дел! От своего дворца, от жены и придворных. Я буду давать тебе наслаждение. И мы оба будем счастливы!
Хрим. Хорошо. Пусть будет так. Но сегодня, я не хочу больше об этом говорить. Танцуй для меня! Пусть звучит флейта и та песня, которую я слышал здесь в первый раз! Верни мне ощущение того дня! Величайшего дня! В тот день я был упоён вкусом величайшей победы и вкусом неземной любви! Я хочу пережить, хотя бы отголосок, того сладостного часа! Танцуй, Ас—Шун! Танцуй для меня!

Ас—Шун начинает танцевать танец страсти.
На подобие того, который она танцевала для Луны.
Но сейчас, всё внимание Ас—Шун обращено к Хриму.
Её глаза и протянутые руки, только к нему.
Играет флейта, Мутемуна поёт:

Нам Луна дарует страсть, страсть!
Нет любви её божественной конца!
Эта сладостная власть, власть,
Заставляет биться радостней сердца!

Зажигает нашу кровь, кровь!
И тела, в любви, сливаются в одно!
К небесам возносит нас любовь!
Счастлив тот, кому познать это дано!

Пусть соединит Луна нас, нас!
Ласки наши станут горячей!
Мы с друг друга, не сведём глаз, глаз!
Сотни упоительных ночей!

Хрим. Танцуй для меня, танцуй! Мне кажется, что и поёшь тоже ты! Это песня льётся из сердца! Из твоего сердца! Иди ко мне!

Песня прекращается. Флейта звучит чуть слышно.
Ас—Шун, в танце приближается к Хриму, садится
верхом на его ноги и продолжая извиваться в ритме
музыки, начинает ласкать его тело. В начале нежно, и кажется,
что робко, а затем всё смелее и неистовее. Она целует его
и ласкает, как будто сама загорается всё новой неудержимой
страстью. Хрим стонет и ревёт от возбуждения, обхватывает
Ас—Шун и подминает под себя. Ас—Шун издаёт стон
наивысшего наслаждения. Сцена погружается во тьму.
Московская квартира освещается. В комнату входят Марина
и Андрей.

Марина. Не ожидала, что будет так весело! Спасибо, Андрюш, хорошую халтурку подбросил! И душу отвела и денег заработала.
Андрей. Завсегда пожалуйста! Я частенько по кабакам работаю, правда не по дорогим, там всё без меня схвачено… Но если два раза в неделю, хотя бы по полтиннику, то уже жить можно!
Марина. А в кино не снимаешься?
Андрей. Редко. Не складываются с кино у меня отношения…
Марина. И у меня не очень… Ладно, ты посиди, отдохни, а я чай поставлю и что—нибудь из еды соображу… Тушёнку с быстрой вермишелью будешь?
Андрей. Маринка, я не привередливый и всеядный. Ты молодец, запасливая, тушёнка у тебя есть, а у меня хоть шаром кати…
Марина. Тушенка это так, случайно…
Андрей. В окно что ли влетела? (Смеётся.) А вообще, я в том кабаке, где мы народ оживляли, кое чем разжился. Смотри! (Разворачивает пакет и достаёт пластиковую банку с салатом и что-то завёрнутую в фольгу.) Это салат оливье. А тут мясной рулет и слоёные пирожки. В этом кабачке вкусно пекут и не дорого. Так что, кроме чая ничего не надо.
Марина. Ну потрясающе! Сейчас сделаю чай, кофе и что—нибудь сладенькое на десерт. Только, Андрюш, давай сразу проясним обстановку: на ночь я тебя оставить не могу…
Андрей. Я так и понял. Ладно, Маринка, не комплексуй! Ставь чай, а то ждать уже сил нет! Закусим и я поеду.
Марина. Спасибо, Андрюш, ты хороший парень…
Андрей. Ещё бы! Но два нищих актёра, это не смешно…
Марина. Не в этом дело… Я люблю другого человека…
Андрей. Ты чай ставить пойдёшь?!
Марина. Всё, иду, иду! (Смеясь уходит.)
Андрей. Эх, Маринка, Маринка… А я—то, дурак, размечтался!

Свет в квартире гаснет. В Древнем Египте загорается.
Мутемуна и Ти убирают ложе и комнату.

Мутемуна. И не надоедает ему, всё время одно и то же. Когда к нам приходил Аменхотеп, мы к каждому его приходу готовили что-то новое, старались его удивить. Ас—Шун, всё время что-то придумывала: смешивала разные масла, надевала новые одежды, по другому укладывала волосы… Искала в танце новые движения. А этому ничего не надо! Вот уже пол года, как он приходит сюда и каждый раз, хочет, чтобы было как в первый раз.
Ти. Как ты можешь сравнивать нашего прекрасного, умного фараона с этим диким животным?! Мерзко смотреть на него, как он жрёт, как говорит с нами. Как любит! У Ас—Шун синяки по всему телу! Он как будто насилует её, как крестьянку на соломе. А она перед ним стелется! Целует синяки на своём теле и говорит, что эта малая плата, за то неслыханное удовольствие, которое он ей доставляет! Я ненавижу её! Она холодная как камень и лживая!
Мутемуна. Опомнись! Она спасла нам жизнь! Мы должны быть благодарны ей!
Ти. Когда погиб Аменхотеп, она даже слезинки не пролила! Даже не вскрикнула! А сразу легла под этого кабана! Говорила ему сладкие слова… А ведь перед этим она говорила то же самое Аменхотепу! Почему так, Мутемуна?! Почему она, ничего не чувствуя, может внушить такую любовь и страсть?! А я всем сердцем любила Аменхотепа! Я всё сделала бы для него! Умерла, дала бы себе отрубить руки и ноги, бросить меня к голодным крокодилам… Всё что угодно, для его спасения! А он даже не замечал моей любви! Несправедливо…
Мутемуна. Я не знаю, почему… Я тоже страдаю… Если бы меня позвал тот молодой красавец, владелец золотого корабля, то я бы не раздумывала… Я, счастливая, бросилась бы ему на шею и убежала с ним! Даже если бы не было этого корабля, даже если бы он был нищим… Но он меня не звал. Ему нужна была только Ас—Шун. Так нужна, что из-за неё он покончил с собой. Что толку спрашивать—почему?! Так, видно, решили боги!
Ти. А почему Ас—Шун не хочет стать царицей? Это же её мечта—возвысится надо всеми!
Мутемуна. Я спрашивала её об этом. Ас—Шун говорит, что власть Хрима очень непрочна, всё разваливается. Гиксосы не долго будут хозяйничать в Египте! (Шепотом.) Я слышала от стражников, которые охраняют наш храм, что брат фараона сумел спастись и сейчас собирает войско.
Ти (тоже шёпотом). Какой брат? У Аменхотепа было три брата.
Мутемуна. Имени его, стражники не знают, но говорят, что он моложе Аменхотепа. Я думаю, что это Тутмос. К нему уже отовсюду стекаются мужчины и юноши, чтобы отвоевать нашу страну!
Ти. Будем молиться за нашего фараона и за его воинов!
Мутемуна. Будем молиться!

Входит Ас—Шун, лицо её угрюмое. Она с подозрением
смотрит на девушек.

Ас—Шун. О чём вы тут шепчетесь?
Мутемуна (с улыбкой). Что ты, о чём нам шептаться?! Просто мы думали, что ты спишь и не хотели тебя будить. Поэтому и говорили тихо.
Ас—Шун. И о чём же вы говорили?
Мутемуна. У нас заканчивается масло для светильников и ароматные масла тоже…
Ти. А в кладовой почти нет еды.
Мутемуна. Мы просили нам принести, но слуга Хрима сказал, что Фивы разорены, торговцы разбежались или убиты…
Ас—Шун (в гневе). И что?! Нам теперь сидеть в темноте?!
Ти. Нам предложили пробить отверстие в стене храма, чтобы через него проходил солнечный свет… А ночью спать.
Ас—Шун. Что?! Кто посмел это сказать?!
Мутемуна. Начальник стражников. Но не стоит жаловаться Хриму…
Ас—Шун. Почему?
Мутемуна. Я слышала разговор стражников, они разочарованы Хримом. Уже половина его войска отказалась подчиняться ему. Они снова стали рассыпаться на мелкие банды. Рыскают по всему Египту и грабят всех…
Ти. Я боюсь, что и наши стражники, когда—нибудь откажутся повиноваться Хриму и вместо того, чтобы нас охранять, разграбят наш храм.
Ас—Шун. Ну что ж, надо уговорить Хрима переехать из дворца к нам. Пусть сам нас охраняет. Так будет спокойней, и всегда будут и масло и еда. Сегодня ночью он придёт ко мне и останется…
Мутемуна. И с ним его телохранители и помощники… У нас маленький храм, где мы их разместим?
Ас—Шун. Сейчас тёплые, приятные ночи… Будут спать в шатрах. (Помолчав.) И опять полнолуние… Но никто из египтян уже давно не приходит ко мне. Как мне этого не хватает! Я просто вяну, как цветок без воды… И очень боюсь, что когда всё переменится, часть моей красоты, будет безвозвратно потеряна. Нет, даже думать об этом нельзя! (Быстро уходит.)
Ти. Её, как всегда, волнует только её красота…
Мутемуна. Кругом смерть и разруха… Дети умирают на улицах от голода, наша страна в рабских цепях… Иногда, она мне кажется ещё более страшным чудовищем, чем сам Хрим…

Свет в Египте гаснет. В московской квартире загорается.
Марина сидит за столом, накладывает на лицо косметику.
На ней красивое платье, но не то, что было в прошлый раз,
а более современное и открытое.

Марина. Крашусь, одеваюсь, а придёт ли он?.. Динамит как хочет! Осточертело уже! Платье вот купила, по совету Светки… Для себя такое, в жизни бы не взяла… Хорошо, что с деньгами сейчас посвободнее стало, спасибо Андрею, халтуры подбрасывает… Но на косметолога опять не хватило…

Звонок в дверь. Марина подскакивает и бежит открывать.
Возвращается вместе с Лёшей.

Лёша. Я приехал чуть раньше, чем мы договорились, ничего?
Марина. Просто прекрасно! Хочешь чаю или кофе?
Лёша. Нет, спасибо. В том кинотеатре, куда я тебя поведу, очень хороший буфет, я бы даже сказал, что это кафе или ресторанчик. Мы там с тобой посидим, чего—нибудь поедим. Поэтому выйдем чуть раньше.
Марина. Фильм начинается в семь, ну пол часа ещё на буфет… У нас ещё уйма времени…
Лёша. Пока ты соберёшься, переоденешься…
Марина. Переоденусь? Тебе что, не нравится моё платье?
Лёша. А ты что, в этом хотела поехать?! Ты же такие платья никогда не носила!
Марина. Ну, я думала, что тебе это понравится больше чем те…
Лёша. А что мне может понравиться? Чтобы все мужики пялились на твои голые ноги? И вообще, наверно пришло время поговорить… Ты думала когда—нибудь о том, что ты выйдешь замуж, у тебя будет семья…
Марина. Думала.
Лёша. И как ты себе это представляешь? Ты будешь заниматься хозяйством, растить детей?
Марина. Да. Как и все.
Лёша. Значит, ты думала о том, что тебе придётся оставить свою актёрскую профессию?
Марина. Почему я должна её оставить? У многих актрис семья, дети, но это не мешает им играть на сцене, сниматься в кино.
Лёша. Значит семья им не мешает… А по-моему надо ставить вопрос по другому: семье будет мешать то, что жена и мать где-то пропадает в театре и на съёмочной площадке! Я же знаю, те женщины, которые не способны пожертвовать карьерой ради семьи, их же дома никогда не бывает! И что это за семья такая? Ну ладно бы ещё, если муж мало зарабатывает, и женщина вынуждена своей зарплатой поддерживать семейный бюджет, это ещё куда ни шло… Но когда денег много, дом полная чаша, а жены дома нет и вместо неё, всё делает домработница, чужой человек! Нет в доме того тепла, уюта… А дети растут с нянями, это вообще чёрт знает что! У женщины семья должна быть на первом месте!
Марина. А не скучно будет с такой домашней наседкой?
Лёша. Таким как я—нет! Мне впечатлений и на службе хватает! А про мой бизнес я вообще не говорю! Умопомрачительные разнообразия! И дома, я хочу отдыхать и наслаждаться покоем, уютом и заботой!
Марина. А чем будет наслаждаться твоя жена? Мытьём полов, стиркой, готовкой, беготнёй по магазинам? Скажите какое счастье!
Лёша. Я дам ей обеспеченную жизнь! У неё будет всё, о чём она только мечтает! В отпуск—на лучшие заграничные курорты! Дети пойдут в престижную школу! Если кто-то заболеет, то лечиться будет в самой дорогой клинике, возможно даже за границей! Просторная квартира в центре Москвы! Загородный дом, скорее даже поместье! Одежда из самых модных бутиков и самая лучшая еда! И никаких тревог о завтрашнем дне! Что, всего этого мало, за отказ от дешёвого лицедейства?!
Марина. Возможно, кому-то это покажется весьма заманчивым…
Лёша. Кому-то ?.. А тебе?
Марина. Знаешь, Лёша, твой рай, мне напоминает рабство. Только не за кусок хлеба, а за лобстера в золотой кастрюле…
Лёша. Не знаю, не знаю… Мне так не кажется. Нормальная жизнь, нормальная семья… Я вообще не понимаю тех мужчин, которые женятся на актрисах и спокойно смотрят по телевизору, как их жён лапают, целуют, как они в постели голые с кем-то кувыркаются… И все это видят! И родственники и друзья и знакомые и соседи! Вся страна смотрит по телику, как чья-то жена, занимается чёрте чем… Это же срам для мужа! Как это может быть?!
Марина. Это же не взаправду… Что ж поделаешь, профессия такая.
Лёша. Что не взаправду? Это же её голое тело все видят! Её губы целуют, её груди лапают! Какая тут неправда?! Вобщем, давай поставим точку в этом разговоре, а то меня от него уже тошнит. Ты сможешь бросить свою профессию ради семьи?
Марина. Я должна подумать… Это так неожиданно. Послушай, Лёша, я ни в театре, ни в кино, никогда в таких сценах не участвовала. Я актриса характерная! И я не буду никогда другой, с какой стати? И вообще, Лёша, мне трудно будет без театра, без той атмосферы, без ролей… Это моя жизнь!
Лёша. Подумай. Но я своё условие не изменю. Моя жена актрисой не будет! Всё! Вернёмся к этому разговору через несколько дней… А пока, давай, переоденься в приличное платье и поехали, а то опоздаем.
Марина. Я хочу поехать в этом.
Лёша. Если в этом, то тогда с кем—нибудь другим. (Бросает билеты на стол и уходит.)
Марина. Ну и пожалуйста! Как же так, как странно, я же хотела всё сделать, всем пожертвовать ради него… А когда он на самом деле предложил, то… Да почему я должна жертвовать?! Ну, один раз, возможно, но чтобы всей своей жизнью! Наверно я его всё—таки не очень люблю… ( Смотрит на билеты. Потом берёт телефон и набирает номер.)
Голос Андрея. Алло!
Марина. Привет, ты занят?
Андрей. Привет! Нет, свободен, а что есть халтура?
Марина. Пойдём в кино. У меня билеты горят…
Андрей. Пошли. Я за тобой на машине минут через двадцать заеду, успеем?
Марина (смотрит на часы). Вполне. Один вопрос—ты пойдёшь со мной в кино, если я буду одета в платье мини?
Андрей. Что за вопрос? Какая мне разница? Маринка, я тебя даже не спрашиваю какой фильм, потому что мне просто приятно быть рядом с тобой. А во что ты будешь одета, вообще не имеет значения.
Марина. Но если ты будешь комплексовать рядом с полуодетой девушкой, то я могу и переодеться…
Андрей (весело). Не мели ерунду! Всё, жди меня, я выезжаю…( Гудки.)
Марина. Может быть, два нищих актёра, это будет не так уж и смешно…

Свет в московской квартире гаснет. А в Египте
загорается. В храме полумрак, горит только один
светильник. Нет дорогой посуды, красивого убранства
ложа. Всё пришло в упадок. Ас—Шун моет руки над
глиняным тазиком, ей из простого кувшина поливает
Мутемуна. На плече у Мутемуны затёртое полотенце.

Ас—Шун. У нас нет в достатке даже воды. Рядом протекает Нил и некому принести нам воды… Я третий день не могу искупаться как привыкла! Мутемуна, нам сегодня принесли еду?
Мутемуна. Только чёрствые лепёшки и немного фиников.
Ас—Шун. Мне, для сохранения красоты нужна свежая рыба, фрукты, козье молоко… Неужели ничего нельзя достать?!
Мутемуна. Говорят в Фивах страшный голод. Жрецы, перед тем, как уйти из города, спрятали куда-то все запасы еды. Их так и не нашли, ни единого зернышка от нашего огромного запаса, который хранили жрецы на случай неурожая или засухи… Воины Хрима в бешенстве… Будет что-то страшное! Я, на всякий случай, ношу яд при себе.( Показывает мешочек с ядом, висящий у неё на шее.)
Ас—Шун. Только не торопись его принимать. Они скоро уйдут… Им не победить войско Тутмоса. И у нас, снова будет прежняя жизнь. Всего будет в изобилии! И люди снова будут приходить к нашему храму. Славить нас и приносить свои дары…

Входит мрачный Хрим. Ас—Шун сразу же спешит к нему
на встречу. Мутемуна отходит в тёмную часть храма.

Ас—Шун. Что-то случилось?
Хрим. Да. Мы оставляем Фивы. Тутмос собрал большое войско, нам не удержать город. На подступах к Фивам уже идёт сражение…
Ас—Шун. Сражение?.. Без тебя?!
Хрим. А мне там нечего делать! (Зло смеётся.) Дерутся те бараны, которые не захотели признать мою власть и ушли от меня. Они думали, что теперь будут всегда жить вольной жизнью и грабежом. Они случайно наскочили на воинов Тутмоса. И хоть они уже и не собирались воевать, да вот пришлось! Тутмос сейчас их там крошит… Но для меня это хорошо. У меня есть время собрать моих людей, погрузить трофеи и еду, и отойти в более удобное для нас место, а там посмотрим… Собирайся, ты уедешь со мной! Девчонок своих оставь. У меня и так мало повозок. Не думал я, что так быстро всё закончится…
Ас—Шун. Но я не хочу уезжать из своего храма!
Хрим (угрожающе). Я не спрашиваю тебя, хочешь ты, или нет,—ты поедешь! Ты мой главный трофей! Ты моя! И не пытайся хитрить со мной! Спорить тоже бесполезно. Я сказал—ты едешь!
Ас—Шун. Хорошо, господин мой, я повинуюсь тебе. Когда мы поедем?
Хрим. Вот так, правильно. А то я, чуть было не начал сомневаться в твоей любви ко мне. Ты же говорила, что не сможешь без меня жить!
Ас—Шун. Это правда и я готова повторить эти слова. Именно поэтому, я и не хочу покидать этот храм.
Хрим. Я что-то не пойму, как это может быть?
Ас—Шун. В этом храме я укрыта от солнечных лучей, от сухих ветров, портящих кожу. Здесь, маслами и мазями, я поддерживаю мою красоту и молодость, свою гибкость и свежесть. А что будет со мной, среди раскалённых песков, когда я покину мой оазис? Буду ли я красива и желанна тебе?
Хрим. Да, что-то ты потеряешь… Жаль конечно, но ничего не поделаешь… Нас ждёт кочевая жизнь и я буду довольствоваться тобой такой, какая ты будешь… Главное, чтобы твоя страсть не угасала, а остальное я переживу…
Ас—Шун. Господин мой, ты достоин самого лучшего! Зачем тебе Ас—Шун, потерявшая свою красоту?! Мне самой будет стыдно за своё убожество! Лучше я подожду тебя здесь. Ты же вернёшься?! Соберёшь опять войско и вернёшься?! Ты рождён побеждать!
Хрим. Да, я рождён побеждать! Но мои воины, видно не рождены! Они не могут понять простую истину—если у тебя ослиные мозги, то подчинись тому, у кого светлый разум! С этими тупыми баранами ничего великого сделать нельзя! Одному, тем более! Ас—Шун, если мне суждено будет вернуться сюда и всё завоевать снова, то мы вернёмся вместе с тобой. Потому что, уедем сегодня, тоже вместе! Собирайся! Возьми с собой только самое необходимое, а все эти штучки для красоты оставь. В повозке мало места. Я буду любить тебя любую. Иди!
Ас—Шун (совершенно спокойно). Хорошо, мой господин.( Уходит.)
Хрим (кричит). Мутемуна! Ти!

К Хриму подходят Мутемуна и Ти, они испуганы.

Хрим. Всю еду что есть, отдайте моим воинам. Пусть всё погрузят на повозку и пусть вынесут отсюда всё моё греческое вино, но сами не пьют! Покажите им, где оно стоит. Пусть его тоже погрузят. Я забираю Ас—Шун. Вас с собой не беру. Для вас же будет лучше остаться здесь. Вода у вас есть. А накормят вас уже другие… Я не обижал вас, и думаю, мы расстанемся без злобы.
Мутемуна и Ти (одновременно). Да, господин. (Кланяются).
Хрим. Вы боитесь меня, я кажусь вам диким и злым. Но я просто другой. Ладно, идите, делайте то, что я вам велел. И поторопите Ас—Шун.

Появляется Ас—Шун, она слегка покачивается.

Ас—Шун. Я здесь, мой господин.
Хрим. Что с тобой? Уж не выпила ли ты вина?
Ас—Шун. Нет. Но что-то происходит со мной… Всё кружится… Страх, расстаться с моим храмом, сдавил мне сердце… Неизвестность пугает и мутит мой рассудок…
Хрим. Я же предупреждал тебя—не хитри со мной!
Ас—Шун (протягивает к нему руки). Любимый мой… Единственный…(Падает без чувств.)
Мутемуна (вскрикивает и бросается к Ас—Шун). Ас—Шун! Что с тобой?!
Хрим. Притворство! Вы, видно сговорились!
Мутемуна. Нет! Что ты! Послушай её сердце! Прикоснись к её руке!
Хрим (приседает возле Ас—Шун, слушает её сердце). Оно не бьётся… Руки холодные… Ас—Шун мертва?!
Ти (приседает рядом и тоже слушает сердце Ас—Шун). Нет, господин, это не смерть.
Хрим. Так что же это?!
Ти. Это такое состояние между смертью и сном. Она может проснуться, но может и умереть.
Хрим. Почему так произошло?
Мутемуна. Это может быть от сильного волнения, страха, страданий или тяжёлой болезни… Ас—Шун испугалась трудного пути…
Хрим. Всё равно, я заберу её с собой! Она проснётся по дороге…
Мутемуна. Нет, господин, по дороге она умрёт.
Хрим. Почему?
Ти. Солнце убьёт её. Ей сейчас нужна прохлада и покой. И отвар из целебных трав. Губы её надо смачивать водой, а тело растирать мазью…
Хрим. Я заберу её с собой!

Мутемуна и Ти встают и отходят от Ас—Шун. По щекам
Мутемуны текут слёзы. Обе девушки низко склонили голову,
как на похоронах.

Мутемуна. Прощай, Ас—Шун.
Ти. Пусть твой путь будет лёгким. Мы прочитаем все молитвы, облегчающие путь души в царство мёртвых…
Хрим (хочет поднять Ас—Шун на руки, но передумывает). Нет. Я не могу её убить. Я потом вернусь за ней. Скажите ей, когда она проснётся, что я за ней обязательно вернусь! Пусть она ждёт меня и будет мне верна! Позаботьтесь о ней. Я оставлю вам еду. Заберу только вино, оно вам ни к чему…

Вбегает воин.

Воин. Войско Тутмоса движется сюда! Нам надо спешить!
Хрим. Да. Мы уходим. (Целует Ас—Шун.) Какие холодные губы… Скорее просыпайся… И жди меня. Жди!

Хрим и воин уходят. Мутемуна и Ти, склоняются над Ас—Шун.
В Египте свет гаснет. В московской квартире зажигается.
Марина лежит на тахте, она готовится ко сну. Уже протянула
руку, чтобы выключить ночник и в это время звонит телефон.

Марина (по телефону). Да.
Голос Светы. Маринка, ну как?
Марина. Ты про кино? Классный фильм! Там такие спецэффекты!
Света. Да на черта мне твой фильм?! Тебе Лёша сделал предложение?
Марина. Вроде как да… Но скорее всего, нет…
Света. Ну и как это понимать?!
Марина. Лёша хочет, чтобы я бросила свою профессию и занималась только домом и детьми. Это его жёсткое условие!
Света. Ну надо же какой козёл оказался! Я-то думала, что вы поженитесь, и он тебе карьеру устроит. Будет для тебя фильмы снимать! Осыплет золотом и выведет в звёзды! Ну ладно, одним разочарованием в жизни больше, всего-то… А он тебе это, прямо во время просмотра фильма сказал?
Марина. Он к просмотру фильма не имел никакого отношения. Мы с ним, ещё до того, всё выяснили и Лёша психанул и ушёл. А в кино мы пошли с Андреем. Не пропадать же билетам в конце концов…
Света. Скажите, какая ты стала меркантильная! ( Смеётся.) Молодец! С паршивой овцы, хоть шерсти клок! А что касается Андрюши… Он, конечно, парень хороший, нашей группы крови и вообще…
Марина. Но два нищих актёра, это не смешно—ты это хочешь сказать?
Света. Что-то вроде этого. Но, конечно, решать тебе…
Марина. Угу… Я решила пока ничего не решать. Пусть всё идёт, как идёт, а там видно будет. А вообще, я ложусь спать. Завтра репетиция, ты не забыла?
Света. Помню. Ну, давай, до завтра!
Марина. Пока! (Кладёт трубку. Выключает ночник и засыпает.)

Комната Марины и комната в храме Луны одинаково чуть
освещены голубоватым светом. Свет этот проходит через
зеркало, оно снова прозрачно. Ас—Шун встаёт со своего ложа,
и как сомнамбула идёт к зеркалу, смотрит через него на спящую
Марину.

Ас—Шун. Ты воплощение моё. Бледная тень моя. Но мне без тебя не обойтись… Поговори со мной.
Марина (говорит во сне). Кто ты?
Ас—Шун. Я жрица Луны, Ас—Шун.
Марина. Что тебе надо от меня?
Ас—Шун. Я—это ты, но через тысячи лет. Я хочу, чтобы ты стала другой. Подойди ко мне, я хочу рассмотреть тебя.
Марина (встаёт и подходит к зеркалу). Неужели я была когда-то такой?!
Ас—Шун. Какая ты себе нравишься?
Марина. Что за странный вопрос? Ты—восточная красавица! А я просто симпатичная девушка с неброской внешностью…
Ас—Шун. Не важно, что ты не похожа на меня. Ты можешь достичь своего совершенства и стать красавицей!
Марина. Объясни, как это возможно?
Ас—Шун. Тело, это храм, в котором живёт божество—душа! Если заботится только о своём божестве, то храм придёт в запущение и никто не захочет приблизиться к нему. Ты понимаешь?
Марина. Я забочусь о своём теле. Я всегда чистая и свежая. У меня хорошая косметика и я купила себе дорогое платье…
Ас—Шун. Я говорю не об этом. Когда придёт твоя ночь наслаждений и ты снимешь своё платье и смоешь косметику, что останется? Вялое, неповоротливое тело, кожа, не знавшая царственного ухода. А твои волосы! Что ты с ними делаешь?! Не стриги их так жестоко, дай им вырасти и ухаживай за ними! И когда они заструятся шёлком по твоим плечам и спине, тогда не найдётся мужчины, который не захотел бы прикоснуться к ним. Который не испытал бы желания почувствовать прикосновение этих нежных струй к своему телу. Я научу тебя всему и ты станешь необыкновенно притягательной женщиной. Только пожелай!
Марина. Только пожелать и всё?
Ас—Шун. Не только… Ты должна будешь соединиться со мной! Стать мной, то есть собой, но в прошлом воплощении. Ты хочешь этого?
Марина. Я не знаю… Что-то меня настораживает… Я не могу сразу дать ответ.
Ас—Шун. Хорошо, подумай. Но позволь мне быть с тобой, хотя бы один день твоей жизни?
Марина. Ну если один день… Ладно. Я согласна. (Идёт к тахте и ложится.) Посмотрим что получится. (Засыпает.)

Ас—Шун возвращается на своё ложе и ложится, так как
лежала.

Ас—Шун. Пока я сплю, душа моя будет с тобой, моя бледная тень.

Свет в комнате Марины гаснет. В Египте загорается
ярче. К Ас—Шун подходят Мутемуна и Ти. Они
склоняются над ней и натирают мазью ей руки и
тело, но не целиком, а отдельные его части. Другой
мазью натирают виски и середину лба. Что-то вливают
Ас—Шун в рот. Бинтуют специальными бинтами ступни
её ног. Делают массаж головы.

Мутемуна. Её сон слишком глубок. Она спит уже третий день и мы не можем ничего сделать… Она слишком быстро теряет в весе, как будто не спит, а что-то делает, тратит свои силы… Мы, наверное, не сможем её разбудить. Она оставляет нас…
Ти (плачет). Я не думала, что мне будет так её жалко. И не потому, что она спасла нам жизнь. Мы ей просто нужны. Она плохо играет на флейте и ещё хуже поёт, мы были её музыкой и голосом. Мы были её подругами и служанками. Мы тоже жрицы и знаем все тонкости нашего дела. Она без нас не справилась бы. Только поэтому она берегла нас. Но сейчас, я прощаю ей всё! Я стыжусь своей ревности и зависти! Я вдруг поняла, что привязалась к ней, какой бы она ни была!
Мутемуна. Если она действительно перейдёт в другой мир, то кто заменит её?
Ти. Только не я! Мутемуна, придётся тебе…
Мутемуна. Нет! Вспомни, когда я заменяла её, нам мало приносили даров. А иногда, люди вообще уходили, увидев, что молитву Луне будет возносить
не Ас—Шун. Пусть лучше жрецы пришлют нам новую жрицу…
Ти. После гиксосов кто из жрецов остался в живых? Есть ли девочки, готовые стать жрицами? И найдется ли среди них такая, которая сможет стать равной Ас—Шун?
Мутемуна. Да, возможно теперь всё будет не так просто, как было раньше… Почему к нам никто не едет? Фивы уже два дня как освобождены. Гиксосов гонят из всего Египта! А про нас, кажется, забыли…
Ти. Просто сейчас не до нас. Надо добить этих варваров! Убить всех до одного! Что они сделали с нашим Египтом?! Что они сделали с нашим народом?! Они глумились над нашими богами! Для них вообще нет ничего святого! У них и души-то, наверное, нет!
Мутемуна. Мы с тобой даже не знаем всего ужаса их власти. Благодаря Ас—Шун.

Вбегает молодой человек в одежде египетского воина, это Аанен.

Аанен. Здесь кто—нибудь есть?
Мутемуна (спешит к нему). Да! Мы живы! Ты воин Тутмоса?
Аанен. Да. Наш фараон Тутмос вернул нам Египет! Слава ему! А ты жрица Луны?
Мутемуна. Да.
Аанен. Ты Ас—Шун? Я много слышал о твоей красоте! Ты действительно прекрасна!
Мутемуна. Я не Ас—Шун. Я Мутемуна.
Аанен. А где Ас—Шун?
Мутемуна. Она спит. Вот уже три дня… Мы ухаживаем за ней с жрицей Ти, мы пытаемся вернуть её к жизни…
Аанен. Здесь так темно, я не вижу где она?
Мутемуна. У нас теперь горит только один светильник. У нас почти не осталось масла… Пойдём, я провожу тебя к Ас—Шун.

Мутемуна идёт к Ас—Шун и всё время оглядывается на
Аанена. Пытается разглядеть его лицо. И вот он входит в свет
от светильника и Мутемуна вскрикивает, и с ужасом смотрит
в его лицо.

Мутемуна. Это ты?! Ты не погиб?! Или вернулся из другого мира, чтобы мстить?
Аанен. Тебе знакомо моё лицо? Да, мы с братом похожи… Только родинки у меня нет.
Мутемуна. И правда… И ты моложе… Я хорошо запомнила его… У него был золотой корабль…
Аанен. Моя мать не пережила его смерти, она умерла от горя. Он бросил жену и детей! Когда пришли гиксосы, я защищал его семью, а это был его долг! Но он бросил нас всех! И я пришёл, чтобы посмотреть на эту женщину, ради которой мой брат принёс нас и себя в жертву ей!
Мутемуна. Ас—Шун перед тобой. (Указывает на ложе, где лежит Ас—Шун.)
Аанен. Мне она не кажется красивой.
Ти. Она тает, как умирающая Луна и красота её блекнет. Но если бы ты увидел её тогда… Ты бы тоже не устоял перед её чарами…
Аанен. Для меня важнее всего долг! Перед теми, чья жизнь зависит от меня! Может быть я и страдал бы, сходил с ума, но не бросил самых близких для меня людей! Я пришёл, чтобы сказать ей, как я её презираю! Я хотел убить её! Но потом остыл… Она жрица и её жизнь священна! Даже эти звери, гиксосы её не тронули…
Ти (усмехается). Да. Их предводитель Хрим, тоже мужчина.
Аанен. Что?! Ты хочешь сказать…
Мутемуна. Послушай! Как твоё имя?
Аанен. Аанен.
Мутемуна. Послушай, Аанен, что могла сделать Ас—Шун, слабая женщина, против этого чудовища? Ей некуда было деться!
Аанен. Ей нужно было бежать в другой мир! Тогда она сохранила бы свою чистоту! А теперь она сама грязь! Мерзкая, зловонная сучка!
Ти. Не надо так!
Аанен. А может быть и вы были подстилками у гиксосов?!
Мутемуна. Как ты смеешь? Мы девственницы! И мы жрицы, не забывай об этом!
Ти. Уходи! Немедленно уходи! Вы, мужчины, бросили нас на растерзание гиксосов! Почему вы не разбили их сразу?! Отдали им Египет на разграбление и поругание?! Как ты можешь упрекать изнасилованную женщину, если сам не смог её защитить?! Убирайся!
Аанен (падает на колени, по щекам его текут слёзы). Простите меня! Умоляю, простите! Я больше виноват… Позвольте мне прийти ещё… Я принесу вам масло для светильников и еды.
Мутемуна. Лучше принеси нам воды. Мы не пили целый день. Берегли воду для Ас—Шун.
Аанен. Я принесу вам много воды! Я принесу вам всё! (Убегает.)
Мутемуна. Как он похож на своего брата…
Ти. Только этот смотрел не отрываясь на тебя.

Свет в Египте гаснет. В московской квартире
загорается. Марина в халате сидит у зеркала и
расчёсывает волосы.

Марина. Маска для волос просто чудо! Рука в волосах просто скользит как в шёлковых нитях! Так приятно… И запах от волос нежный и свежий. (Проводит рукой по ноге.) И кожа стала шёлковой.

В зеркале появляется Ас—Шун.

Ас—Шун. Полюби своё тело! Служи ему и оно послужит тебе! Красота, это большой труд. Каждодневный, упорный… Тебе нужно начать заниматься гимнастикой. Подобрать к твоей коже ароматы.
Марина. А что любила ты?
Ас—Шун. Сандаловое масло. Но тебе это не подойдёт, ты светловолосая, белокожая… Тебе нужен другой: тонкий, едва уловимый, тёплый и нежный запах, который окутает тебя и создаст ощущение, что ты ангел, спустившийся с небес. Но глаза твои должны уметь быть страстными! Как среди синего неба нежности и любви, вдруг промелькнёт молния! И это будет очень притягательно, загадочно…
Марина. А что ещё?
Ас—Шун. Всё важно: взгляд, походка, улыбка, поворот головы…
Марина. Улыбаться ты меня тоже научишь?
Ас—Шун. И улыбаться и следить за тем, чтобы дыхание твоё было свежим, как весенний ветер! В красоте нет мелочей.
Марина. А ты знаешь, все уже заметили, что я похорошела. Я хотела ограничиться одним днём, а вот теперь ты со мной уже пять дней и не хочу ещё с тобой расставаться. Мне нравятся взгляды, которые бросают на меня мужчины.
Ас—Шун. Что взгляды! Я научу тебя, как заставить их бросить свою жизнь тебе под ноги! Ты станешь царицей!
Марина (смеясь). У нас уже нет царей и цариц тоже…
Ас—Шун. Вы живёте без власти?!
Марина. С властью… Но это другая власть. У нас демократия или что-то отдалённо напоминающее её…
Ас—Шун. А кто главный? Самый главный?
Марина. Президент.
Ас—Шун. Я научу тебя как покорить его!
Марина (смеётся). Не стоит! Да это и невозможно! К нему даже близко не подойдёшь.
Ас—Шун. Тебе и не надо подходить. Он сам к тебе придёт, когда слава о твоей красоте и обольстительности разнесётся по стране!
Марина (хохочет). Как разнесётся? В программе «Время» покажут? Ты меня не смеши! Сама же говоришь, что с мимикой надо осторожней, от неё морщины появляются. (Продолжает смеяться.)
Ас—Шун. Ты напрасно думаешь, что это невозможно!
Марина. Нет, это ты ничего не понимаешь в нашей жизни! Если даже и задаться этой бредовой идеей, то пока я буду пробиваться к президенту пройдёт много времени и президентом будет уже кто-то другой.
Ас—Шун. Он что такой старый, ваш нынешний президент?
Марина. Он молодой, но дело в том, что его скоро переизберут.
Ас—Шун. Он президент не по крови?!
Марина. Ну я же говорю, что ты ничего не понимаешь.
Ас—Шун. Как в вашем мире всё зыбко… Но мы можем сразу начать пробиваться к будущему президенту.
Марина. А ты знаешь кто им будет?
Ас—Шун. Нет. И что, ты тоже не знаешь?
Марина. Никто не знает. Кого выберут, тот и будет.
Ас—Шун. Как у вас всё странно… Ну хорошо—есть же человек от которого зависит твоя жизнь? Который может её улучшить?
Марина. Ну, это может быть наш режиссёр…
Ас—Шун. Тогда очаруешь его! Сведёшь его с ума!
Марина. Да он и так почти сошёл, без моего участия. Этот вариант тоже не подходит. И потом, что значит очаруешь? Спать с ним, да?
Ас—Шун. А как же без этого?!
Марина. Так он и так не откажется, не стоит и трудиться… Тот ещё кобель! Но мне с ним в постель ложиться… (Передёрнулась от отвращения). Да я лучше под паровоз, как Анна Каренина…
Ас—Шун. Я не понимаю! Неужели в вашем мире нет места такому чуду, как власть женской красоты? Власть любви? У вас только работа на уме? А удовольствия? Безумство страсти—неужели оно вам не доступно?
Марина. Нам всё доступно! В свободное от работы время.
Ас—Шун. Люди очень изменились. Но я не верю, что та власть, которой обладаю я, здесь уже бесполезна.

Звонок в дверь. Ас—Шун исчезает.

Марина. Кого это принесло? (Идёт открывать и возвращается со Стасом. В руке у него большая дорожная сумка.) Ты чего это без звонка…
Стас. Да не успел, и мобильник разрядился… Слушай, солнце моё, я поживу у тебя несколько дней. Тут такая ситуация: от Ирки я ушёл, мы разводимся, а с Наташкой мы не сошлись характерами. Вобщем жить мне пока негде, поэтому я к тебе…
Марина. Меня спросить не хочешь, нужен ты мне здесь или нет?!
Стас. Ну, нужен, не нужен, а деваться мне некуда. Ничего, потерпишь. Я тебе, кстати и долг привёз. (Кладёт деньги на стол.) Правда пока не всё, а только половину… Остальные потом отдам.
Марина. Ты не можешь у меня остаться! У меня своя личная жизнь! Ты мне будешь мешать! И где ты будешь спать? У меня одна тахта!
Стас. Ничего, я как—нибудь… Раскладушку куплю.
Марина. А что подумает Андрей?
Стас. Подумает, что ты добрый, чудесный человек! Что ещё он может подумать?! (Открывает сумку и начинает доставать свои вещи.) Я переоденусь и лягу спать. Всю ночь с Наташкой отношения выясняли, спать хочу, сил нет. Ты мне ключи от квартиры дай, чтобы друг друга не стеснять…

Марина подходит к зеркалу. В зеркале появляется Ас—Шун.
Марина распрямляет плечи и с глазами, полными гнева,
поворачивается к Стасу. Говорит совсем другим, властным голосом.

Марина. Ключи я тебе не дам! Ты соберёшь свои вещи и немедленно уйдёшь! Навсегда!
Стас. Что с тобой?! Ты что роль королевы в театре получила? Репетируешь?
Марина. Немедленно убирайся из моего дома!
Стас. Ты что?! Мне же нужна помощь! Как можно выгнать человека в беде?! Маринка, ты же не безжалостная сучка, как другие…
Марина. И это даёт тебе право бессовестно влезать в мою жизнь? Ты думаешь, что можешь пользоваться мной по своему усмотрению?! Положи все деньги, которые ты мне должен, и немедленно уходи!
Стас. Ты раньше так не смотрела! (Бросает деньги на стол.) На, подавись своими деньгами! Но мне некуда идти! И я не уйду!
Марина. Уйдёшь! Или я буду кричать так, что сбегутся все соседи. Ты хочешь, чтобы тебя увезли в милицейской машине?
Стас. Ты не будешь кричать. Ты что-то играешь, но это пройдёт!
Марина (буквально гипнотизирует его взглядом). У—хо—ди! Я не шучу!
(С силой бьёт Стаса по щеке.) Хочешь ещё?!
Стас (лихорадочно собирает вещи, а сам с ужасом смотрит на Марину). Ты с ума сошла… Точно… Ты просто опасна…
Марина. Да, я могу убить, если кто-то встанет на моём пути!
Стас. Да, я вижу! Не смотри так на меня! Я ухожу!
Марина. И посмей только сказать мне какую—нибудь гнусность! Я вцеплюсь в твои глаза ногтями! Я вырву твой язык!
Стас. Не надо! Рехнулась… (Хватает сумку и пятится к выходу.) Я поеду к маме… Ты не обижайся… Я не такое уж дерьмо…
Марина. Пошёл вон!

Стас убегает, захлопнув за собой дверь.

Марина. Неужели это я?!
Ас—Шун. Нет! Это я! Вот что значит быть царицей! И ты будешь такой со всеми и всегда!
Марина. Нет, я не хочу! От меня уйдут все мои друзья. Андрей не захочет со мной встречаться. Он не будет любить меня такую… Королеву!
Ас—Шун. Ещё как будет! Будет ползать рабом у твоих ног!
Марина. Да не хочу я, чтобы у моих ног кто-то ползал! Я хочу добрых, тёплых, искренних отношений! Как сейчас! Понимаешь?
Ас—Шун. Но почему? Если можно получить большее, почему надо от этого отказываться?
Марина. Это не большее, это чрезмерное! Мне не нужна власть над другими! Я просто хочу быть счастливой и дарить счастье тем, кого я люблю! Ты это можешь понять?!
Ас—Шун. Это ты не можешь понять, что без власти твоё счастье будет ненадёжным. Ты не будешь уверена, что завтра, твой Андрей не полюбит другую женщину. А надо влюблять в себя так, чтобы стать для него единственной женщиной во Вселенной! Так любили меня! И чтобы этого добиться, тебе надо стать мной!
Марина. Погоди… До меня только начало доходить… Как же это так—ты, это я, но мы совершенно разные! Почему? Если я должна стать тобой, то значит, я—не ты! Я—не ты!
Ас—Шун. Я постараюсь тебе это объяснить. После смерти каждого человека, его душа проходит путь очищения и искупления грехов. Уже очищенная, более разумная и светлая душа, снова может переселиться в тело. Ты не единственное моё воплощение. Было много, но ты самое лучшее. Ты —часть души, а вторая часть—я! Но мы можем соединиться. Я уже всё искупила! Нужно только твоё желание.
Марина. Значит ты, более тёмная часть одной, нашей общей души? И ты хочешь вернуться, чтобы всё опять во мне испачкать?
Ас—Шун. Нет! Что ты! Наказания мне были даны не за красоту, а за мои поступки: чрезмерную гордыню, предательство, ложь, лицемерие… Я всё поняла и никогда не посмела повторить это снова! Я бы и тебя уберегала от этих ошибок! Поверь мне! Наказания я боюсь больше чем ты, ибо знаю, что это такое…
Марина. И как бы ты построила свою жизнь?
Ас—Шун. Я прожила бы её чисто! Я посвятила бы себя одному мужчине, и дала бы ему безмерное счастье. Но этот мужчина был бы великим человеком и могущественным. Ты пойми, только такая женщина как я может выбирать для себя всё, что захочет. Тебе без меня, придётся довольствоваться только тем, что перепадёт от жизни…
Марина. Это ты Андрея имеешь в виду?
Ас—Шун. Всех тех мужчин, что тебя окружают. Для себя, я бы не выбрала никого. Тем более нищего.
Марина. Ах так, значит Андрей для тебя плох?! Да что ты понимаешь в людях?! Ты всю жизнь была поглощена только собой и своим искусством давать наслаждение и этим порабощать! А жизнь состоит не только из этого! Человеку надо ещё много, много чего!
Ас—Шун. Ну ты же не думаешь, что это много—много—твой Андрей сможет тебе дать!
Марина. Да что ты всё заладила—дать, дать… Я и сама могу чего-то в жизни добиться! Это даже интересней, чем ждать когда тебе что-то в клювике принесут! А всё, что мне нужно от Андрея, так это любовь, уважение и понимание! Ну ещё, чтобы не скучно было… И это всё есть! И почему ты решила, что он для меня, вроде как на безрыбье? Вариант за неимением лучшего? А может быть он мне Богом послан? И зачем мне тогда ещё чего-то выбирать? Да я и не хочу никого другого!
Ас—Шун. Ты просто поняла, что он лучший из… худших! И уже рада этому! Как же ты измельчала, часть моей души!
Марина. А по—моему, это ты ещё не до конца, очистилась от гордыни! Знаешь что, я решила—вместе нам делать нечего! Возвращайся в свой Египет и живи там как хочешь! А мне тут, раздвоения личности ни к чему! Я хочу жить своим сердцем, а не твоим ледяным разумом!
Ас—Шун. Позволь мне остаться ещё на несколько дней?
Марина. Нет. Не стоит. Я не изменю себе. Прощай. Если захочешь, можешь мне ещё сниться.
Ас—Шун. Прощай. Не пожалей о своём решении. Потом будет поздно.
Марина. Потом, это потом… До него ещё дожить надо… Прощай!

Свет в Марининой квартире гаснет. В Египте загорается.
Ас—Шун, посвежевшая и красиво одетая, ходит нервно по
комнате и не может найти себе места. Ти меняет покрывало на
ложе и посматривает на Ас—Шун.

Ас—Шун. Прошло столько времени… В Египте всё в порядке: фараона Тутмоса люди боготворят, Нил разлился так широко, как давно уже не разливался, будет богатый урожай… Всё награбленное гиксосами вернули, а их почти всех уничтожили и уже некого бояться. Люди веселятся. Даже те, кто тосковал по убитым родственникам, уже успокоились: они знают, что их родные в лучшем мире и им там хорошо… Так почему же никто не приходит к нашему храму? Седьмое полнолуние я поднимаюсь, чтобы служить богине Луне! И никого не вижу у стен храма! Я же вернула свою красоту! Я по—прежнему прекрасно танцую! Только вот петь некому… Мутемуна ушла со своим возлюбленным… Просто сбежала…
Ти. Она недавно приходила. Ты спала и она не захотела тебя будить…
Ас—Шун. Как она живёт? Не жалеет, что ушла от нас?
Ти. Нет, не жалеет. Она счастлива. Аанен любит её, а она его и у них скоро родится ребёнок.
Ас—Шун. Не понимаю… Как можно бросить покрывало жрицы и стать простой женщиной? Возиться с детьми, угождать мужу, готовить, убирать дом… Нудная, тяжёлая работа и ничего возвышенного! Так и будет копошиться вместе со всеми до конца своих дней!
Ти. Но ей это нравится!
Ас—Шун. Ну что ж, птице хорошо в небесах, а лягушке в болоте.
Ти. Я хотела поговорить с тобой.
Ас—Шун. Говори.
Ти. Вчера приходил мой брат. Моя семья уцелела. Они спаслись бегством и теперь живут в деревне, недалеко от Фив.
Ас—Шун. Я рада за тебя. И что?
Ти. Мой отец хочет, чтобы я ушла из храма. Он нашёл мне жениха.
Ас—Шун. Ты жрица и он не сможет забрать тебя своей отцовской волей!
Ти. Отец говорит, что если я не уйду сейчас, то потом на мне никто не женится. Наш храм и мы, жрицы, замараны тем, что приняли Хрима. Поэтому к нам никто и не приходит. Человек, который хочет на мне жениться, знает меня с детства и верит в мою чистоту. Он остался вдовцом и ему нужна жена. Если я откажусь, он женится на другой…
Ас—Шун. Ах, вот как… Ему просто нужна жена! Вероятно у него уже есть дети?
Ти. Да, двое малышей. Им нужна мать. И я согласилась стать ею.
Ас—Шун. И ты в то же болото… Он хотя бы не беден?
Ти. Он очень богат. И он обещал моему отцу помощь и поддержку, если я стану его женой.
Ас—Шун. Я понимаю, это выгодно твоей семье, но ты сама, что от этого получишь? У Мутемуны есть хотя бы любовь, а что достанется тебе?
Ти. Тот, кого я любила, погиб. Равного ему не будет. Я уже никого не смогу полюбить так, как любила его… Пусть от моей жизни будет польза близким мне людям, это доставит мне радость. Я буду заботиться о моём муже и о его детях. Я очень люблю маленьких детей. А потом у меня родятся свои. Там мне будет лучше, чем здесь.
Ас—Шун. Не торопись с решением! Всё скоро вернётся! Люди как прежде будут приходить к нам и приносить свои дары, приедет фараон…
Ти. Тутмос не приедет сюда никогда. Он не может простить предательство своего брата Аменхотепа. Он говорит, что наш храм осквернён. А тебя даже видеть не хочет…
Ас—Шун (усмехается). Пока не хочет… Сейчас ему очень важно, что о нём будет говорить его народ. И он боится увидеть меня и попасть под власть моих чар. Но наступит время, когда ему станет безразлично, что и кто о нём говорит, потому что дороже счастья любви ничего нет! И он будет ждать этого счастья! Я же помню, как он смотрел на меня! Тогда, когда был ещё Аменхотеп! Его взгляды обжигали меня, сдирали одежду и просто пожирали моё тело! Я кожей чувствовала прикосновение его взгляда на моей груди, на животе, на ногах, и на бёдрах! Он мысленно сливался со мной в любовном экстазе, дрожал, закрывал глаза. Он тогда тоже боялся смотреть на меня. Я была возлюбленная его брата, фараона и Тутмос обязан был соблюдать приличия. А сейчас между нами нет преград! Он ещё не может решиться, но Тутмос придёт ко мне, я уверена в этом. И я помогу ему в этом: объявлю, что умираю и попрошу его прийти, чтобы перед смертью попросить у него прощения. Он не откажет! Он такой же добрый, как и его брат, Аменхотеп.
Ти. Жрецы нашли новых жриц для нашего храма. Ты не останешься здесь.
Ас—Шун. Я знаю, что нашли… Совсем ещё молоденьких, необученных девочек. Те девушки, которые должны были сменить нас, все погибли. Я знаю, они добровольно приняли смерть. Им сейчас воздают почести! Приносят белые цветы на их могилы… А эти, которых нашли жрецы—говорят они очень красивы—но им ещё многому придётся научиться! Нас учили десять лет! И я не думаю, что кто-то из них быстро достигнет такого совершенства как я. Если вообще смогут подняться до моего уровня. Мне никогда не будет равных! Единственный мой недостаток: слабый голос. Но никто об этом даже не догадывался. Кстати, всё считали, что игра на флейте и пение, это тоже мои божественные таланты. Я всё могу обратить в свою пользу! И снова верну свою власть!
Ти. А вдруг, на этот раз ты ошибаешься?
Ас—Шун. Я никогда не ошибаюсь! Подумай, Ти, почему это вдруг Тутмос, считающий меня осквернительницей храма и памяти его брата, почему он запретил трогать меня? Жрецы хотели сурово наказать меня, люди требовали моего изгнания, а кто-то кричал даже о казни! Но Тутмос не дал им расправиться надо мной. Нам по—прежнему приносят еду, воду и всё, что нам нужно. Почему?
Ти. Тутмос пощадил нас в честь своей славной победы над врагом.
Ас—Шун (смеётся). Нет! Он оставил себе шанс ещё насладиться мною! Он чувствует, что никто кроме меня не даст ему такого счастья любви!
Ти. А ведь это всё притворство…
Ас—Шун. Это игра! Игра, которой я владею в совершенстве! Ещё никто и никогда не заподозрил меня в неискренности! Все мне верили! Потому, что хотели верить в такую неистовую, возвышенную любовь! Потому, что хотели этой любви со мной, прекраснейшей женщиной на земле! И какая разница, игра это была или не игра—они были счастливы! Безмерно счастливы! И это главное.
Ти. А была ли счастлива ты сама?
Ас—Шун. Да! Очень! Я упивалась своей властью над ними! Нет ничего слаще, ощущения своей власти! Это больше, чем быть царицей! Это осознание себя как божества! (Помолчав, тихо.) Не уходи от меня, ты мне очень нужна. Отношение к нам изменится, я обещаю тебе это, и ты найдёшь себе потом другого мужа. Лучшего, чем этот! Не бросай меня, Ти! Сестра моя!
Ти. Нет, прости, не могу… Я уже дала согласие и меня ждут. И мне уже не хочется быть жрицей. Я хочу тихо прожить свою жизнь, я устала от потрясений.
Ас—Шун. Когда ты покидаешь меня?
Ти. Завтра утром мой отец приедет за мной.
Ас—Шун. На прощание, я хочу дать тебе совет: не старайся полюбить своего мужа. Любовь, это всегда зависимость. Большая любовь—рабство!
Ти. Мне не понадобится твой совет. Моё сердце умерло вместе с тем, кого я беспредельно любила. Он погиб в том бою, у стен нашего храма. Он отдал свою жизнь защищая нас. Я всегда буду помнить о нём. Но у меня осталась ещё слабая надежда, что моё сердце не всегда будет мёртвым, что когда—нибудь оно оживёт. То рабство, о котором ты говоришь, не страшит меня, там есть место счастью. Лучше такое рабство, чем бессмысленная жизнь в леденящем одиночестве.
Ас—Шун. Ну что ж… Может быть для тебя так будет лучше… Возможно, твои надежды сбудутся. Я желаю тебе счастья! Но мне, почему-то не верится, что променяв храм Луны на крестьянский труд, можно действительно стать счастливой!

Ас—Шун уходит. Египет затемнён. А квартира Марины
освещается. На тахте лежит Андрей. Марина у зеркала
что-то втирает себе в лицо. На голове у неё тюрбан из
полотенца.

Андрей. Маринка, хватит уже колдовать над собой! Давай, ложись, завтра рано вставать.
Марина. Погоди, Андрюш, я скоро…
Андрей. Была всё—таки на востоке житейская мудрость, когда они разделяли дом на две половины: мужскую и женскую. Мужчина был избавлен от созерцания всего этого безобразия и мог наслаждаться уже конечным результатом.
Марина (смеётся). Когда мы заработаем на большую квартиру, мы её обязательно разделим на две половины. А пока потерпи.
Андрей. Марин, ты так много времени тратишь на свою красоту, что меня это уже начинает беспокоить…
Марина. Почему? Тебе же нравилось, что я похорошела.
Андрей. Понимаешь, я заметил, что женщина, бросившая все силы на своё усовершенствование, потом начинает относиться к своей красоте как к идолу! Мало того, что сами этому идолу служат, так норовят и других заставить ему служить. Такая красота отнимает разум—они ж ни о чём другом просто думать не могут! Им книжку некогда почитать!
Марина. И что ты предлагаешь?
Андрей. Найти золотую середину, как учили древние! Время для ума, время для души, время для красоты, а сейчас, самое время для тела… Иди сюда! Я уже заждался!
Марина. Андрюш, но не могу же я с мокрыми волосами и липким лицом залезть к тебе в постель?! Через десять минут я буду готова и тогда…
Андрей. О-о-о… Не распаляй меня! А то я не взирая на липкое лицо, брошусь на тебя и повалю вместе со стулом.
Марина (смеётся). Можно попробовать и этот вариант. Но не желательно прямо сейчас. Завтра я должна быть красивой. Ты знаешь, я была на кастинге, меня пригласили на небольшую роль, но потом сказали, что я могу претендовать на другую, не главную, на роль второго плана, но довольно большую. Пятнадцать съёмочных дней. Завтра всё должно решиться. Если я её получу, то за съёмочный день, мне будут платить четыреста долларов.
Андрей. Неплохо. У тебя наметился прогресс: в театре дали главную роль, в кино, роль второго плана. Может и мне всем этим вымазаться, чтобы и мои дела лучше пошли?
Марина. А может быть тебе лучше накачаться, как Сталлоне?
Андрей. Чем накачаться? Стероидами?
Марина. Нет, только без этого! Я хочу иметь здоровое потомство.
Андрей. А если хочешь потомство, то хватит молоть ерунду, вытирай лицо и живо ко мне!

Марина, смеясь вытирает лицо, снимает тюрбан и
прыгает к Андрею.

Андрей. Как ты изумительно пахнешь! (Снимает с неё халат.) Я просто с ума схожу от этого запаха, от твоей кожи… (Страстно целует её.) Но не это главное! Я люблю тебя за искренность, за твою нежность и доброту. (Целует её.) Я так боюсь, что ты встретишь другого, лучшего, чем я… (Поцелуй.) Я так люблю тебя! Люблю!
Марина. Лучше тебя никого нет. (Целует его.) Нет и не будет! Я так счастлива с тобой! Мой любимый! Мой единственный!

Свет в квартире Марины гаснет. В Египте загорается.
Ас—Шун сидит на своём ложе, склонив голову. Входит
Ти в одежде простой горожанки.

Ти. Я собрала свои вещи и пришла проститься с тобой. Скоро за мной приедут.
Ас—Шун. Всё—таки ты уходишь! Ну что ж, прощай.
Ти. Не держи на меня зла.
Ас—Шун. Нет, я не злюсь, мне досадно. Ты была хорошей жрицей и помощницей. Ты была мне подругой. Вы с Мутемуной выходили меня, а это было непросто. Я ведь тогда выпила сонный порошок и сознательно приняла его слишком много, потому что опасалась, что Хрим увезёт меня даже спящую. Я должна была стать полумёртвой, чтобы он оставил меня. Я бы сама не очнулась. Вы с Мутемуной вернули меня к жизни. А тебе я благодарна ещё и за то, что ты отстаивала мою честь. Я знаю, ты впервые в жизни солгала… Ты сказала Аанену, что Хрим насильно заставил меня, услаждать его тело. Вы с Мутемуной сделали для меня всё, что смогли… Я всегда была уверена в вас.
Ти. Я догадалась, почему ты впала в этот опасный сон…
Ас—Шун. На твою догадливость я тоже рассчитывала.
Ти. А куда ты дела яд? У нас была целая коробка, а потом она оказалась пустой…
Ас—Шун. Я высыпала весь наш яд в вино. В мои планы не входило, чтобы Хрим со своими гиксосами возвращался. Ты осуждаешь меня за это?
Ти. Не знаю, что и думать… Жрицам Луны нельзя лишать кого—либо жизни… Даже животных…
Ас—Шун. Для этих животных я сделала исключение.
Ти. Ас—Шун, я хотела попросить тебя…
Ас—Шун. Проси.
Ти. Можно я возьму с собой немного масел для тела и волос? В доме моего мужа у меня будет всё, но я хочу и до свадьбы поддерживать красоту.
Ас—Шун. Возьми всё, что захочешь! И увлажняющую мазь не забудь. Тебе ведь теперь придётся много времени быть на солнце.
Ти. Я буду укрываться. А мазь я возьму. Благодарю тебя. Если позволишь, я буду приходить к тебе, к храму?
Ас—Шун. Приходи.
Ти (прислушивается). Кажется кто-то идёт… Почему так рано?

Входит, озираясь, Хрим. Ас—Шун и Ти, при виде его
испуганно вскрикивают.

Ас—Шун. Ты жив?!
Хрим. Жив. Здесь есть ещё кто—нибудь кроме вас?
Ас—Шун. Нет.
Хрим. Хорошо. Я, как и обещал, приехал за тобой, Ас—Шун. Вижу ты уже здорова и ещё прекрасней, чем была. Собирайся. Нам надо до рассвета уйти. Мне здесь быть опасно. Многие помнят меня.
Ас—Шун. Как тебе удалось выжить?!
Хрим. Воины Тутмоса настигли нас. Мы продвигались слишком медленно. Мои жадные твари, не хотели бросить награбленное, и поплатились за это своими жизнями. А мне удалось бежать и скрыться.
Ас—Шун. Значит так всё было… Позволь я накормлю тебя? Ти, принеси нам еды и напитки…
Хрим. Нет, не надо. Только воды. У нас нет времени.
Ас—Шун (Ти). Принеси воды! (Тихо.) Беги к Фивам, расскажи, что тут происходит!
Ти. Хорошо. (Уходит в комнату за водой, приносит её.)
Ас—Шун (берёт из рук Ти сосуд с водой и протягивает Хриму). Вот, чистая, прохладная вода.

Хрим жадно пьёт. А в это время Ас—Шун делает знак Ти,
уходить. Ти, крадучись, направляется к выходу и уже почти
уходит, но её увидел Хрим. Он отбрасывает пустой сосуд и
бросается к Ти с ножом, выхваченным из—за пояса.

Хрим. Стой!
Ас—Шун. Не тронь её!
Хрим (схватил трясущуюся от страха Ти). Она хотела убежать! Она позвала бы людей!
Ас—Шун. Нет, она только хотела посмотреть, нет ли кого у стен храма. Я велела ей сделать это.
Хрим (вонзает нож Ти в сердце и отбрасывает её). Так будет надёжней!
Ас—Шун. Что ты наделал? Как ты мог?!
Хрим. Ты всегда говорила, что я для тебя дороже всех на свете. Значит дороже и её. Она мне опасна! Мне сейчас в Египте всё опасно! Пойдём! Ничего не бери с собой! Нам придётся много идти!
Ас—Шун. Я не пойду с тобой! Можешь убить и меня!
Хрим. Не пойдёшь?! Как же так?! Я же для тебя счастье и радость! Твоя единственная любовь! Твой мужчина, которого ты ждала всю свою жизнь! Вся Вселенная –для тебя, во мне одном! Так ты мне говорила! И не только говорила: твои ласки, твоя забота, твои глаза… А наши ночи?! Когда ты вся извивалась и стонала подо мной?! Это всё было что?! Обман?!
Ас—Шун. Искренним в моём отношении к тебе, было только одно—яд насыпанный в твоё вино! Почему ты его не выпил?
Хрим. Ты отравила вино?! (Дико хохочет.) Его отбили у нас воины Тутмоса!
Ас—Шун. Наши воины не пьют вина!
Хрим. Но они выпили! (Хохочет.) Значит вот почему они прекратили преследовать меня! Ты спасла мне жизнь, Ас—Шун! Тебя следовало бы убить, но я готов простить тебе даже это! Скажи, что ты любишь меня! Назови меня, господином своим! Обними меня жарко, как ты умеешь! И я забуду всё! Мы уедем с тобой! У нас будет трудная жизнь, но мы будем любить друг друга и это даст нам счастье!
Ас—Шун. Счастье с тобой?! (Смеётся.) Скитаясь по пустыне и пещерам, и ночи проводя в твоих грубых, вонючих объятьях?! Нет! Убирайся! Пошёл вон! Я ненавижу тебя! Ты погубил мою жизнь! И я всегда тебя ненавидела! Я в душе смеялась над тобой!
Хрим. Замолчи! Замолчи! Или я не совладаю с собой!
Ас—Шун. Я провела тебя как мальчишку! Я просто хотела выжить, переждать, а потом, когда тебя убьют, снова вернуть то, что у меня было! Но не получилось… Убирайся! Грязному животному не место в храме!
Хрим (с воем бросается на Ас—Шун и вонзает ей нож в живот). Вот так! В живот, чтобы ты сильнее мучилась! Ты будешь долго мучиться, Ас—Шун!
Ас—Шун. Ничего, я потерплю, я сильная… Ты пришёл вовремя… Я уже не знала куда мне идти… Что мне делать на этой земле… Ты открыл мне двери в лучший мир! Но я даже не благодарна тебе! Это я заставила тебя сделать это! Ты жалкий, глупый кабан! Я всегда делала с тобой, что хотела…
Хрим. Нет! Замолчи! Замолчи! ( Выдёргивает нож из живота и бьёт им Ас—Шун в сердце.) Что?! Теперь молчишь?! (Хохочет как безумный.) А что теперь делать мне? Без тебя? Я не побегу, мне не для кого спасать свою жизнь! Я хочу быть рядом с тобой! Столько, сколько получится! Я жил только надеждой встречи с тобой! Я поверил в твою любовь и думал, что ты меня ждёшь! (Рыдает.) Я не должен был тебя убивать! Я мог бы унести тебя на руках! Ты бы смирилась! Все женщины смиряются. Я сам лишил себя всякой надежды… Но я не убью себя, не доставлю радости Тутмосу. Я уйду и буду копить силы, чтобы вновь прийти в Египет с мечом! Я сотру ваш Египет с лица земли! Всё выжгу до тла! Убью всех от мала до велика! Разрушу все ваши храмы! Завалю трупами Нил! Это будет моя месть тебе, Ас—Шун и всему, что ты любила! Тебя я унесу с собой. Закапаю в песках и в могилу твою набросаю дохлых змей и скорпионов. Ты не достойна быть похоронена как жрица! (Вырывает нож из груди Ас—Шун и отбрасывает его.) Нож я оставлю здесь. Он особенный, на его рукоятке выбито моё имя. Когда придут сюда люди, то они увидят мой нож, мёртвую Ти, и когда не найдут тебя, решат, что ты сбежала со мной. Ты будешь проклята, Ас—Шун своим народом! Проклята! (Берёт Ас—Шун на руки и уходит.)

Вся сцена погружается в кромешную темноту. Затем авансцена
чуть-чуть освещается и все видят Ас—Шун. Она стоит как
изваяние, глаза закрыты, руки опущены.

Ас—Шун. Ад—это не кипящая смола… Это похоже на погребение заживо. Тысячи лет заточения. Без движения, без света и звуков. Глухое, терзающее одиночество. На земле уже давно нет моего храма. Никто не плакал обо мне. Никто меня не помнит. Пустота… Только мои воспоминания. Воспоминания о моих грехах. Воспоминания, которые я хотела бы забыть, но не могу. Тысячи лет… Сколько ещё пройдёт лет? Все оставили меня. Мои воплощения от меня отказались… Где же выход? ( Открывает глаза и пристально всматривается в женщин сидящих в зале.) Есть ли женщины на земле, готовые стать мной?! Я страстно хочу жить! Любой ценой! Любой ценой!

Темнота становится гуще и Ас—Шун исчезает.
Звучит музыка, торжественная, печальная.

КОНЕЦ.